Перекрестки сумерек - Роберт Джордан

– Мастер Балвер велел передать вам кое-что, милорд, – тихо сказал Латиан, опустив голову. – Его друг путешествует по торговым делам, но он ожидает его возвращения со дня на день. Он велел спросить, устроит ли вас, если мы присоединимся к Вам позднее? – Выглянув из-под живота лошади на людей, просеивающих зерно, он добавил – Хотя с трудом вериться, что вы выберетесь отсюда раньше.

Взглянув на людей просеивающих припасы, Перрин нахмурился. Затем перевел хмурый взгляд на ряд повозок, ожидающих очереди на погрузку, на полузагруженные, и уже готовые, которые были закрыты холстиной. В одной из них была загружена кожа для починки обуви, свечи и тому подобные предметы. Но не масло. Ламповое масло в Со Хэбо пахло такой же тухлятиной, как и масло для приготовления пищи. Что если Гаул и Девы принесли весточку от Фэйли? Он все бы отдал, чтобы поговорить с кем-нибудь, кто ее видел и рассказал ему, что она невредима. Что, если Шайдо внезапно начнут движение?

– Скажи Балверу чтобы он не ждал слишком долго, – прорычал он. – Что до меня, то через час ноги моей здесь не будет.

Он сдержал свое слово. Чтобы уложиться в один день большинство повозок и возниц пришлось оставить с Кирейном и его солдатами в зеленых шлемах, которым был дан приказ никого не пропускать через мосты. Гэалданец с холодными глазами, почти оправился после потрясения и заверил его, что он в порядке и готов к службе. Вполне возможно, не смотря на приказ, он хотел вернуться в Со Хэбо, просто для того, чтобы убедить самого себя, что он не боится. Перрин не собирался терять время, его отговаривая. Еще необходимо было найти Сеонид. Она специально не скрывалась, принимая во внимание то, что он сказал ей перед отъездом, ее Стражи вели ее лошадь в поводу, а сама она шла пешком, стараясь чтобы между ней и им было как можно больше повозок. Однако, бледная Айз Седай не могла спрятать свой запах, а если бы и могла, то не знала, что это необходимо. Она удивилась, когда он быстро ее нашел, и возмутилась, когда он сказал ей ехать верхом впереди Ходока. И даже так, он еще час ехал прочь от Со Хэбо, вместе с Берелейн, окруженной плотным кольцом Крылатой Стражи, а Двуреченцы окружали восемь груженных повозок, которые катились позади трех оставшихся знамен, а позади ехал Неалд, который улыбался каждому встречному кусту. Не говоря уж о том, что он пытался поболтать с Айз Седай. Перрин не знал, что ему делать, если парень действительно сошел с ума. Как только холмы Со Хэбо скрылись позади, он почувствовал как расслабляется узел, все это время державший его спину в напряжении, существование которого он до этого момента не осознавал. Но осталось с десяток других, а в животе у него закручивался узел нетерпения. И проявление симпатии со стороны Берелейн не позволяла их ослабить.

Врата, созданные Неалдом, перенесли их с заснеженного поля на маленькую поляну посреди возвышающихся как башни деревьев, где находилась Площадка для Перемещений, сделав четыре лиги в один шаг, но Перрин не стал дожидаться телег. Ему показалось, что он слышал, как Берелйн издала протестующий звук, когда он пришпорил Ходока, перейдя на быструю рысь, направившись обратно в лагерь. Или, может быть, это была одна из Айз Седай. Гораздо вероятнее.

Когда он проезжал мимо палаток Двуреченцев, ему показалось что все спокойно. Солнце в сером небе все еще висело не слишком высоко, но нигде не было видно дымящихся котлов над кострами, и около костров собралось очень мало людей, кутавшихся в плащи и изредка поглядывающих на огонь. Несколько человек сидели на грубых табуретах, которые сделал Бан Кро, остальные стояли или сидели на корточках. Никто не поднял головы. Определенно, никто не подошел бы, чтобы принять у него лошадь. Внезапно, он понял, что в лагере чувствовалось не спокойствие, а напряженность. Напоминающее ему о тетиве лука, натянутой до точки разрыва. Он почти слышал ее треск.

Когда он спешился рядом с палаткой в красную полоску, появился Даннил, направляющийся к нему от айильских платок быстрым шагом. Сулин и Эдарра, одна из Хранительниц Мудрости, легко следовали за ним, хотя, казалось, что они не торопятся. Загорелое лицо Сулин казалось темной кожаной маской. Эдарра с темной шалью, обвязанной вокруг головы, была воплощением спокойствия. Несмотря на свои большие юбки она производила так же мало шума, как и седая Дева, лишь едва различимо позвякивали ее золотые и костяные ожерелья и браслеты. Даннил покусывал кончик своих пышных усов, неосознанно вытягивая меч из грубых кожаных ножен на дюйм и с силой вкладывая его обратно. Вверх и обратно вниз. Прежде чем заговорить он глубоко вздохнул.

