Виртуальный свет. Идору. Все вечеринки завтрашнего дня - Уильям Форд Гибсон

в Мехико с ее кошмарными проблемами, и в конце концов как-то так вышло, что она ревела и рассказывала все это Арли.

А Арли сказала: ты просто подожди. Ведь эта девушка из Мехико, она больше, чем кто угодно другой, нуждается в том, чтобы быть кем-нибудь другим. И какая разница, что она не была Соной, если она создала Сону, а это ничуть не меньшая реальность. Просто подожди, сказала Арли, и обязательно появится кто-то другой, кто-то совсем новый, и будет такое чувство, что он тебя уже знал. А Кья сидела рядом с Арли в ее быстрой маленькой машине и думала, как это будет.

– Но я же никогда не смогу сказать ей, что я ее знаю.

– Нет, это сразу все испортит.

В аэропорту Арли купила ей билет на ближайший рейс «JAL», проводила в зал ожидания (нечто среднее между баром и приемной очень богатого концерна) и дала ей сумку с фирменной курткой группы технической поддержки «Ло/Рез». Куртка была специальная, от турне по «Комбинату», с датами всех концертов, вышитыми на трех языках, ее рукава были из прозрачной синтетики с подкладкой, переливающейся, как ртуть. Арли сказала, что это полный дерибас, но, может, у нее найдется дружок или подружка, кому такое нравится!

Кья так ни разу и не надела эту куртку и даже никому ее толком не показала, просто запихнула в пластиковый мешок из химчистки и повесила в шкаф. И с отделением своим стала общаться поменьше. (Келси, к слову сказать, вообще куда-то сгинула.) И никому там не рассказывала про эти японские заморочки, ведь все равно же толком не врубятся, тем более что есть моменты, которые вообще нельзя рассказывать.

А главное, что теперь все ее время уходило на Город, потому что там были Рез и Рэй, двое из множества призраков, почти не отличимые от прочих, но все же отличимые. Работали над своим «Проектом».

Многим эта идея не нравилась, но многим и нравилась. Например, Этруску. Он сказал, что это самая дикая бредятина с того самого времени, как вывернули наизнанку тот, первый киллфайл.

Иногда Кья думает, что они просто пудрят всем мозги, потому что кто ж это сможет сделать такое? Построить эту штуку в Токийском заливе, на насыпном острове.

Но идору сказала, что теперь, поженившись, они непременно хотят жить в Городе. А потому обязательно его построят.

И если у них получится, подумала Кья под змеиное шипение раскочегарившейся эспрессницы, я тоже уеду туда.

Благодарности

Согхо Исии, японский кинорежиссер, познакомил меня с цзюлунским (Коулунским)[82] «Застенным городом» по серии фотографических работ Рюдзи Миямото. Исии-сан считал, что нам нужно поставить научно-фантастический фильм. С фильмом ничего не вышло, и все же «Застенный город» упорно не шел у меня из головы, хотя все мои тогдашние познания о нем ограничивались тем, что я смог почерпнуть из потрясающих снимков Миямото (именно они дали мне позднее основную часть бэкграунда для романа «Виртуальный свет»).

Архитектор Кен Вайнберг обратил мое внимание на номер «Аркитекчерал ревью» со статьей о «Застенном городе», откуда я впервые узнал про «город тьмы», великолепную работу, состоящую из фактических свидетельств, собранных воедино Грегом Джерардом и Айаном Ламбротом (Watermark, Лондон, 1992). Благодаря любезности Джона Джерролда я получил эту книгу из Лондона.

Все мои познания об обрубании пальцев почерпнуты из криминальных мемуаров Марка Брендона Рида, более известного как Мясник («Вся подноготная Мясника», Sly lnk, Австралия, 1991). Мистер Рид куда страшнее моего Блэкуэлла, и даже ушей у него на штуку меньше.

Книга Карла Таро Гринфилда «Торопливые племена» (HarperCollins, Нью-Йорк, 1994) дала мне богатейший материал для описания джетлага.

Стивен П. («Плозибилити») Браун много месяцев опекал затянувшуюся работу, и все это время он ежедневно, а то и чаще (и всегда – с высочайшей снисходительностью), комментировал бессвязные обрывки текста, которыми я засыпал его по факсу, страстно надеясь, что в них обнаружится некий «прогресс». Его постоянное ободрение и неисчерпаемое терпение были абсолютно необходимы мне для завершения этой книги.

Мои издатели на обоих берегах Атлантического океана также проявили огромное терпение, за что я их и благодарю.

Все вечеринки завтрашнего дня[83]

Посвящается Грэму и Бэдчерам

1

Картонный город

Сквозь вечерний поток лиц, меж спешащих черных ботинок, сложенных зонтов, через толпу, втекающую единым организмом в удушливое чрево станции, незамеченный, неузнанный, пробирается Синья Ямадзаки, его ноутбук зажат под мышкой, как раковина некоего скромного, но вполне удачного экземпляра подводной фауны.

Привычно не обращая внимания на острые локти, безжалостно бьющие по ногам кейсы и крупногабаритные пакеты с эмблемами магазинов Гиндзы, Ямадзаки и его ноутбук – легкая кладь информации – спускаются в неоновые бездны. В этот приток относительного спокойствия – выложенный плиткой коридор между эскалаторами, движущимися вверх и вниз.

Центральные колонны в оболочке зеленой керамики поддерживают потолок, изрытый мохнатыми от пыли вентиляторами, дымоуловителями, громкоговорителями. За колоннами, у дальней стены, жмутся нестройным рядом потрепанные картонные ящики для грузовых перевозок – импровизированные укрытия, возведенные городскими бездомными. Ямадзаки замирает на месте, и на него обрушивается океанский грохот спешащих с работы и на работу ног. До этой секунды Ямадзаки не замечал его, поглощенный своей миссией. Он вдруг испытывает искреннее и глубокое желание оказаться где-нибудь в другом месте, подальше отсюда.

Он морщится от боли, когда стильная молодая дама, черты лица скрыты маской «Шанель-микропор», проезжает ему по ногам дорогостоящей детской коляской на трех колесах. Судорожно выпалив извинения, Ямадзаки успевает заметить крошку-пассажира, промелькнувшего за гибкими шторками из какого-то розоватого пластика, свечение видеодисплея, мерцающего в такт шагам матери, которая как ни в чем не бывало катит коляску вперед.

Ямадзаки вздыхает, никем не услышанный, и направляется, прихрамывая, к картонным укрытиям. Долю секунды он гадает, что подумают проходящие мимо пассажиры, увидев, как он залезает в пятый слева картонный ящик. Ящик едва доходит ему до груди, но длиннее прочих и отдаленно напоминает гроб; кусок захватанной пальцами белой рифленки, свисающей пологом, служит дверью.

А может, меня и не заметят, думает он. Так же как он сам ни разу не видел, чтобы кто-то входил в одну из этих методично расставленных хибар или покидал ее. Как будто обитатели стали невидимками в рамках особой сделки, позволившей таким структурам существовать в контексте станции. Он изучает экзистенциальную социологию, и такие сделки всегда его особенно интересовали.

А сейчас он колеблется,