Грехи людские - Маргарет Пембертон

– Почему эта тетя так на меня смотрит? – спросил Джереми у Ли Пи. И в этот момент подозрения" Ламун сменились уверенностью. В движениях мальчика было нечто, присущее всем Николсонам. Она быстро подошла к Ли Пи.

– Меня зовут Ламун Шенг. Я друг мистера Тома Николсона и Элен Николсон.

Взволнованное выражение на лице Ли Пи сменилось улыбкой.

– Я тоже, – с достоинством сказал он, – друг миссис Николсон.

– А это ее дети? – спросила Ламун, а Джереми и Дженнифер, подняв головы, откровенно уставились на нее.

Ли Пи кивнул.

– Она доверила мне отвезти их на квартиру миссис Гарланд. – Улыбка исчезла с его лица, он опять стал озабоченным и старым. – Но квартиру миссис Гарланд разбомбили, поэтому нам пришлось перебраться сюда. Служащие тут меня знают. Я – Ли Пи.

Его имя совершенно ничего не говорило Ламун. Она, как и многие европейцы, думала, что он просто старик пенсионер. Посмотрев на него, она почтительно уточнила:

– А что миссис Гарланд? Жива-здорова?

При этих словах на глазах у Ли Пи показались слезы. Мысль о том, что замечательный талант Элизабет может быть уничтожен от разрыва какой-нибудь японской бомбы, была невыносимой и причиняла Ли Пи огромные душевные страдания.

– Я и сам толком не знаю, – признался он. – Парни из спасательной службы говорили, что вроде бы нашли под обломками се дома лишь одно тело. Женское. Но они уверяли, что то был труп китаянки.

Они посмотрели друг другу в глаза, понимая, что, когда из завала вытаскивают чье-то тело, возможны самые различные ошибки.

– Нужно лишь молиться, – сказал Ли Пи, понимая, как серьезен для Ламун вопрос о здоровье Элизабет. – Ничего другого нам не остается.

Четыре последующих дня Ламун молилась. Молилась за Тома, за Элен и Элизабет. А также за себя, за Ли Пи, за детишек. Когда японцы ворвались в отель, дети спрятались у нее за спиной.

– Нас от тебя не заберут? – прошептал Джереми. Дженнифер, держась за юбку Ламун, заплакала. Глазенки девочки расширились от страха, когда она увидела, как японцы в своей мешковатой военной форме ворвались в отель и принялись шарить по комнатам, крича при этом: «Да здравствует император!»

– Да нет же, – постаралась рассеять ее страхи Ламун, хотя у самой сердце отчаянно колотилось при одной мысли о том, что такое вполне может случиться.

– Американцы, англичане, голландцы – вместе! – крикнул японский офицер, руководивший операцией.

– Что с нами будет? – отважно спросила его молодая американка. – И где наши мужья?

Японец счел последний вопрос совершенно излишним и даже не потрудился хоть что-то ответить.

– Вы будете отправлены в концлагерь, – сказал он. – Все там будет хорошо: пища – обильной, условия – вполне приемлемыми. Полагаю, вы будете в состоянии оценить доброту японской императорской армии. Как вам известно, солдаты Ниппона всегда галантно обращаются с женщинами.

Никто из постояльцев ему не поверил. Когда всех европейцев собрали вместе, китайских беженцев, нашедших в отеле временное убежище, ударами прикладов выгнали на улицу.

– Мне нужно идти, – срывающимся голосом сказал Ли Пи, обратившись к Ламун. Он выпустил ручонки малышей из своих рук. – Может, из-за детей вам позволят остаться здесь. Мне же точно они этого не разрешат. Да я и не хочу нарываться на оскорбления. Тем более в присутствии ребятишек. До свидания.

– Нет! – крикнула она и схватила его за руку, но он уже отошел, и Ламун сделала несколько шагов за ним. Японец угрожающе наставил на нее штык.

– Всем китайцам выйти отсюда! – крикнул он, оттолкнув Ламун.

Дженнифер еще крепче ухватилась за подол девушки и заплакала. Джереми побледнел.

– Отпустите ее! – храбро сказал он, глядя в злобное лицо японца. – Не смейте делать ей больно!

Ламун перепугалась, что японец сейчас ударит мальчика, и попыталась отцепить ручонку Дженнифер. Молодая американка, которая раньше поинтересовалась, что с ними будет, выступила вперед.

– Эта молодая женщина не китаянка, – авторитетно заявила она, совершенно не зная, кто такая Ламун. – Она евразийка, это ее дети. Вы должны позволить ей остаться с детьми.

Японец был в некотором замешательстве.

– Верно, верно, – сказала медсестра, которая беспокоилась за детей, находившихся на попечении Ли Пи. – И если вы намерены нас интернировать, то уж позвольте и ей отправиться с нами, как и ее детям.

Японец еще немного поколебался, затем согласно кивнул.

– Ладно, иди с остальными, – сказал он Ламун. – Но ты должна кланяться японскому офицеру. И все вы должны кланяться, понятно?

Ламун поклонилась. Слезы брызнули у нее из глаз. Дети ухватились за ее юбку. Мгновение она и ребятишки оставались неподвижны. Да, пока их не разлучили. Но что будет с Ли Пи? Как-то он выдержит испытания, которые японцы уготовили всем китайцам?

Американка подошла к Ламун, не обращая внимания на приказ японца всем оставаться на местах.

– Пойдем, – сказала она. – Держись возле меня. Мы не хотим, чтобы тебя от нас отделили.

Ламун попыталась улыбнуться сквозь слезы. Наконец-то у нее появился друг. Она надеялась, что сумеет отыскать Элен. А в один прекрасный день, если Богу будет угодно, она встретит Тома и Ли Пи.

– Благодарю, – сказала она, привычно смущаясь. – Я буду очень признательна.

Вместе с ребятишками, цепко ухватившимися за ее подол, она подошла к группе европейских женщин, ожидавших дальнейших распоряжений.

Только мысль о детях, о том, что она обязана остаться в живых, чтобы вырастить их, – только это и придало сил Элен выдержать дни и ночи после того, как японцы ворвались в госпиталь. Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на груде мертвых тел, а солдаты один за другим насилуют ее. Стало известно, что ее отвезут в Гонконг, чтобы интернировать в лагере Стэнли, предназначенном для гражданских лиц, и Элен от радости даже заплакала.

Паром был забит молчаливыми, понурыми людьми. У женщин лихорадочно блестели глаза, напоминая о том, что им пришлось пережить в последние дни. Элен с трудом узнавала пролив. Вода стала зеленой и грязной, по ней в огромном количестве плавали обломки сампанов и джонок, попадались и трупы. Она отворачивалась и старалась смотреть на Пик, наслаждаясь его вечной красотой.

Потом их опять усадили на грузовики и повезли в Стэнли. Вокруг все было разрушено и уничтожено, и многие женщины, не выдержав, заплакали. На склонах холма все еще можно было увидеть немало валявшихся под открытым небом трупов; искореженные остатки джипов и грузовиков застыли как немые свидетели происшедшей здесь жестокой битвы. Но было и немало беженцев с чемоданами в руках или узлами, из которых торчали простые обиходные вещи, выглядевшие странно и даже нелепо на фоне разрушений.