История испанской инквизиции. Том I - Х. Льоренте

XXVII. 9 декабря, до рассвета, Мельхиор был уже одет в костюм передаваемого в руки светской власти; увидев, что все его признания были недостаточны для спасения от смертной казни, он испросил другое свидание и указал как на участников собрания на людей, обозначенных в осведомлении, о которых он не говорил до сих пор; кроме того, на двенадцать лиц, которых ему не называли. Но он прибавил, как и в других своих допросах, что никогда не одобрял учения, о котором беседовали перед ним.

XXVIII. Через несколько минут после этого заявления, видя, что с него не снимают знаков, в которые он был облачен, он прибавил имена двух или трех соучастников, назвал проповедника Моисеева закона на собрании и даже прибавил, что одобрял как хорошие многие вещи, слышанные им.

XXIX. Ввиду того что признания не вносили никакой перемены в его положение, он, наконец, сказал (в ту минуту, как его готовились вывести вместе с другими осужденными), что истинно верил в то, что говорилось в тайной синагоге, и упорствовал в течение года в этом веровании, но он отказывался до сих пор объявлять об этом, потому что полагал, что об этом никогда не узнают и, следовательно, не будет полного доказательства ереси; так он думал даже в ту самую минуту, когда давал это последнее показание, каковы бы ни были показания свидетелей. Инквизиторы постановили, что Мельхиор не появится на аутодафе этого дня и они еще будут обсуждать решение, которое должно принять правосудие.

XXX. 14 декабря 1565 года ему предложили утвердить показания, сделанные 9 декабря. Мельхиор (считавший себя далеким от нового аутодафе) исполнил эту формальность, но с оговоркой, что все происшедшее не отделило его от католической веры и не сделало его иудействующим. Воображение Мельхиора рисовало опасности его положения согласно обстоятельствам более или менее яркими красками; колебания в его поведении объяснялись непостоянством силы духа и мыслей. 18 декабря он пожелал нового свидания и снова исповедал, что верил в Моисееву религию. Однако 29 января 1566 года он сказал, что на собраниях было читано только Священное Писание; он верил в то, что слышал, но не верил тому, что говорилось и чего не было в книге, потому что, посоветовавшись с одним монахом о решении, которое следует принять, услыхал, что все это достойно только презрения, и это определение послужило ему правилом с того времени.

XXXI. 6 мая 1566 года трибунал обсуждал, следует ли исполнять приговор, произнесенный против Мельхиора. Голоса разделились: два советника голосовали утвердительно; инквизиторы, епископ и другие юрисконсульты решили, что подобает примирить Мельхиора с Церковью, потому что он достаточно полно исповедал свое преступление. На заседании 28 мая обвиняемый еще раз просил прощения, напоминая, что он уже сознался в вере в проповедуемое на собраниях, но верил лишь до дня, когда был разубежден священником. Он заявил 30 мая, что слышанное им казалось ему хорошим и необходимым для спасения.

XXXII. В октябре обязаны были допустить его еще раз на заседание. Он говорил против инквизитора, получившего его признания 9 декабря 1565 года, в самый день аутодафе (вероятно, этот инквизитор был домом Херонимо Манрике). Он жаловался на дурное обращение, которое испытал перед сообщением новых показаний. На вопрос, истинно ли то, что он сказал в тот день, он признался в этом, но прибавил, что нельзя позволять, чтобы обвиняемый давал показания перед одним инквизитором, и что присутствие двух членов трибунала необходимо для избежания злоупотребления властью, так как один легко может быть виновен по отношению к несчастному узнику, как это, к несчастью, произошло с ним.

XXXIII. Фискал протестовал против акта примирения Мельхиора с Церковью, дарованного 6 мая 1566 года, и потребовал, чтобы приговор от 8 декабря 1565 года о передаче в руки светской власти был исполнен, потому что не видно в осужденном никакого признака раскаяния и в нем говорит лишь страх смерти. Если трибунал помилует его, то, по мнению фискала, Мельхиор не преминет соблазнить и увлечь в ересь других новохристиан из еврейских семейств. Инквизиторы запросили верховный совет, послав ему дело Мельхиора. Решение, исшедшее от этого совета 24 апреля 1567 года, гласило: так как обвиняемый дал много показаний о новых предметах со времени приговора 6 мая 1566 года, то подобало произвести новое разбирательство, вместе с епископом и юрисконсультами, прежде чем предлагать дело совету. Это соображение и присутствие вальядолидского инквизитора дома Диего Гонсалеса побудили верховный совет приказать, чтобы дело было рассмотрено в Мурсии в его присутствии и послано затем в Мадрид. Приговор был произнесен 9 мая 1567 года; затем последовало разделение мнений: трое судей голосовали за передачу в руки светской власти, двое судей — за примирение обвиняемого с Церковью.

