Тени забытых земель - Людмила Корнилова

Да и вблизи это странное создание с труднопроизносимым названием выглядело довольно неприятно: темный меховой квадрат коричневато-серого цвета, без головы, но с четырьмя полосами сильных когтистых лап, которые плотно обхватывали широкий ствол дерева… Заметить его издали довольно сложно, потому как это существо может менять свой цвет, сливаясь по цвету с окружающей его местностью. Совсем как хамелеон, живущий в дальних странах… Ну, а охотится рамптифузель без особых ухищрений — обычно ложиться на траву или землю, становясь почти неотличимым от того места, где он устраивает засаду. Все остальное было очень просто: стоило неосторожному зверю (или человеку) наступить на этот мохнатый ковер, как вырваться из него уже не было никакой возможности.

Беглецы, хотя и приблизились к дереву, на котором находилось это существо, но все же старались не переступать определенные границы, благоразумно стараясь держаться подальше. Кто его знает, этого рамптифузеля, на что он способен — вдруг услышит голоса людей, и проснется раньше времени! А уж если учесть, что, проснувшись, это существо в ярости накидывается на того, кто осмелился его разбудить…

— Ну и зверюга! — брат Белтус, стоя в отдалении, рассматривал неопрятную шкуру странного существа. — Здоров, зараза…

— И зачем мы сюда пришли? — оглянулся дядюшка. — Мало того, минуты на минуту может появиться этот… ходаг, и нам надо уносить ноги.

— Если за нами следует ходаг, то уйти от него мы все одно не сможем… — брат Белтус произнес это, как непреложную истину. — Но попытаться сделать это все одно стоит. Есть у меня одна мысль, только вот как ее можно осуществить — не знаю…

Ходаг показался куда раньше, всего лишь через несколько минут. К сожалению, за это короткое время люди еще не успели как следует подготовиться к его появлению. Брат Белтус оказался прав: зверь лихо ковылял на трех лапах, и скорость его передвижения была на порядок выше того, как ранее шли беглецы. Как видно, ходаг потратил какое-то время на то, чтоб отбросить поврежденную лапу вместе с торчащим в ней мечом и зализать полученную рану, а потому сейчас вовсю пытался наверстать упущенное время. Да, от этого зверя, и верно, так просто не избавиться! Следовало радоваться хотя бы тому, что у людей осталось минута-другая на то, чтоб осуществить задуманное.

— Брат Белтус, не надо, это сделаю я… — брат Титус остановил монаха, который взялся, было, за кинжал. — Вы, похоже, лучше меня знаете повадки этого зверя, и если что пойдет не так, то подскажете, как правильней поступить.

— Но… — начал, было, брат Белтус, но молодой инквизитор оборвал его неожиданно резко, а потом и вовсе продолжил едва ли не в приказном тоне:

— Это не обсуждается. И времени на разговоры у нас нет. А вы все, как мы ранее и договаривались, стойте и не шевелитесь. Брат Белтус, берите камни и идите к дереву.

Закатать рукав на левой руке своего потрепанного монашеского облачения, так же как и отхватить пару кусков темной ткани — все это не заняло много времени у молодого инквизитора. Затем брат Титус, не поведя бровью, чиркнул кинжалом по своей руке, и через пару мгновений оттуда хлынула кровь, после чего парень, оставляя за собой на земле ровную дорожку крови, вытекающей из располосованной руки, направился к дереву, на котором все так же продолжал спать рамптифузель. Впрочем, брат Белтус тоже спешил к тому дереву с карманами, полными камней, которые беглецы успели насобирать поблизости.

Все остальное Андреас наблюдал словно со стороны: ходаг лихо приближался к людям, причем с явным намерением добраться-таки до удирающей добычи, и наконец-то запустить зубы теплую человеческую плоть. Вот зверь остановился неподалеку от стоящих людей, и взвыл, только сейчас в его вое слышалась не только угроза, но и радость — вряд ли предполагаемые жертвы вновь сумеют удрать от него. Возможно, он и не сумеет убить всех, но парочку из этих двуногих точно положит… Убедившись, что добыча стоит на месте, ходаг вновь потрусил к людям.

