Гранд-отель «Европа» - Илья Леонард Пфейффер

скамейке под перголой, откуда могли наслаждаться превосходным видом на прибывавших гостей. Монтебелло, несомненно сильно расстроенный уходом старой дамы, которую считал своей матерью, приветствовал всех невозмутимо и изысканно, как образцовый профессионал. Китайские туристы фотографировали дорогие авто и гостей в траурных — и порой весьма эксцентричных — одеждах.

Большинство собравшихся были не только почтенного возраста, но и происхождения. Пательский узнал Александра Трубецкого, русского князя на восьмом десятке, жившего в изгнании в Париже.

— Его племянник, князь Тону, поет в одной эстонской панк-группе, — сообщил Пательский.

Явилась высокая элегантная пожилая дама, облаченная полностью в черное, лицо ее покрывала черная же вуаль. Пательский поведал, что это Мина Мадзини, легендарная итальянская поп-звезда, известная просто как Мина, чей пик славы пришелся на семидесятые годы прошлого века и которая с тех пор не показывалась на публике.

Затем подъехали баронесса Сетти Ломбарди Сатриани ди Порто Сальво, стилист и модельер Диана фон Фюрстенберг, бывшая супруга принца Эгона фон Фюрстенберга, французский шансонье Шарль Азнавур с дочерью Катей, принц Джонатан Дория Пафили, Дон Карлос Каневаро, герцог Цоальи, Лека из дома Зогу — сын Ахмета Мухтар-бея, первого и единственного короля Албании, и некая венгерская графиня. Пательский знал их всех. Я спросил, занимался ли он подготовкой похорон. Он объяснил, что когда-то вращался в этом мире.

В прикатившей на золотистом лимузине экстравагантно разряженной диве с бриллиантовой диадемой в длинных обесцвеченных волосах Пательский узнал принцессу Ясмин Априле фон Гогенштауфен Пуоти, которая утверждала, что ведет род от Фредерика II, герцога Швабии, и Изабеллы Английской и служит тайным агентом ЦРУ. Несколько лет назад она наделала шуму, потребовав вернуть ей замок Кастель-дель-Монте в Пулии как семейную собственность, незаконно конфискованную государством.

Затем прибыли бывший король Греции Константин с женой Анной-Мари Датской, австрийский актер Клаус Мария Брандауэр, тоже уже за семьдесят, маркиз Джованни Никастро Гуидиччони и принцесса Маргарета Румынская, пожилая дочь последнего румынского короля Михая I, лишившегося престола в 1947 году.

Седой, измученный жизнью и солярием мужчина c бордельной улыбкой, который демонстрировал свою скорбь, выставляя напоказ седые волосы на груди, выглядывавшие из-под широко расстегнутой атласной рубашки, называл себя, если верить Пательскому, принцем Фредериком фон Анхальтом. Когда-то он был женат на голливудской диве Жа Же Габор. Однако Пательский утверждал, что дворянский титул Фредерик купил. Яркая дама с вычурной асимметричной прической, рассказал Пательский, — это Глория Турн-и-Таксис по прозвищу Панк-принцесса. Ее респектабельный род князей, служивших Священной Римской империи, в пятнадцатом веке основал европейскую почтовую службу.

За ней пожаловали Джейсон, сын шотландского актера сэра Шона Коннери и Дианы Силенто, барон Патрицио Императо ди Монтекальвино, Франсиско Луис, внук легендарного португальского оперного певца Франсиско Аугусто Д’Андраде, чье исполнение заглавной роли в моцартовском «Дон Жуане» на Зальцбургском фестивале, по словам знатоков, оставалось непревзойденным, и князь Кирилл Преславский, сын Симеона II, последнего царя Болгарии. В черном плаще и с саблей, он охотно позировал для китайских туристов с фотоаппаратами.

Появился пожилой мужчина в чем-то вроде охотничьего костюма. Пательский признал в нем принца Рихарда цу Сайн-Витгенштейн-Берлебурга.

— Он разводит зубров у себя в поместье, — добавил Пательский.

Меня не оставляло чувство, что многие гости считали свой приезд не только знаком уважения к усопшей старой даме, но и к самим себе. Встречаясь друг с другом в этом месте, где все они в прошлом были богаче, значительнее и известнее, чем сейчас, они могли еще один, последний, раз подтвердить друг для друга реальность общей иллюзии, будто этот прекрасный мир принадлежит им. Они шли, высоко подняв головы, чтобы не замечать своих стоптанных ботинок, и старались до поры до времени не беспокоиться о том, во сколько им обойдется прокат лимузина.

— Выходит, то, что Монтебелло мне когда-то рассказывал, — правда, — сказал я. — Нет такого дворянина, графа, маркиза, герцога или принца, который бы ни целовал руки старой дамы.

— Европу все очень любили.

— Европу? — не понял я.

— Так ее звали, — пояснил Пательский. — Старую даму звали Европой, как дочь Агенора и Телефассы, похищенную Зевсом в обличье быка. Отель назван в ее честь. А вы что думали?

2

Старая дама по имени Европа лежала в открытом гробу из черного дерева в фойе своего отеля, у подножия величественной мраморной лестницы, между сфинксом и химерой. Приглашенных настоятельно попросили не приносить цветов, чтобы не нарушить роскошную композицию из белых лилий, которую Монтебелло заказал специально для покойной. Гости широким кругом стояли вокруг гроба. Туристов попросили держаться в отдалении. Когда один из них не утерпел и с фотоаппаратом в руках склонился над гробом, управляющий-китаец вежливо, но твердо призвал его к порядку.

Когда часы пробили полдень, зазвучал колокольчик, так часто возвещавший радостную перспективу изысканной трапезы. Монтебелло распахнул двери библиотеки, откуда вышли четыре валторниста, встали в изголовье гроба и заиграли хорал Баха Es wird schier der letzte Tag herkommen, BWV 310.

Они уступили место епископу, который специально приехал из столицы провинции и в качестве исключения согласился отслужить мессу прямо здесь, в гранд-отеле «Европа». Он был в полном облачении: альба, амикт, стола, туника, далматика, казула, митра, наперсный крест на зеленом шнуре, белые перчатки, фиолетовые носки, туфли литургического цвета, посох — и в сопровождении восьми прислужников, несших кадило, монстранц, гостии, потир, водосвятную чашу и даже (в антикварном серебряном реликварии с прозрачным цилиндром) реликвию — фалангу пальца ноги святого Закхея, покровителя трактирщиков, которую епископ приказал привезти из другого диоцеза. Два прислужника придерживали полы его казулы.

Он остановился у стола, помещенного вместо алтаря в изголовье гроба, и повел короткую и возвышенную заупокойную мессу, полностью на латыни, выговаривая слова величественным, дрожащим от сильного чувства голосом, словно то была последняя месса в истории. Даже его краткая проповедь была на латыни. Он говорил о конце времени, хотя, кроме нас с Пательским, его, скорее всего, никто не понимал. Во время тихой молитвы смолк даже шепот туристов. Слышалось только щелканье их фотокамер.

После мессы гроб черного дерева закрыли крышкой с позолотой, и местный плотник торжественно заколотил ее. Шесть работников с местной фермы, облаченных Монтебелло в безупречные черные костюмы, подняли тяжелый гроб с легкой как перышко усопшей на плечи.

Выстроилась церемониальная процессия, которая должна была покинуть отель через парадный вход. Первыми шли епископ с двумя мистрантами, поддерживавшими полы его казулы, за ними — носильщики гроба и валторнисты. Гости в фойе должны были расступиться, пропуская их, и затем последовать