Мир Данте. Том второй (малые произведения) - Алигьери Данте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И весной, и зимой ты сидишь в Милане[1404], и ты думаешь так умертвить злую гидру, отрубив ей головы? Но если бы ты призвал на память высокие подвиги славного Алкида, ты понял бы ныне, что обманываешься, подобно этому герою; ведь страшное чудовище, роняя одну за другой свои многочисленные головы, черпало силы в собственных потерях, пока наконец благородный герой не поразил его в самые корни жизни. Ибо, чтобы уничтожить дерево, недостаточно обрубить одни только ветви, на месте которых будут появляться новые, более густые и прочные, до тех пор пока остаются здоровыми и нетронутыми питающие дерево корни. Как ты думаешь, о единственный владыка мира, чего ты добьешься, заставив мятежную Кремону[1405] склонить перед тобой голову? Может быть, вслед за этим не вздуется нарыв безрассудства в Брешии или в Павии? И хотя твоя победа сгладила его, новый нарыв появится тотчас в Верчелли, или в Бергамо, или в другом месте, пока не уничтожена коренная причина болезни и пока не вырван корень зла и не зачахли вместе со стволом колючие ветки.
Неужели ты не знаешь, о превосходнейший из владык, и не видишь с высоты своего величия, где нора, в которой живет, не боясь охотников, грязная лисица? Конечно, не в бурном По и не в твоем Тибре злодейка утоляет жажду, но ее морда без конца отравляет воды Арно, и Флоренцией (может быть, тебе неизвестно о том?) зовется пагубная эта чума. Вот змея, бросающаяся на материнское лоно; вот паршивая овца, которая заражает стадо своего хозяина; вот свирепая и злобная Мирра[1406], что вся пылает, стремясь в объятия отца своего Кинира; вот разъяренная Амата[1407], которая, воспрепятствовав заключению угодного судьбе брака, не убоялась призвать в зятья того, кто не был угоден судьбе; объятая безумием, она подстрекала его к битве и в конце концов, искупая свою вину, повесилась. И действительно, со змеиной жестокостью пытается она растерзать мать, точа мятежные рога на Рим, который создал ее по своему собственному образу и подобию. И действительно, гния, разлагаясь, она испускает ядовитые испарения, от которых тяжело заболевают ничего не подозревающие соседние овцы. И действительно, она, обольщая соседей неискренней лестью и ложью, привлекает их на свою сторону и затем толкает на безумия. И действительно, она страстно жаждет отцовских объятий и в то же время при помощи гнусных соблазнов силится лишить тебя благосклонности понтифика, являющегося отцом отцов[1408]. И действительно, она противится велениям Господа, боготворя идола собственной прихоти; и, презирая законного короля своего, она не стыдится, безумная, обсуждать с чужим королем чужие законы, дабы быть свободной в дурных деяниях. Да сунет злодейка голову в петлю, в которой ей суждено задохнуться! Ибо преступные замыслы вынашиваются до той поры, пока охваченный ими не совершит противозаконных поступков. И, несмотря на незаконность этих поступков, наказание, которое ждет совершившего их, нельзя не признать законным.
Итак, откажись от какого бы то ни было промедления, о новый сын Исайи, и почерпни веру в себя в очах Господа Саваофа, перед лицом Которого ты действуешь, и срази этого Голиафа пращой мудрости твоей и камнем силы твоей, и после его падения ночь и мрак ужаса повиснут над лагерем филистимлян, и обратятся в бегство филистимляне, и Израиль будет освобожден. И тогда наследие наше, потерю которого мы не переставая оплакиваем, будет полностью нам возвращено. И, как ныне, вспоминая о священном Иерусалиме, мы стенаем, изгнанные в Вавилон[1409], так тогда, обретя гражданские права, отдыхая в состоянии полного мира, счастливые, мы вспомним испытания смутной поры.
Писано в Тоскане, близ истоков Арно[1410], апреля семнадцатого дня в год первый[1411] счастливейшего прихода божественного Генриха в Италию.
VIII
ИМПЕРАТРИЦЕ МАРГАРИТЕ[1412]
Славнейшей и милосерднейшей владычице, госпоже Маргарите Брабантской[1413], волею провидения Господнего августейшей королеве римлян, — Герардеска ди Батифолле[1414], милостью Божьей и императора палатинская графиня в Тоскане, свидетельствует нижайшее почтение и столь же должную, сколь преданнейшую покорность.
Любезнейшее послание, которым благосклонно удостоила меня Ваша Светлость, порадовало мои глаза, и руки мои приняли его с подобающим почтением. И в то время как содержание письма, проникая в мой разум, наполняло его сладостью, душу читающей охватило такое пламя преданности, какое никогда не сможет погасить забвение и какое невозможно будет вспоминать без радости. Ибо кто я, кто я такая, чтобы могущественнейшая супруга кесаря[1415] снисходила до разговора со мной о супруге своем и о себе (да будет их благополучие вечным!)? В самом деле, ни заслуги, ни достоинства пишущей не давали оснований для оказания ей столь великой чести. Но верно и то, что именно так следовало поступить той, кто стоит на верхней ступени человеческой иерархии[1416] и должна служить для нижестоящих живым примером святой человечности.
Не в силах человеческих воздать Богу достойную хвалу, но, несовершенный по природе, он может иногда молить всемогущего Господа о помощи. И пусть двор звездного царства будет потревожен справедливыми и чистосердечными молениями, и пусть усердие молящей заслужит благоволения Вечного Владыки Вселенной, и да вознаградит Он столь великую снисходительность. Да прострет Он десницу Своей милости для исполнения надежд цезаря и Вашей августейшей особы,[1417] и да поможет Бог, для блага человечества подчинивший власти римского императора все народы, и варварские, и цивилизованные, прославленному и победоносному Генриху возродить род человеческий к лучшей жизни в нашем безумном веке.
IX
ИМПЕРАТРИЦЕ МАРГАРИТЕ
Светлейшей и благочестивейшей владычице госпоже Маргарите, волею Божьей августейшей королеве римлян, — преданнейшая ей Герардеска ди Батифолле, милостью Божией и императорским соизволением палатинская графиня в Тоскане, смиренно преклонив колена, свидетельствует должное почтение.
С наивысшим благоговением, на какое я только способна, я получила дарованное мне Ваше царственное послание и почтительно с ним ознакомилась. Но я предпочитаю, как лучшему из посланий, доверить молчанию то, какая радость озарила мне душу, когда я дошла до слов, из которых узнала о славных успехах, счастливо сопутствующих Вам в Италии[1418]; ибо не хватает слов, чтобы выразить это, когда разум и тот подавлен и как бы охвачен восторженным опьянением.
