Имя ветра - Патрик Ротфусс

Мы оба выпили и поставили бокалы на стол.

— Позволь, я куплю следующую бутылку, — сказал я. Конечно, это уменьшило бы мой медленно растущий кредит в баре, но мне все больше нравился Деоч, а мысль, что я не могу быть с ним на равных, была слишком горькой.

— Камень, небо и река, — ругнулся он, потирая лицо. — Я не решусь. Еще одна бутылка, и мы будем барахтаться в реке, прежде чем сядет солнце.

Я сделал знак служанке и бодро ответил:

— Ерунда. Надо просто перейти с вина на что-нибудь не такое слезливое.

Возвращаясь в Университет, я не заметил, что за мной идут. Возможно, голова моя была так полна Денной, что на другое места почти не оставалось. А может, я уже так долго вел цивилизованную жизнь, что наработанные за тарбеанские годы рефлексы начали слабеть.

Ежевичный бренд, возможно, тоже имел к этому некоторое отношение. Мы с Деочем говорили долго и выпили полбутылки этого пойла. Я унес остатки с собой, поскольку знал, что Симмон питает к нему слабость.

Полагаю, не так уж важно, почему я их не заметил, — результат был один. Я шел по слабо освещенной части Новодомной улицы, и вдруг что-то тяжелое ударило по моему затылку, и меня, бесчувственного, поволокли в ближайший переулок.

Меня оглушило только на мгновение, но когда я пришел в себя, мой рот зажимала тяжелая рука.

— Слышь, парень, — прошипел мне в ухо здоровяк за спиной. — У меня тут ножик. Будешь трепыхаться — прирежу, и все. — Я почувствовал легкий укол в ребра под левой рукой. — Проверь искатель, — сказал он своему подельнику.

Высокая фигура — единственное, что я мог разглядеть в тусклом освещении переулка, — наклонила голову, глядя себе на руку:

— Не могу понять.

— Тогда зажги спичку. Надо быть уверенными.

Мое беспокойство расцвело в полноценную панику. Это не просто уличный грабеж: они даже не вывернули мои карманы. Тут что-то другое.

— Да мы и так знаем, что это он, — нетерпеливо сказал высокий. — Давай уже все сделаем и покончим с этим. Я замерз.

— Хрена с два. Проверь сейчас, пока он у нас в руках. Мы уже дважды его теряли. Промахнемся еще, как в Анилене.

— Ненавижу это, — сказал высокий, копаясь в карманах: вероятно, в поисках спички.

— Ты идиот, — огрызнулся стоявший за моей спиной. — Так чище получается. Проще. Никаких неразборчивых описаний. Никаких имен. Никаких сложностей с маскировкой. Идешь себе за иголкой, находишь своего человека, и все кончено.

Будничный тон их голосов привел меня в ужас. Эти люди были профессионалами. Я понял с внезапной уверенностью: Амброз наконец решил удостовериться, что я его больше никогда не побеспокою.

Мгновение мои мысли метались как бешеные, а потом я сделал единственное, что смог придумать: уронил полупустую бутылку с брендом. Она разлетелась по мостовой, и ночной воздух внезапно наполнился запахом ежевики.

— Круто, — прошипел высокий. — Может, еще дашь ему в колокольчик позвонить?

Человек за моей спиной крепче ухватил меня за шею и резко встряхнул — как капризного щенка.

— Прекрати, — раздраженно потребовал он.

Я обмяк, надеясь усыпить его бдительность, потом сосредоточился и пробормотал заклинание из-под его жесткой ручищи.

— Крепкие сиськи, — ругнулся он. — Если ты наступил на стекло, это твоя клятая… в-и-и!

Он испустил испуганный вопль, когда лужа вокруг наших ног загорелась.

Я воспользовался тем, что он ослабил хватку, и вывернулся из его рук. Но я оказался недостаточно быстр — его нож успел прочертить по моим ребрам жаркую полосу боли. Я отпрыгнул и побежал прочь по переулку.

Но мое бегство было недолгим: переулок уткнулся в сплошную кирпичную стену. Не было ни дверей, ни окон — ничего, за что можно спрятаться или зацепиться, чтобы перелезть. Я попал в ловушку.

Я повернулся и увидел, что эти двое перегораживают вход в проулок. Здоровяк яростно топал ногой, пытаясь ее потушить.

Моя левая нога тоже горела, но я не потратил на нее и единой мысли. Небольшой ожог будет наименьшей из проблем, если я не сделаю что-нибудь прямо сейчас. Я снова оглянулся, но переулок был прискорбно чист — даже никакого приличного мусора, который можно превратить в оружие. Я неистово зашарил по карманам плаща, пытаясь придумать хоть какой-нибудь план. Пара кусков медной проволоки бесполезны. Соль — может, бросить им в глаза? Нет. Сушеное яблоко, перо и чернила, шлифовальный шарик, бечевка, воск…

Здоровяк наконец сбил пламя, и они медленно пошли ко мне. Свет от лужи горящего бренда мерцал на клинках их ножей.

Проверяя карманы, я нащупал какой-то незнакомый сверток. Потом вспомнил: это был мешочек с бассаловыми стружками, которые я купил для симпатической лампы.

Бассал — легкий серебристый металл, входящий в некоторые сплавы, нужные мне для лампы. Манет, мой внимательный учитель, подробно описывал опасности каждого материала, которым мы пользовались. Бассал, если его достаточно нагреть, горит ярким белым и очень горячим пламенем.

Я поспешно развязал мешочек. Проблема была в том, что я не знал, смогу ли это провернуть. Вещи вроде свечного фитиля или спирта легко поджечь. Им нужна всего лишь сфокусированная вспышка жара. Но бассал не таков. Чтобы воспламениться, ему нужно большое количество тепла, вот почему я не беспокоился, нося его в кармане.

Двое подошли на несколько неторопливых шагов ближе, и я швырнул в них по высокой дуге горсть бассаловых стружек. Я пытался попасть им в лицо, но не особенно надеялся. Стружки почти ничего не весили — я как будто бросал пригоршню сухого рыхлого снега.

Поднеся одну руку к огню, лижущему мою ногу, я сфокусировал алар. Широкая лужа горящего бренда мигнула и погасла за спинами головорезов, оставив переулок в угольной черноте. Но тепла все еще было недостаточно. В отчаянии я коснулся кровоточащего бока, сосредоточился и почувствовал, как ужасный холод ворвался в меня, когда я вытянул тепло из собственной крови.

Вспыхнул белый свет, ослепительный в темноте переулка. Я закрыл глаза, но даже сквозь веки горящий бассал был жгуче-ярким. Один из нападающих взвизгнул, тонко и испуганно. Открыв глаза, я увидел только пляску синих теней на белом фоне.

Визг перешел в стон, и я услышал удар, как будто один из убийц запнулся и упал. Высокий начал бормотать, его голос звучал как перепуганный плач.

— О господи. Тэм, мои глаза. Я ослеп.

Мое зрение уже достаточно приспособилось к свету, чтобы различить смутные очертания переулка и темные тени обоих нападавших. Один стоял на коленях, закрыв лицо руками, второй неподвижно распростерся на земле немного дальше. Выглядело так, будто он воткнулся в низкий брус стропил на входе в переулок и потерял от удара сознание. Разбросанные по камням, остатки бассала потрескивали и гасли крошечными бело-голубыми звездочками.