Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат - Николай Зенькович

На этом Никита Сергеевич отпустил военных и, когда в зале осталась одна партийная верхушка, спросил:

— Ну, теперь вам ясна задача?

Все кивнули. Он продолжал:

— Это только то, что на поверхности. А основное — поговорить с генералитетом, узнать настроение, насколько военные довольны своим положением, работой Генштаба, министра. Как он руководит, справляется ли с делами, каково его отношение к подчиненным маршалам, генералам.

Откровенно говоря, немногие понимали, зачем все это, но при подведении итогов учений и самым непонятливым все стало ясно.

На следующий день утром, собрав приехавших, Хрущев сказал, что каким-то образом наше решение об учениях дошло до Жукова в Белград. Поскольку он считал, что учениями надо руководить ему, а значит, и находиться здесь, запросил, что хотел бы прервать пребывание в Югославии. Ему ответили, что нецелесообразно нарушать столь важную поездку. Он дал повторную телеграмму. Ответили, что на учениях присутствует председатель Совета Обороны страны. Этот пост занимал Хрущев. Жуков промолчал.

Все вместе приехали на командный пункт Малиновского, побыли там недолго, и он распределил прибывших по войскам. С ним остался Хрущев. Мухитдинов оказался в машине с двумя генералами, один из которых командовал наступающей дивизией. Лил проливной дождь, гостям выдали теплую генеральскую форму без погон и плащ-палатки. Поскольку Мухитдинов с первого и до последнего дня находился на фронте, его не поразило ничего из того, что он увидел. Все-таки учения есть учения, и как бы ни старались войска, здесь мало что напоминает настоящее поле боя.

На следующий день утром беседовали в войсках со старшими офицерами. Разговор был интересный, Никита Сергеевич ударился в военные воспоминания, радовался, что его помнят еще с военных времен. Днем Малиновский подвел итоги, потом выступали генералы, руководившие боевыми действиями. Хрущев попросил подробнее высказываться о недостатках в боевой подготовке войск. Его поняли, и разговор вошел в новое русло.

Вечером за столом сидел весь генералитет армии. Столы были накрыты щедро, с размахом — икра, семга, окорока, почти все виды напитков. Тон задавал Никита Сергеевич, и создалась такая обстановка, что пили и ели вдосталь, не стесняясь, разговоры становились все оживленнее и откровеннее.

Послышались высказывания, что, мол, в руководстве армией имеют место крупные промахи, низок уровень боевой подготовки, в забвении политико-воспитательная работа. В этом же смысле вели речь и отдельные командующие округов и родов войск. Гостей рассадили так, что каждый штатский сидел в окружении военных, и здесь беседа была еще более непринужденной, впрямую говорили о недовольстве солдат и офицеров. Тосты — дифирамбы в честь Хрущева, великого военачальника и партийного руководителя, становились все громче и раздавались все чаще.

В конце ужина Никита Сергеевич очень тепло попрощался с военными, и они пожелали ему здоровья, успехов. Все, начиная с Малиновского, заверяли, что армия будет твердо поддерживать мудрый политический курс руководства партии.

— Ну, кажется, все ясно, — сказал Хрущев, — армия с нами, не подведет. Пойду спать, а вы погуляйте.

Кириченко пригласил несколько человек в так называемую малую гостиную. За столом — Кириченко, Козлов, Аристов, Брежнев, Подгорный, Мухитдинов. Сидели до поздней ночи.

Утром Никита Сергеевич сказал, что хочет поговорить с членами Совета Обороны, а остальным Подгорный покажет свой город. С ним остался Брежнев, курировавший армию и оборонные отрасли промышленности. Видимо, это не было официальное заседание Совета Обороны, а состоялась важная доверительная беседа. После осмотра города во второй половине дня вернулись в Москву.

В день возвращения Жукова назначили заседание Президиума. Когда собрались, Хрущев вдруг сказал:

— Сейчас к Москве подлетает Жуков. Его пригласят прямо сюда. Открыто хочу с вами поделиться информацией и впечатлениями. Он замышляет взять власть в стране, проводит в этом направлении серьезную работу, нам кое-что уже известно. Я пожилой человек, мне себя не жалко, но жаль потерять наш политический курс, оборвать то, что успешно начато, допустить установление военной диктатуры. Это опасно, может привести к гражданской войне, кровопролитию. Все вы окажетесь далеко отсюда. Надо серьезно поговорить с Жуковым, принять решение. На Секретариате договорились, что завтра проведем Пленум и окончательно решим вопрос с Жуковым.

Все сидят, слушают, ни протокола, ни стенограммы, ни одного постороннего. Видно, все хорошо рассчитали. Скоро вошел Жуков и занял свое место за длинным столом.

Он, видимо, уже почувствовал, что назревает что-то из ряда вон выходящее. Сел, не сказав ни слова. Тогда Хрущев заявил:

— Мы вот собрали Пленум, чтобы обсудить ваше поведение, товарищ Жуков. К нам поступают сигналы, что вы зазнались, действуете самовольно, опять взялись за старое — игнорировать партию и ее руководство. В войсках, особенно командном составе, зреет недовольство тем, что вы не считаетесь с ними, подчас оскорбляете. Хотим выслушать ваши объяснения. Мы вам оказали доверие, списали старые грехи, за которые вас вывели в свое время из ЦК. А вы вместо того, чтобы оправдать доверие, так себя ведете, противопоставляете себя ЦК, настраиваете армию против партии.

Жуков встал и сказал:

— Мне вообще непонятно, что происходит, о чем идет речь. Во-первых, товарищ Хрущев, вы подписали документы о проведении учений, на меня возложено руководство ими и точно установлено время. Затем посылаете меня в Югославию, в это время сроки учений переносятся, и их проводят. Так не делается. Зачем же было направлять меня за рубеж, если ко мне есть претензии? А если хотели проводить учения без меня, почему сразу не назначили другие сроки? Теперь по существу. Не знаю, какими данными располагаете. Я служил честно, нигде никогда никого не настраивал против партии и руководства. Наоборот, делал все, чтобы сплотить армию вокруг партии. Конечно, в армии есть недостатки, упущения, но не я это породил, напротив, старался скорее устранить их. Если есть ко мне конкретные замечания, готов выслушать, принять к сведению и исправить.

Слово взял Брежнев. Он очень сильно критиковал Жукова. На этот раз выступал уверенно, категорично, даже с апломбом, и совсем не был похож на того Брежнева, который совсем недавно, в июне, быстро присмирел и спасовал перед «антипартийной группой».

Жуков молча смотрел на выступавших. Кириченко резко говорил о том, что Жуков плохо относится к командующим, слабо руководит округами, отрывает их от партийных организаций. Затем выступил Малиновский, сказавший, что Жуков не занимается Генеральным штабом, ударился в большую политику, практически запустил дела и не справляется с обязанностями министра, а значит, не оправдывает оказанного ему как члену Президиума доверия. Так же остро выступили против Жукова Козлов, Фурцева.