Торлон. Война разгорается - Кирилл Шатилов

— Кто идет? — послышался голос из-за приоткрытых ставен.

— Никто не идет. Тебе показалось, — отозвался Ахим.

— Опять издеваешься? — высунулась наружу улыбающаяся физиономия.

— Это ты издеваешься.

— В обход?

— Ну да, пора кости поразмять. Все спокойно?

— Кто там мимо тебя проехал?

— А ты что, цвета не видел?

— Видел. — Парень задумался, поняв, что получил прекрасную подсказку. Осталось только вспомнить. — Похоже, что Скирлох.

— Он самый. С дочкой на пару.

— Ну почему такая несправедливость! — Дамзей высунулся из распахнутого окна по пояс и заговорил тише: — Почему все гости мимо тебя едут? А я тут сижу да белок гоняю.

— Потому что я к мосту ближе. Можем поменяться.

— Поменяться?! Это я завсегда. Если не шутишь, готов сам с распорядителем поговорить. Мне ты знаешь, как охота на дочку этого Скирлоха взглянуть! Ну и… себя показать. Говорят, она ничего такая из себя девица.

— Слушай больше.

— А что? Не очень?

— Так себе.

— Ну вот ты свое мнение имеешь, а у меня и его нет. Много про нее всякого слышал, а видеть не доводилось. Как думаешь, я бы ей мог приглянуться?

— Наверняка.

— Вот и я того же мнения, — довольно рассмеялся Дамзей. — Жениться бы на ней, и никаких тебе больше забот.

— А какие у тебя заботы, дружище?

Дамзей снова задумался, однако ничего существенного так и не надумал.

— Ладно, давай не выхолаживай избу, — сказал ему на прощание Ахим и пошел дальше.

Хлопнули ставни. Вслед за этим скрипнули другие, на противоположной стороне сторожки.

— Слушай, Ахим. Мне тут сон нынче шебутной приснился. Будто сидим мы с тобой у костра и разговариваем. Тут подходит к нам дикарь, ну, понимаешь, всамделишный, рыжий такой весь, садится рядом и разговоры всякие заводит. А мы его почему-то понимаем. Всю ночь проговорили, а о чем — убей не помню. Представляешь?

— А оружие у него при себе было?

— Да, кажись, нет.

— Это хорошо.

— Почему это?

— Без оружия дикари обычно к теплу снятся, — махнул рукой Ахим и двинулся своей дорогой.

Шел он быстро, так что Дамзей больше не отваживался его окликать.

Ишь чего удумал: сны он теперь на пару с ним будет видеть! Хорошо хоть удалось ему воспоминания о той задушевной беседе подчистить. Не хватало еще, чтобы он помнил, как ему вдоль ночи кропотливо вбивали в голову одну простую мысль: увидишь шеважа, не спеши поднимать тревогу, лучше подумай еще раз, ведь наверняка ты обознался. Лишняя подстраховка никогда не помешает.

Вторая, она же третья, сторожка стояла у дальнего конца рощицы, едва заметная за сугробами, в которые зима превратила обильно росшие здесь кусты малины. От нее моста через канал вообще видно не было, а потому считалось, что для несения службы здесь ни особого мастерства, ни вдохновения не нужно. Так что сторожа в ней сменялись непозволительно часто и были, как правило, чем-нибудь провинившиеся прислужники из поместья. Однажды сюда отправили даже помощницу поварихи, которая по неосторожности перепутала помойную кастрюлю с суповой, за что была больно порота и сослана в сторожку на целый день и всю ночь. Ахим выяснил это во время такого же обхода и, как мог, успокоил бедную девушку, решившую, что ее тут обязательно кто-нибудь убьет и съест. Зачем и кто придумал подобный идиотизм, Ахим мог только догадываться. В любом случае, если ничего не изменится, он рассчитывал на это место как на наиболее уязвимое во всей охране. Сам Томлин, похоже, обо всех этих брешах даже не догадывался. Кстати, его спокойствие и некоторая рассеянность по столь важным вопросам все чаще наводила Ахима на мысль о том, что свои сбережения он предпочитает хранить вовсе не в поместье, а где-то еще.

— Эй, сторожа! Есть кто живой? — крикнул Ахим, обходя последний сугроб.

Поначалу ему ответила тишина, но потом створка ставня приоткрылась и внутри стал виден довольно яркий свет.

— Все живы, — ответил недовольный мужской голос, и в щель высунулась всклокоченная борода. — А ты кто такой?

— А я сторож Ахим. Хожу проверяю, все ли в порядке. Тебя-то как звать, мил-человек?

— Все у нас в порядке. Не видишь, что ли?

— Странное у тебя имя.

— Какое есть.

— Напрасно гостей не привечаешь.

— Своих хватает.

— А если я зайти захочу? Все ж таки я тут как будто за старшего поставлен.

Борода что-то буркнула, скрылась, ставень захлопнулся. Ахим не стронулся с места. Через некоторое время ожила дверь и на крыльцо вышел мужичок в длинной, наброшенной на плечи шубе. Роста он был невысокого, однако смотрел на Ахима нагло и вызывающе. Под шубой он явно что-то прятал. Либо меч, либо топор.

— Так и будем стоять? — поинтересовался Ахим.

— Так и будем. У тебя что, дел своих нет?

— Есть. По делу и пришел. — Он стал неторопливо подниматься по ступеням крыльца. — Сторожка эта отведена для охраны, а не для посторонних… — не сразу подобрал нужное слово: —…утех.

Как мужичок ни хорохорился, руки из-под шубы он так и не вынул, а когда Ахим чуть не наступил на него, неохотно посторонился и позволил войти внутрь. Увиденное ничуть не удивило Ахима. На кровати возле печи лежала под одеялом раскрасневшаяся девка и испуганно таращилась на гостя. В спертом воздухе стоял запах крока, пота и плотской страсти. Ахим только хмыкнул и повернулся к примолкшему хозяину.

— Надеюсь, распорядителю известно, чем тут занимается его доверенная охрана? И он ничуть не удивится, когда я ему об этом расскажу. А имя свое ты мне можешь даже не называть: все в домовых книжках и так отражено.

— Брентан меня зовут, — выпалил мужичок, и Ахим отчетливо расслышал, как что-то тупое ударилось в пол у него под шубой. Правильно, решил от греха подальше разоружиться. — Послушай. Зачем меня закладывать? Мы тут ничего преступного не делали. Она занемогла, вот и прилегла приспнуть. А я блюду все чин чином, сторожу, никого не пропускаю.

— Да еще напился, похоже, — добавил Ахим.

— Ни-ни, — замахал руками мужичок, отчего шуба с его плеч наконец упала, и он остался в одном исподнем. Возле ноги торчала из вороха шубы рукоятка топора. — Ей вот натереться кроком пришлось, оттого и запах может быть. А чтобы внутрь-это за ненадобностью…

— Понимаю. Врачевальню, значит, тут открыл? Тоже дело. Когда других дел нет. — Ахим напустил на себя еще более сердитый вид. — Давай-ка, Брентан, чтобы подруга твоя в два счета вылечивалась и топала к себе! Я дважды повторять не люблю, чтоб ты знал. Мешать ей прихорашиваться не буду, пойду пока, но если зайду попозже второй раз и она по-прежнему будет здесь, что ж, пеняйте, ребятки, на себя.