Сборник "Круг Земель" - Александр Зорич

Люди Алустрала, кроме, пожалуй, Хевров, всегда чувствуют себя на борту любой утлой посудины в большей безопасности, чем на берегу. И если грюты, например, полагают лучшим ковром – степь, а пологом шатра – небеса Асхар-Бергенны, то люди Алустрала считают лучшей музыкой плеск волн за бортом корабля, а лучшим благовонием – соленый морской ветер.

Поэтому спутники Герфегеста выглядели заметно повеселевшими. Даже на щеках Двалары проступил румянец.

– Эй, салага! – шутливо ткнул Горхла в бок Герфегеста, застывшего в нерешительности над сбруей каракатиц. – Подбери свое хозяйство и волоки эту парашу наверх.

Герфегест окатил Горхлу ледяным презрением истинного Конгетлара.

– В Доме Конгетларов не заведено в присутствии дам говорить «хозяйство». В Доме Конгетларов это называется «яйца».

3

Подготовленная упряжь, рассчитанная на пять каракатиц, была закреплена за поворотную балку посреди корабля, благодаря чему опытный Пастырь мог управлять скоростью и направлением движения. Эта балка, насколько помнил Герфегест, называлась Пастырями запросто – «воротило».

Теперь оставалось только найти тех, кто согласится подставить свои скользкие шеи под здоровенные, обшитые кожей хомуты. Относительно этого у Герфегеста имелось более чем приблизительное представление. Теперь он с немалым интересом наблюдал за Горхлой.

У того в руках, после непродолжительных манипуляций с бездонной сумой, оказалась длинная флейта с шестью отверстиями. Рядом с «воротилом» над палубой выступал на высоту человеческого роста медный изогнутый раструб, обращенный к корме. Горхла встал рядом с ним и поднес флейту к губам.

Раздался первый одинокий и протяжный звук. Вслед за ним – череда быстрых, отрывистых, резких нот, которые вознеслись, казалось, к самым небесам. Горхла отнял флейту от губ и прошептал короткое заклинание. Потом заиграл снова.

Вскоре на лбу Горхлы выступили капли пота. На шее вздулись толстые, непропорционально огромные для карлика вены. Он стал похож на странное, ни с чем не сообразное растение, оплетенное хищными толстыми лианами. Через несколько минут он прекратил игру и приложил ухо к медному раструбу.

– Похоже, они сейчас очень далеко*. Видишь – Горхла совсем не в себе, – шепнула Киммерин Гер-фегесту.

Горхла нервно прошелся взад-вперед по палубе. Хрустнул сцепленными в замок пальцами. Пристально поглядел на Герфегеста.

– Каракатицы чем-то сильно испуганы, – сказал он севшим голосом. – И, похоже, если только мы побыстрее не уберемся отсюда, мы встретимся с тем, что пробудило в них страх, лицом к лицу. Достань Семя Ветра, Рожденный в Наг-Туоле.

Герфегест молча стащил через голову свинцовую миндалину на платиновой цепочке. Провернув ее, как некогда показал Горхла, извлек Семя. Он уже давно не видел его. С того самого дня, как погибла Тайен.

Горхла бережно, двумя пальцами взял Семя, как оценщик драгоценных камней берет редкий черный алмаз. Прищурив глаз, Горхла внимательно изучил серую сущность.

– Ты умеешь извлекать из него пользу? – спросил Горхла у Герфегеста.

– Нет. Тайен умела.

– Тайен – понятно, Тайен – совсем другое дело… – загадочно пробормотал Горхла. – Ну да ладно. Может, и у нас получится. Ты мне позволишь его съесть?

Герфегест посмотрел на Горхлу, как на умалишенного.

– Съесть?

Горхла не ответил. Семя Ветра уже исчезло у него во рту.

4

Герфегест с трудом приходил в себя. Он, определенно, лежал, и что-то твердое давило ему в затылок. И он, определенно, был жив. И даже был в состоянии припомнить кое-какие недавние события.

Перед глазами, расплываясь радужными пятнами, колыхалось лицо Киммерин. Очень болела шея. Постепенно из мерного гула в голове стала проявляться некая тяга к жизни.

– Кя-хра-нус Си-ахр-и-а-хревой Ахр… – прохрипел Герфегест. Он хотел сказать: «Клянусь Синевой Алустрала, я прикончу этого недомерка». Но получилось не очень-то, поэтому он почел за лучшее замолчать.

Киммерин протянула ему круглый кувшин с узким горлышком. Он потянулся за ним, и, к стыду своему, у него ничего не получилось. Пальцы ухватили пустоту в двух пядях от кувшина.

Киммерин, насколько он мог разглядеть, усмехнулась и, ласково поддержав его голову, поднесла кувшин к самым его губам. Он сделал несколько жадных глотков. Две струйки жгучей жидкости безвозвратно убежали по его подбородку, но что-то все-таки попало в рот и растеклось по телу бурным горячим потоком. Очень похоже на варанский гортело. Но куда крепче, да вдобавок настояно на красном перце– Из небытия в памяти Герфегеста воскресло слово «сельх». Да, правильно, в Алустрале это называется «сельх». Питье простолюдинов и наемных воинов. Благородные Дома не пьют сельх. Семь благородных Домов Алустрала пьют кровь из сердец своих врагов и нектар из уст своих возлюбленных.

Вопреки предрассудкам семи благородных Домов Алустрала, сельх оказал на Герфегеста благотворное воздействие. Кусочки разбитого витража вновь собрались вместе, и он вспомнил.

Семя Ветра исчезает во рту Горхлы. Он, Герфегест, разъяренный таким бессовестным поступком Горхлы, бьет его… Нет, похоже, Горхла уклоняется и… Дальше память отказывалась помнить, но, предприняв несколько осторожных попыток шевельнуть головой вправо-влево, Герфегест догадался, что Горхла применил к нему «мягкий» вариант удара «императорский палач». Причем сделал это столь профессионально, что даже его, Идущего Путем Ветра, натренированное тело не смогло ничего противопоставить беспощадности Горхлы.

– Я убью вашего проклятого Горхлу, – проворчал Герфегест вполне серьезно. Целительное вмешательство сельха вернуло ему голос.

Киммерин сделала предостерегающий жест рукой.

– Не спеши. Рожденный в Наг-Туоле. Во-первых, Горхла, если захочет, убьет тебя быстрее. Во-вторых, он сделал главное – каракатицы вернулись. -

В подтверждение слов Киммерин прямо на ноги Герфегеста шлепнулось скользкое, покрытое внушительными присосками щупальце толщиной в туловище десятилетнего ребенка. Герфегест, вздрогнув, поджал ноги.

Киммерин рассмеялась.

– Не бойся. Это руки Сеннин. Так зовут предводительницу наших морских лошадок.

Герфегест, вымученно улыбнувшись удачному имени (императрица Сеннин славилась неимоверной длиной рук и более чем неимоверной алчностью; алкала она отнюдь не крови – мужчин), неуверенно поднялся на ноги.