Пламя зимы - Роберта Джеллис

Несколько мгновений король колебался, словно намереваясь возразить, – я уверен, что он собирался перед вручением награды вырвать у меня обещание быть верным ему, однако в конце концов он извлек свиток грубого пергамента, скрепленный восковым оттиском большой печати, и протянул его мне.

– Это, на мой взгляд, слишком мало за все, что ты сделал, – сказала Мод, – однако Мелюзина уверяла, что ты хочешь только Улль и другие мелкие поместья, невзирая на сильную запущенность тамошних земель и бедность людей. Я знаю, это именно то, что нужно Мелюзине, но если тебе понравятся какие-нибудь иные, более богатые земли, ты тоже их получишь.

– Нет, – прошептал я. – Мне нужен только Улль. Благодарю вас, сир. Благодарю вас, мадам. Я всегда был беден, поэтому Улль кажется мне богатым поместьем. Мне претит власть, и Улль не даст мне ее. Единственное мое желание – мир над этими высокими холмами с их реками, струящимися, словно серебристые волосы.

– Должно быть, ты и впрямь любишь эти земли, коль находишь для них такие слова, – сказала Мод. – Надеюсь, мне когда-нибудь удастся выбраться к тебе и взглянуть на твои холмы. – Она осторожно коснулась моего лица и отступила назад.

Стефан, уже оправившийся от небольшого удара, нанесенного самолюбию, засмеялся и хлопнул по лежащей у меня на коленях грамоте:

– А я надеюсь, что мне не придется наносить тебе визит, – сказал он, скаля зубы, – конечно же, этим он давал понять, что уверен в моей преданности и, что ему не придется вновь нападать на Улль. – Но ты должен будешь как-нибудь приехать ко мне, чтобы принести присягу.

– Приеду, когда бы вы ни послали за мной, – пообещал я. – Я уже однажды приносил клятву на верность вам и готов повторить ее в любое время.

Очень довольный таким ответом, он наклонился и поцеловал меня, после чего вместе с Мод удалился из комнаты. Я погладил грубый пергамент, не смея поверить в происходящее, и взглянул на Мелюзину, которая все еще стояла в реверансе у дверей, по-видимому ожидая, пока король с королевой не скроются из виду. Затем, подбежав, она обняла меня и, целуя, зашептала сквозь слезы: – Свободны! Бруно, мы свободны!

– Надеюсь, это так, – сказал я, – но как бы после отъезда короля с королевой констебль и его жена не вздумали убить нас.

– Я не боюсь этого! – Мелюзина выпрямилась. – Их драгоценный сынок спрятан в надежном месте, и если мы с тобой не явимся к сэру Джеральду в условленное время – называть его не стану: могут подслушать за дверью – тогда сэр Джеральд пришлет им ухо пленника. Потом будет посылать и другие части поважнее, и так до тех пор, пока мы не вернемся.

– Мелюзина! – воскликнул я. – Это чудовищно. А если я буду еще долго набираться сил?

– Что поделать? – сказала она. – Я не думала, что найду тебя полуживым от их небрежного обращения. Но если тебя беспокоит судьба этого юноши, поправляйся скорее. – И она подмигнула мне. – Кстати, – продолжала она, – я уже говорила тебе, что королева остается. Предполагается, что Стефана освободят, а королева и Юстас останутся заложниками. Когда Стефан доберется до Лондона, будет освобожден Роберт Глостерский, а его сын, лорд Вильям, останется заложником до освобождения королевы. С прибытием сюда лорда Роберта королева и Юстас уедут, и когда они будут вместе с королем, освободят лорда Вильяма.

Я покачал головой.

– Коль Роберт Глостерский будет здесь, нет нужды в других гарантиях нашего освобождения. Он очень славный.

– Ну, у меня не было случая убедиться в этом, – резко ответила она, – и потом, от подстраховки вреда не будет.

Я понял ее подмигивание как намек на то, что на самом деле она и не думала уговариваться с сэром Джеральдом о расчленении пленника и использовала эти слова лишь как угрозу, однако мне стало не по себе, когда я представил, сколь чудовищно жестокими и злобными могут быть женщины. Должно быть, она заметила мою тревогу, потому что ночью, когда мы уже были в постели и опасаться подслушивания не приходилось, она сообщила, что юный рыцарь цел и невредим и живет в Улле под опекой сэра Джеральда. Она видела, как жена констебля подслушивала у дверей во время визита короля и королевы, и была так раздражена, что решила задать этой женщине взбучку.

Затем, словно одна причина раздражения заставила ее вспомнить о другой, она рассказала, что сэр Джайлс уедет, и Улль к нашему прибытию будет возвращен. Вместе с ним в Улль будут посланы копия нашей грамоты и письмо от королевы с полным прощением сэру Джеральду всех его деяний, а также разрешение на передачу сэром Джайлсом опеки над имением сэру Джеральду.

– Я обещала сэру Джеральду, что ты отдашь ему Эфинг в вечное владение, – продолжала она. – Ведь ты не будешь против, Бруно? Король Дэвид предложил ему чудесное имение в Шотландии…

– Король Дэвид! – повторил я. – Только не утверждай, что ты уговорила его присоединиться к моей армии. Никогда не поверю.

Мелюзина засмеялась.

– А я и не прошу. Нет, это сэр Джеральд взял его в плен после разгрома в Винчестере, и Дэвид предложил ему имение взамен за возможность бежать. – Она рассказала, как было решено не отдавать короля Дэвида в руки королевы, и Хью, спрятав его среди своих людей, благополучно доставил к шотландской границе. – Но сэр Джеральд не захотел перебираться в Шотландию. Он сказал, что не желает начинать все заново среди чужаков. Ведь ты рад, что ему достанется Эфинг, не так ли?

– Боже правый, конечно, рад. Я бы не возражал, даже если бы ты пожелала сразу передать ему имение, – и я предложу это. Жаль было бы потерять его. Мне нужно, чтобы он поделился умением вершить правосудие в Камбрии и научил тебя многому другому, чему, полагаю, отец не учил.

– Да, он многому не научил меня, – в ее голосе мне послышалась обида, однако из-за темноты я не мог видеть выражения ее лица. – Он говорил, что красивые женщины не обязаны знать… ну, многих вещей.

Я поцеловал ее.

– Конечно, ты красива, но я думаю, что женщина должна знать как можно больше, чтобы суметь за себя постоять. Если мне придется уехать на службу королю, кто будет управлять Уллем? Ты должна уметь защитить его… – Я осекся, осознав смысл сказанного, и торопливо продолжил: – улаживать споры и делать все вместо меня.

– Я предпочитаю ничего не знать, лишь бы ты всегда был рядом, – голос ее вновь повеселел, и она так тесно прижалась ко мне, что в голову невольно полезли мысли о главной цели нахождения вдвоем, в одной постели.

К сожалению, тело мое еще не было готово следовать за мыслями, но это не обескуражило меня. Еще накануне я не был в состоянии даже помыслить о совокуплении. Судьба сына констебля вылетела у меня из головы, однако волноваться не приходилось, даже если бы кошмарные угрозы Мелюзины оказались правдой, поскольку сейчас я набирался сил гораздо быстрее, чем когда был под опекой Грольера. Полагаю, причиной тому было мое душевное состояние. Теперь я был счастлив, и это ощущение с каждым днем росло по мере того, как таяла странная тревога, таившаяся за улыбкой Мелюзины.