Тем временем брат Титус уже провел кровавую дорожку до того самого дерева, на котором все так же неподвижно висел рамптифузель, после чего, зажав рану рукой, отошел в сторону, кивнув брату Белтусу — мол, давай, начинай… Монаха дважды просить не пришлось, и на шкуру, плотно обхватившую ствол, обрушился целый град камней. Только бы их хватило для того, чтоб разбудить спящего рамптифузеля! Если этого будет недостаточно, то надо хватать острые обломки сучьев, и бросать их в висящее на дереве существо в надежде, что оно проснется от спячки…

По счастью, до сучьев дело не дошло — для пробуждения рамптифузелю хватило и нескольких сильных ударов камнем. Люди увидели, как висящая на дереве шкура зашевелилась, даже чуть съежилась после очередных ударов, полученных от весьма увесистых камней, а потом плавно-текущим движением существо соскользнуло на землю, где, полежав мгновение, внезапно развернулось во всю свою величину. Перед взором людей оказалось почти правильное четырехугольное полотнище, длиной (и, соответственно, шириной) с человеческий рост, однако в толщину это создание не превышало всего лишь нескольких дюймов. Издав легкое шипение, куда больше смахивающее на шорох сухих листьев, существо, вытянувшись во всю длину и подрагивая своим телом, уткнулось в кровавую дорожку, оставленную братом Титусом. Еще мгновение — и рамптифузель чуть волнообразными движениями пополз по земле вдоль красной полоски, помогая себе неожиданно сильными когтистыми лапами. Что тут можно сказать? Только то, что если это существо, толком не проснувшись, уже тянется по свежему кровавому следу, то особого милосердия от подобного создания ждать не стоит.

Меж тем ходаг находился уже совсем неподалеку от троих неподвижно стоящих людей, и к ним со всех ног бежал брат Титус, прижимая к своей распоротой руке несколько кусков ткани, отхваченной им от своего темного облачения.

— Все, бегите… — крикнул он, бросая на землю пропитанные кровью обрывки ткани. — И опять врассыпную…

Уговаривать людей не пришлось, и все кинулись кто куда, не переставая при этом оборачиваться, чтоб не пропустить ничего из происходящего, а посмотреть было на что. Прежде всего, ходаг не бросился за разбегающимися людьми — его, как и раньше, немного озадачило то, что добыча кидается в разные стороны. Возможно, зверь метнулся бы за кем-то из них, но сейчас его нос уловил запах только что пролитой крови, а от подобных пьянящих ароматов голова ходага чуть ли не пошла кругом. Кто знает, может совсем рядом на земле находится кто-то раненый, то бишь добыча сама идет в руки, и упускать ее не стоит… Вот и неподалеку, чуть ли не под носом, валяется нечто, пусть и неживое, но зато с таким дурманящим запахом!..

Пока ходаг обнюхивал лежащий на земле кусок ткани, насквозь пропитанный кровью, с другой стороны по красной дорожке к этому же месту подползал рамптифузель. Запах свежей крови и ему дурил голову, а потому, уткнувшись в лежащий на земле кусок ткани, пропитанной сладким запахом человеческой крови, разом взыграли все охотничьи инстинкты этого странного существа. К тому же зверь уже довольно давно спал на своем дереве, всерьез оголодал, и сейчас рассчитывал на то, что вожделенная добыча совсем рядом — в конце концов, так просто его не будят!..

Брат Титус все рассчитал правильно: оба зверя приблизились друг к другу на весьма близкое расстояние, и только тогда каждый из них обратил внимание на то, что он тут находится не один: рядом есть некто, не уступающий ему по злобе, силе и мощи. Известно, что различные хищники не выносят близкого присутствия друг друга, особенно если чувствуют в сопернике конкурента. Вот и сейчас каждый из двоих зверей, увидев, что рядом с ним находится некто, желающий покуситься на то, что он считал своей добычей, решил прогнать соперника, а также показать, кто тут хозяин. Конечно, двуногая добыча тоже находилась неподалеку, но она все одно никуда отсюда не уйдет (а если и попытается это сделать, то ничем хорошим это не кончится), однако чужаку, желающему покуситься на то, что другой заранее считал своей добычей, тут явно делать нечего.

Звери стояли друг против друга, и если один то и дело грозно подвывал, то в ответ слышал только шелестящий звук — как видно, голосовые связки у рамптифузеля были развиты не очень хорошо, а может, ему и не требовалось создавать громкий шум. Для начала это мохнатое создание каким-то образом пыталось дать понять ходагу, что он, чужак, вторгся на территорию, принадлежащую другому, и потому должен убраться, а ходаг, в свою очередь, был уверен в том, что сила на его стороне, и потому более слабому стоит отойти в сторону.

В этом споре ни один из хищников не хотел отступать. Шерсть у обоих поднялась дыбом, и если ходаг стал яростно скрести лапой землю, то по плоскому телу рамптифузеля пошли волнообразные движения. И пусть тихий шелест одного зверя полностью терялся в завываниях другого, было понятно, что ни одно из этих существ отступать не намерено. Медленно текли минуты, люди не шевелились, а хищники, глядя друг на друга, все больше и больше наливались яростью, и оставалось только ждать, у кого из этой парочки окажется меньше терпения.