Война за «Асгард» - Кирилл Бенедиктов

– Центр Паломника, – пояснила Дана, сажая машину на вполне современную с виду площадку между двухэтажных кирпичных коробок. – Почти все участники завтрашней поездки живут здесь.

– Все животные равны, но некоторые равнее? – раздраженно поинтересовался Мондрагон. Перспектива остаться на сутки в этом унылом месте, да еще и без капли спиртного, приводила его в отчаяние. Впрочем, если Дана и поняла его иронию, то лишь отчасти – Оруэлла она явно не читала.

– Король Аравийский поселился в гостинице за рекой. Но это продиктовано соображениями безопасности, и, кроме того, он мусульманин. Вы же не мусульманин, Сантьяго?

– Я католик, – сухо ответил Мондрагон, выбираясь из вингера. Иван вылез вслед за ним и, как обычно, встал у него за плечом. – А мой сын – православный. Судя по тому, что Пророк говорил о наших конфессиях, он бы не слишком обрадовался, увидев нас в числе гостей этого Центра.

Дана дотронулась рукой до очков-зеркалок, словно собираясь их снять.

– Не я придумала эти правила, Сантьяго. Если хотите знать, я сама прилетела в Хьюстон только вчера вечером. Я не служительница Церкви Господа Мстящего, не мэр Хьюстона и даже не функционер Белого Возрождения. Слушайте, для чего вы так хотели со мной встретиться, неужели для того, чтобы спорить на религиозные темы?

Сантьяго через силу улыбнулся и поднял руки.

– Все-все-все, сдаюсь. Простите, я что-то немного не в духе сегодня.

– Это заметно, – улыбнулась Дана. – Ладно, со всеми случается. Пойдемте, я покажу вам ваши комнаты. У вас будет полчаса на то, чтобы принять душ и переодеться. Торжественная служба начнется в полдень, сразу после нее я представлю вас своему шефу. Он, кстати, в восторге от вашего последнего эссе, того, которое про Авеля и Каина, собирается вас хвалить, так что готовьте ответную речь.

Несмотря на свой страшноватый внешний вид, внутри Центр Паломника оказался вполне современным отелем четырехзвездочного класса с полным набором полагающихся такому отелю аксессуаров. Разве что в холодильнике вместо виски и джина стояли изящные, сверкающие зеркальными гранями бутылочки с лучшими сортами воды: «Старлайт», «Люксус», «Фреска» и даже крохотные сосуды с баснословно дорогой «Акуа Даймонд».

В комнатах Сантьяго на полу были аккуратно разложены запакованные в разноцветную защитную пленку свертки и коробки. Он вскрыл несколько пакетов, убедился, что их содержимое соответствует тому, что заказывала в Мехико-Сити Эстер, и направился в ванную.

Побрившись и освежившись под струями ионного душа, Мондрагон почувствовал себя несколько лучше. Тошнота немного отступила, голова по-прежнему оставалась тяжелой и мутной, но, по крайней мере, перестала болеть. Он натянул великолепный костюм от Кавальо на платяной манекен и подождал, пока тот разгладит все мельчайшие складки и загибы, образовавшиеся на мягкой ткани за время ее путешествия из Мексики в Хьюстон. Просмотрел десяток сорочек и остановил свой выбор на классическом варианте небесно-голубого цвета – под него прекрасно подходил перламутровый галстук с японскими иероглифами. Когда Сантьяго заканчивал обуваться (мягчайшие ботинки из кожи антилопы с инкрустацией из черного агата), позади него тихонько скрипнула дверь.

– Простите, что вхожу без приглашения – у вас было не заперто, – шепотом сказала Дана. Без очков она казалась еще моложе – девочка-подросток с огромными голубыми глазами, по чьей-то странной прихоти одетая в строгий деловой костюм. Она остановилась в нескольких шагах от Мондрагона и смерила его оценивающим взглядом. – Должна сказать, что так вы выглядите намного лучше. Правда-правда. Очень представительно.

Мондрагон шутливо поклонился.

– Кабальеро Сантьяго Луис Франсиско Мартин Ирибас Пастор де Мондрагон к вашим услугам, о прекраснейшая. Прошу прощения, забыл трость. Минуточку... Вот теперь все на месте. Итак, мы отбываем на торжественную мессу?

– На богослужение, – поправила Янечкова по-прежнему шепотом. – У нас есть еще две минуты. Послушайте, Сантьяго, даже как-то неудобно теперь к вам так обращаться. А вы действительно... ну, вот все это – то, что вы сейчас говорили?

– Милая Дана, почти каждого испанца зовут как-нибудь в этом роде. Для вас я Санти, помните наш уговор?

– Ну, хорошо, Санти. – Дана приблизилась к Мондрагону почти вплотную, отчего его сердце заколотилось значительно сильнее обычного. – Простите, может, я лезу не в свое дело, но я еще в аэропорту заметила, что вам немного нездоровится. И потом, вы все время спрашивали про спиртное... Одним словом, я подумала, что, возможно, это вам не помешает...

Тонкая рука девушки скользнула куда-то за отворот блузки – на миг Сантьяго увидел трогательную ямку на стройной изящной шее и крупный, кроваво блеснувший под ней рубин на тонкой золотой цепочке – и вынырнула с маленькой плоской фляжкой в оплетке из желтой кожи.

– Это бренди, – шепоток ее стал еще тише, еще интимнее, и Мондрагон подумал, что от одного такого шепота даже импотент может превратиться в Казанову, – из стратегических запасов моего шефа. Простите, что не предложила вам раньше – здесь все слишком на виду. Попробуйте, это должно помочь...

– Дана, – сказал Сантьяго растроганно, – вы ангел! Дайте-ка сюда... Ваше здоровье, прекраснейшая сеньо... а, черт, я же обещал вас так не называть... Тогда просто – за вашу красоту, что затмевает собой облик самой богини любви!

Он поднес фляжку к губам и сделал большой глоток. Бренди обожгло пересохшее горло, как пламя, в котором сгорает и возрождается птица Феникс.

– О господи! – пробормотал Мондрагон, отрываясь от фляжки. – Вы спасли меня. Я ваш должник навеки.

– Тише. – Янечкова приложила к накрашенным бледной помадой губам тонкий, почти прозрачный пальчик, и сердце Сантьяго заколотилось еще сильнее. – Не нужно кричать. Пожалуйста, сохраните все в тайне.

Мондрагон сделал еще один глоток и почувствовал, как горячая волна алкоголя смывает с души паутину усталости и депрессии, обостряя ощущения, пришпоривая мысли, подстегивая воображение. Он вдруг уловил исходящий от Даны запах – тонкий, волнующий запах прозрачной осенней горечи, холодного синего неба, падающих на землю листьев. Девушка стояла перед ним такая близкая, такая манящая, тонкая, словно стебелек цветка. Сантьяго протянул ей фляжку и, когда она приняла ее, обхватил ее тоненькие кисти своими ладонями.

– Дана, – сказал он хриплым шепотом, – Дана, вы чудо... Я без ума от вас. Я прилетел в этот чертов Хьюстон не для того, чтобы встретиться с вашим шефом. И книгу написать я согласился не потому, что мне хорошо заплатили. Плевать я хотел и на деньги, и на вашего Фробифишера. Я влез в это дело из-за вас. Когда я впервые увидел вас... там, в Москве... я подумал, что если не смогу однажды обнять вас, моя жизнь пройдет зря. Понимаете? Только вы. Вся моя жизнь, все книги – всё, всё было подготовкой к встрече с вами. Дана, прошу вас, не перебивайте меня. Я должен, должен успеть сказать...