Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха - Игорь Минутко

Однако ни он, ни его коллеги в спецотделе, и прежде всего Александр Васильевич Барченко, не смогли изменить своей мечте. Поиски Шамбалы, пути к ней продолжались. Бокий сумел организовать две экспедиции мистического ученого «в пределах Советского Союза».

Первая состоялась в 1927 году и была посвящена изучению пещер Крыма. По некоторым косвенным сведениям, документы крымской экспедиции Барченко сохранились. Но если это так, то до сих пор они строжайше засекречены. Есть одно предположение, высказанное уже в наши дни продолжателем дела Бокия и его единомышленников, который пожелал остаться неизвестным: «В пещерах Крыма Александр Васильевич искал проходы к подземным городам древних мудрецов, в том числе к Шамбале. Он утверждал, что в СССР есть две „башни“, то есть два входа в подземные лабиринты, ведущие к хранителям „древних синтетических знаний“ — это два полуострова, Кольский и Крымский».

Вторая экспедиция профессора Барченко, Алтайская, приходится на лето 1929 года. На этот раз ученый со своими коллегами искал секретные тропы, по которым — это утверждал патриарх голбешников Никитин — шли паломники-буддисты в мистическую страну Шамбалу… Кроме того, во время этой экспедиции Александр Васильевич познакомился с несколькими алтайскими колдунами и был поражен их возможностями-, седобородые старики буквально на его глазах воздействовали на природу — успокаивали ветер, вызывали дождь, хотя несколько минут назад в небе сияло солнце, на какое-то время воду в реке заставляли течь вспять: у них была своя методика гипноза: старцы могли толпу своих односельчан погрузить в коллективный сон, возбудить в ней общий гнев или, наоборот, беспричинную радость. Вернувшись в Москву, Барченко рассказал о своих наблюдениях, находках, выводах членам «Единого трудового братства».

Между тем над конспиративной организацией, которая давно была «под колпаком» наркомата внутренних дел (так со времен Менжинского называлось детище «железного Феликса»), сгущались тучи. Тем, «как там у них идут дела», постоянно интересовался «вождь всего прогрессивного человечества» товарищ Сталин.

Гром грянул летом 1937 года после первых показательных сталинских процессов над врагами народа.

Седьмого июля начальник спецотдела Бокий (теперь его учреждение называлось «сводным отделом Четвертого Управления НКВД») был вызван в кабинет нового хозяина Лубянки Николая Ивановича Ежова.

Кабинет на третьем этаже казался особенно огромным из-за крохотного роста наркома: Николай Иванович был на голову ниже Бокия, доставая ему лишь до плеча; расхаживая по ковровым дорожкам, он казался тоже огромным, но не человеком, а пауком, коричневым сердитым пауком, который в дурном расположении духа, потому что в паутину не попадаются вкусные навозные мухи. Когда Глеб Иванович появился в кабинете, Ежов не поздоровался и не предложил сесть.

— Я ограничен во времени, — сказал он, забираясь на стул, и теперь над длинным письменным столом была видна только его голова, на которой невольно приковывали внимание глаза: они были гипнотически темны, безумны, в них то вспыхивал, то пропадал лихорадочный блеск. — У меня к вам только одно дело.

— Я вас слушаю, товарищ нарком!

— Мне нужно получить от вас «Черную тетрадь». Бокий молчал.

— Нам давно известно о ее существовании. — Ежов ждал реакции своего подчиненного, но не дождался. — Нам известно, какие сведения содержатся…

— «Нам» — это кому? — перебил Глеб Иванович.

— Здесь я задаю вопросы! — высоким голосом заорал Ежов и стукнул маленьким кулачком по столу. — Повторяю: мне нужна «Черная тетрадь», в которой у вас собрана… Причем с давнишних пор… Собрана информация о ряде членов Политбюро и правительства, которые запятнали…— Николай Иванович резко, с явным раздражением оборвал себя. — Вы, товарищ Бокий, наверняка понимаете, о чем я говорю.

— Понимаю.

— Повторяю последний раз: мне нужна эта тетрадь. Немедленно! Сейчас же! И, чтобы вам было окончательно все понятно, знайте: это приказ товарища Сталина!

— А что мне Сталин? — Нет, как хотите, все-таки неисправимым идеалистом был Глеб Иванович Бокий… Идеалистом и взрослым ребенком. — Меня Ленин на это место поставил!

Нарком Ежов задохнулся от изумления и, не найдя никаких слов, нажал невидимую кнопку на боковой панели письменного стола.

В кабинете появилось трое громил в синих галифе, сапогах, белых рубашках, которые пересекали (последняя новинка!) широкие американские подтяжки. Рукава рубашек были засучены по локоть.

Одному из громил Николай Иванович Ежов указал взглядом на Бокия.

Неторопливо, вразвалочку подойдя к Глебу Ивановичу, заплечных дел мастер, усмехнувшись, коротко размахнулся и нанес сокрушительный удар в челюсть своей жертвы.

Бокий, отлетев на несколько метров назад, упал, стукнулся об пол затылком и, теряя сознание, перевернулся на бок, инстинктивно выплюнув на ковровую дорожку сгусток крови с выбитыми зубами.

Двое громил, подхватив бесчувственное тело под мышки, поволокли его к двери.

Сидя за своим столом, Николай Иванович Ежов часто, воспаленно дышал, бисеринки пота покрывали его лицо: он испытал почти сладострастное наслаждение от только что увиденного.

Через несколько часов в рабочем кабинете Бокия и на его квартире были произведены обыски. Неизвестно, нашли или нет люди Ежова «Черную тетрадь», так необходимую товарищу Сталину для новых показательных процессов, которые он замышлял. Никаких свидетельств и архивных документов на этот счет нет. И все-таки трудно представить, чтобы «Черная тетрадь» Бокия, в которую собирался компромат на первых лиц партии и правительства с 1921 года, исчезла бесследно…

Седьмого июля 1937 года Глеб Иванович из НКВД не вернулся. И хотя в тот день из его «учреждения» больше никуда никого не вызывали, арестов не было, — всем было ясно: не сегодня, так завтра.

Надо было спасать научный архив, разработки и заготовки, прежде всего документацию нейрохирургической лаборатории Барченко. Ее формальный заведующий Евгений Евгеньевич Гоппиус срочно вывез оттуда несколько ящиков, в которых эта документация хранилась, к себе на квартиру. Но увы, было уже поздно.

В ближайшие дни последовали аресты и ведущих сотрудников бывшего спецотдела, и руководящих членов «Единого трудового братства»: Барченко, Москвина, Гоппиуса, Эйхманса и других. И в помещениях отдела, и в лаборатории нейрохирургии, и на квартирах арестованных были произведены тщательные обыски — машинами увозилось в неизвестном направлении оборудование, документация, черновые записи — все; среди исчезнувшего был и архив Александра Васильевича Барченко, обнаруженный на квартире Гоппиуса.