Династия - Синтия Харрод-Иглз

— Тогда я вызвал бы его на дуэль. Вы королева сегодняшнего вечера, вы королева моего сердца… — начал говорить Нэд.

— Прекрати немедленно, Нэд. Ты меня очень смешишь. Так не годится.

Он поцеловал ее руку.

— Все, что вы делаете, уместно и прилично. Вы настоящая королева.

Она продолжала танцевать до самого вечера. Около полуночи слуги затушили факелы. Все разошлись по спальням. Нэд и Ричард принесли гобелен в комнату Элеоноры и повесили его временно поверх старого.

— Завтра мы сделаем все как положено, — сказали они. — Мы хотим, чтобы завтра утром он был первым, что вы увидите.

— Благодарю вас, — ответила она. — Пусть вас благословит Бог. Дети мои, вы подарили мне самый чудесный день.

— Надеюсь, что утром вы не будете чувствовать себя утомленной, — вымолвил Ричард. — Я хочу, чтобы вы сопровождали меня завтра на фабрику. Помните об этом? Там есть несколько дел, которые потребуют вашего внимания.

— Это когда же я была уставшей? — с вызовом ответила Элеонора. — Если что-то должно быть сделано, мы это обязательно сделаем.

Когда на следующее утро горничная пришла открыть шторы, а это было в пять утра, она взглянула на лицо спящей и немедленно пошла будить своего хозяина. Однако первым подошел к постели Элеоноры Джо, чтобы послушать ее дыхание и попробовать пульс.

— Слишком переутомилась после вчерашних танцев, — поставил он свой диагноз, но, встретив взволнованный взгляд Эдуарда, сказал, что лучше всего вызвать доктора.

Врач произнес то же самое.

— Для ее возраста картина может оказаться и иной. У нее крепкое сложение. Если она отдохнет, то встанет и будет как новенькая. Пока сказать трудно. Вызовите меня, если понадобится. В любом случае, я приду завтра.

Элеонора проснулась в девять часов. Первое, что она увидела, был подарок внуков — гобелен. Над ней стоял Джо. Его лицо выражало тревогу и надежду, а взгляд его глаз затуманился.

— О госпожа, Элеонора… Я здесь с самого утра. Я боялся…

— Который час?

— Уже девять. Вчера вы слишком много танцевали. Вы должны отдохнуть и набраться сил. Я пришлю вам обед в комнату…

— Матушка… — Сесилия рвалась к ней.

— Помогите мне подняться, — попросила Элеонора.

Она чувствовала себя очень слабой и не могла шелохнуться. Они приподняли ее на подушках. Она увидела, что в комнате горничная и Ребекка. Они тихо сидели у окна.

— Я ослабела, как малое дитя. Прошу вас, отодвиньтесь от окна. Я хочу увидеть, что там. Так лучше. Нет, Джо, никакого обеда. Я устала. Просто посидите в тишине. Я хочу помолчать.

Она попросила Джо остаться с ней на случай, если ей что-то понадобится.

— Ты более спокойный курьер, чем все эти дамы.

— Да, мадам. Но доктор…

— Тихо, мне не нужен доктор. Я просто утомлена. Джо, мне приснился тот же самый сон. Я на торфяниках — вот такой же вид, сейчас за окном. Воздух такой чистый и свежий, а свет яркий. Я никак не могла к нему привыкнуть, когда впервые приехала на Север. Теперь я не мыслю своей жизни без него. Тут даже вереск пахнет иначе. Здесь по-особому жужжат пчелы, а цветы радуют глаз, как нигде в другом месте. Раньше мне так хотелось назад на Юг, но теперь это мой дом. Я не хочу расставаться с торфяниками. Я не покину Север. Ричард любил эти места. Том тоже. Я рада, что Том был с Ричардом до самого конца. Том должен был погибнуть. О, не удивляйся! Он не смог бы жить, зная, что его господин сложил голову в бою.

Она помолчала некоторое время, глядя в окно. Затем снова посмотрела на гобелен, внимательно изучая его, и улыбнулась. Заяц был изображен так искусно, что выглядел живым, но и очень хитро: казалось, будто на его мордочке застыла улыбка. Лиса смотрела на зайца, подбираясь к нему в траве, но тот прыгал через вереск, зная, что ему ничего не угрожает. Он смотрел прямо на Элеонору, словно говоря: «Я знаю, что у меня есть враги, но я их не боюсь». Белый вепрь, белая роза, сокол, солнце в его сиянии… Морланды так тесно были связаны с домом Йорков, что на гобелене переплетение их судеб выглядело естественным. Тот, кто заказывал его, знал всю правду.

— Джо, тебе всегда было известно о Ричарде Йорке? — спросила она через некоторое время.

— Да, — тихо отозвался он.

Она протянула ему руку, слабую, едва способную оторваться от постели, но он подал ей свою. Ее пальцы сжали его ладонь.

— Прости, ты осуждал меня?

Он покачал головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Бедный Джо, — прошептала она. — Никто больше не догадывался об этом, да?

— Никто, — ответил он.

Элеонора ожидала такого ответа. Она вздохнула с удовлетворением и закрыла глаза. Джо посмотрел на нее. Ее лицо было белым как мрамор, а волосы, как всегда, лежали вокруг головы роскошной черной волной. Она была самолюбива настолько, что не хотела быть седой, но никто не знал, как она обманывала время. Джо плохо видел. Он смотрел на нее своим затуманившимся взглядом и видел ее такой, какой она была много лет назад, — девушкой неописуемой красоты, в которую он влюбился, как только увидел.

Она снова открыла глаза, улыбнулась ему, и его губы задрожали. Он уже был стариком, которому было позволительно плакать. Она с пониманием отвела взгляд и вновь обратилась к виду за окном. Ее пальцы сильнее сжали руку Джо.

— Открой окно, — попросила она. — Я хочу почувствовать воздух, напоенный ароматами.

Ребекка тихо поднялась и открыла окно, а Джо боялся посмотреть на свою госпожу, которая отвернулась от него, скрывая смущение.

— Как пахнет, — тихо сказала она. Она глубоко вздохнула и выдохнула.

Джо ждал следующего вдоха, но наступила тишина. Когда он опустил взор, то увидел, как разжались ее тонкие белые пальцы. Слезы подступили к его глазам, он собрался сказать что-то, но передумал. Нет, он хотел продлить это мгновение, когда она принадлежала только ему. Потом появится ее семья и заберет ее у него. Для него больше не будет места ни в ее жизни, ни в ее смерти.

Так старый человек сидел у кровати, прикасаясь рукой к своей мертвой госпоже. Его взгляд плохо различал все вокруг, но он продолжал смотреть в окно на раскинувшиеся зеленые земли, по которым белый заяц будет прыгать вечно, обманывая время, не старея и не умирая.

Послесловие

До середины прошлого века XV век фактически игнорировался в исторической науке, и этот факт, как и почти полное отсутствие первоисточников этого периода, а также сомнительность трактовок событий XV века в последующее время создали для нас образ XV века таким же далеким, как Средневековье.