XXXIV. Довольно странно видеть, что в трибунале заседали два инквизитора с именем Диего Гонсалес, что они расходились в мнениях, стоя во главе двух секций трибунала, и защищали каждый от своего имени и от имени своих приверженцев. Дом Диего Гонсалес, инквизитор Вальядолида (принимавший участие в суде по приказу верховного совета), основывался при голосовании за релаксацию на том, что было доказано фактами, а именно, на неискренности раскаяния обвиняемого. Другой дом Диего Гонсалес, инквизитор Мурсии, мотивировал свое мнение тем, что Мельхиор действительно раскаялся в своем преступлении, которое состояло только в принятии иудаизма и сокрытии проступков, чуждых ему, в которых его обвиняли, потому что он назвал много лиц, а в отношении других объявил, что ссылается на показания свидетелей по причине слабости своей памяти; это признание не позволяет смотреть на него как на лжекающегося согласно учению многих авторов (которых он цитировал). Верховный совет положил конец этому разделению мнений 15 мая 1567 года, приказав передать Мельхиора в руки светской власти; мурсийский трибунал вынес второй окончательный приговор, сообразный с полученным им верховным декретом. Казнь была назначена на 8 июня.

XXXV. Вопреки правилам уголовного права (постоянно бездействующим в трибунале, который руководится вместо закона произволом) Мельхиор был вызван в суд 5 июня и увещеваем объявить большее число своих соучастников, потому что свидетели упомянули их как участников собраний, в которых он бывал. Мельхиор повторил в своем ответе все уже рассказанное им. Хотя он был понуждаем на новых заседаниях 6 и 7 июня сделать новые разоблачения, он настаивал на своих прежних ответах, не зная, что уже осужден. Но когда в десять часов вечера он увидел, что готовятся надеть на него костюм передаваемого в руки светской власти и что священник уже вошел в его тюрьму для увещевания к смерти, он прибег к столь часто употреблявшемуся им средству: он объявил, что, порывшись в своей памяти, может назвать новых соучастников. Инквизитор прибыл к нему в тюрьму, и Мельхиор назвал другой дом, где собирались иудействующие, и поименовал семь лиц, которых, по его словам, он видел там. Он не удержался на этом и составил список семи синагог и четырнадцати лиц, которые их посещали. На вопрос, почему он до сих пор скрывал все эти подробности, он ответил, что Бог попустил это за его грехи. В три часа утра он снова попросил свидания и выдал другой дом еретиков-иудействующих. Ему заметили, что объявленное не согласуется с тем, что установлено в процессе, потому что он не говорил ни о некоторых лицах, ни о некоторых вещах, о которых он не мог забыть. Мельхиор отвечал, что не знает больше ничего.

XXXVI. Он был отведен на аутодафе с остальными приговоренными к передаче в руки светской власти. Придя на место казни, он попросил свидания. Инквизитор, оставив свое место, встал сбоку и получил показание, в котором Мельхиор называл еще два дома иудействующих и двенадцать еретиков. Ему заметили, что этого показания недостаточно для подтверждения результата процесса. Он уверял, что не вспоминает ничего больше, но если дадут время, то он постарается вспомнить еще. Несколько минут спустя он подозвал инквизитора и назвал ему семь лиц. Аутодафе еще не было закончено, когда он пожелал сделать третье разоблачение и назвал еще два дома и шесть лиц. Эти инциденты побудили инквизиторов начать обсуждение положения. Так как среди лиц, названных Мельхиором, были такие, которые уже включены в показания свидетелей и которых даже приказали арестовать, то инквизиторы согласились приостановить исполнение приговора и велели отвести Мельхиора в тюрьму. Этого он только и хотел. 12 июня он подписал свои показания. Ему заметили, что свидетели предполагают большее число соучастников, о которых он должен знать; он отвечал, что не помнит.

XXXVII. Это не должно удивлять: опасность более не угрожала. 13 июня Мельхиор сказал, что он ошибся, назвав такого-то своим соучастником. Однако во избежание того, чтобы отказ от слов не был истолкован в дурном смысле, он полагал, что нужно назвать другой дом и двух лиц, о которых он вспомнил. Инквизиторы были очень далеки от того, чтобы идти навстречу настроениям, которые Мельхиор хотел им внушить. Прокурор-фискал снова заговорил о передаче обвиняемого в руки светской власти как хитро воспользовавшегося умолчаниями в своих признаниях и постоянно предпочитавшего лукавство и извороты искренности и прямоте на всем протяжении процесса, причем он прибегал к этим приемам как тогда, когда называл по именам своих соучастников, так и тогда, когда принимал решение сказать, что он их не помнит.