– Девы привели пятерых Шайдо, Лорд Перрин. Арганда отвел их в платки гэалданцев чтобы допросить. С ними Масима.

Перрин ощутил присутствие Масимы в лагере.

– Почему ты позволила Арганде забрать их? – спросил он Эдарру. Даннил не смог бы остановить их, но Хранительницы Мудрости были в другом положении.

Эдарра выглядела не старше Перрина, однако ее холодные голубые глаза, казалось, видели куда больше, чем ему доведется когда-либо. Звякнув браслетами, она сложила руки на груди. С легким оттенком нетерпения.

– Даже Шайдо знают как терпеть боль, Перрин Айбара. Чтобы заставить кого-то из них заговорить потребуются долгие дни, а у нас, кажется, нет времени ждать.

Если глаза Эдарры были просто холодны, то глаза Сулин казались голубым льдом.

– Мои сестры по копью и я сделали бы это гораздо быстрее самостоятельно, но Даннил Левин сказал, что ты не хочешь, чтобы кого-нибудь пытали. Герард Арганда нетерпеливый человек, и он не доверяет нам.

Она говорила таким тоном, что не будь она айилкой, он решил бы, что она обиделась.

– В любом случае, ты узнаешь немного. Это Каменные Псы. Они будут подаваться медленно. Настолько медленно, насколько это возможно. В таких случаях, чтобы сложить картинку целиком, всегда нужно складывать крупицы сведений, полученные от одного к крохам, добытым от другого.

Применить боль. Нужно причинять боль, когда задаешь вопросы мужчине. Даже в мыслях он никогда не позволял себе подобного. Но ради того чтобы вернуть Фэйли…

– Пусть кто-нибудь оботрет Ходока, – грубо сказал он, бросив поводья Даннилу.

Гэалданская часть лагеря теперь сильно отличалась от грубых ограждений и случайно раскиданных палаток двуреченцев. Здесь, палатки стояли ровными рядами, у входа большинства из них стояли стойки с пиками, и оседланные лошади, готовые к бою. Болтающиеся лошадиные хвосты, и длинные вымпелы на пиках, покачивающиеся на холодном ветру, были единственным беспорядком. Проходы между палатками были одинаковой ширины, а через ряд походных костров можно было провести ровную линию. Даже складки на холсте, из которых были сделаны палатки, пока не выпал снег образовывали ровную линию. Все было упорядоченно и тихо.

В воздухе висел запах овсянки и варенных желудей, а несколько человек в зеленых плащах пальцами выскребали последние остатки обеда из жестяных тарелок. Прочие уже собирали горшки. Никто не выказывал и тени беспокойства. Они просто ели и занимались хозяйством, с равным удовольствием. Просто делая то, что должно быть сделано.

Возле заостренных кольев ограды, которые отмечали внешнюю границу лагеря, кольцом стояла большая группа людей. Из них не больше половины носило зеленые плащи и нагрудники гэалданских копейщиков. Остальные были вооружены пиками или мечами, перепоясанными поверх разномастной одежды, от отличного шелка или хорошей шерсти, до грязной холстины, но никого из них нельзя было назвать чистым, конечно, если не сравнивать их с жителями Со Хэбо. Людей Масимы всегда можно было узнать, даже со спины.

Пока он приближался толпе, до него долетел еще один запах. Запах паленого мяса. И приглушенный звук, который он постарался не слышать. Когда он начал проталкиваться сквозь толпу, солдаты оборачивались и неохотно уступали ему дорогу. Люди Масимы отходили, что-то бормоча насчет желтых глаз и об Отродьях Тени. В любом случае, он протолкался к центру.

Четыре рыжеволосых человека в серо-коричневых кадин'сор лежали со связанными за спиной запястьями, притянутыми к лодыжкам. Между локтей и колен были продеты длинные палки. Их лица были разбиты и кровоточили, а во рту торчали кляпы. Пятый был обнажен и растянут на земле между четырьмя крепкими вбитыми в землю кольями, так сильно, что напряглись все его сухожилия. Он дергался насколько позволяли ему путы, и выл в агонии сквозь тряпки, затыкавшие его рот. На его животе кучкой возвышались горячие угли, из-под которых шел дым. Это и был источник запаха горящей плоти, который уловил нос Перрина. Угли лежали прямо на обнаженной коже человека, и каждый раз, когда он ухитрялся сбросить один, ухмыляющийся парень в грязном зеленом шелковом кафтане, щипцами заменял его другим углем из полного горшка, стоящего на земле. Перрин знал его. Его звали Хари, и он любил собирать уши, надевая их на кожаный шнурок. Мужские уши, женские уши, детские уши. Это Хари никогда не волновало.