Математик Боя. Становление легенды - Blood_and_Tea

выходку и слова, так что и Чие пришлось «подобрать челюсть с пола», чтобы не выглядеть на их фоне идиоткой.

Хотя, похоже, ей сегодня все равно придется выглядеть идиоткой — вон как смотрят на нее оба Каге. И тепла в их взглядах мало.

— Математик решил, что я могу вам доверять, — через силу улыбнулась она, используя свой единственный, по сути, козырь. — Так что прошу вас — доверяйте и вы мне. Хотя бы немного.

— Судя по тому, что я уже знаю, нам придется, — серьезно кивнул Узукаге. — Но, Казекаге-сама, я предупреждаю вас — не думайте, будто все уже решено. Если я решу, что вы опасны для Узушио и нашего наследия, я стану вашим врагом.

— Думаю, — вмешался Хокаге. — Нам стоит говорить такие вещи за столом переговоров, Узукаге-сама. У вас найдется место, где мы можем сесть?

— Прошу за мной, — кивнул Узумаки.

— «Соберись, милочка», — мысленно сказала сама себе Чие. — «Сейчас тебе предстоит тяжелый раунд. И ты должна его выиграть, как и тот, с Математиком в пещере. Ради Страны Ветра.»

* * *

— Ну и напоследок, — улыбнулся Сенсома могильному камню. — Скажу, что нас, похоже, вновь ждет война. Может быть она будет менее жестокой, но… Там узнаем. И я пригляжу за вашим сыном. Он — умный парень. Думаю, я даже возьму его в ученики.

Мицуки и Рьючико Ясягоро уже давно не могли ничего ответить — они были мертвы. Они не принадлежали к числу шиноби Конохи, как не были и шиноби Узушио, однако, когда поднялся вопрос о месте, где их хоронить, Узукаге попросил Хокаге отдать тела Узумаки — слишком уж многим оказались обязаны красноволосые супругам-сеннинам.

На могиле Каруми Сенсома уже был. Ее, в отличии от Наоми, похоронили на родине. Перерожденный пообещал камню, что позаботится о Данзо и сообщил последние новости. Банально, но это помогает. Не мертвым, конечно, а живым. И Сенсома был жив. И ему помогало.

— Хокаге и Казекаге собираются пойти в лаборатории, — донесся из-за спины голос Узукаге. — Признаться, я был сильно удивлен, когда узнал о том, что ты рассказал о Рикудо этой девушке. Великая тайна клана была раскрыта так…

— Глупо? — Сенсома усмехнулся, не оборачиваясь. — Ты поговорил и с ней и с Хирузеном. Они — Каге Великих Стран. Они могут начать новую войну, а могут ее предотвратить. Я не хочу еще одной войны, Тоширо, хоть и люблю сражения. А потому я доверился им, видя в них те же желания, что движут мной. Ну и как? Оправдали они мое доверие? Ты думаешь, что я был не прав, рассказывая о теле?

— Ты был прав, — согласился Тоширо. — И когда рассказал о теле и… когда принял дар моей внучки.

Сенсома обернулся, и Узукаге улыбнулся ему, почти извиняясь.

— Это я научил ее Шики Фуджину, — сказал он. — И я, как и Тобирама, предполагал ее смерть. Можно сказать, что умерла она из-за меня. Так что не думай о вине передо мной. Ее нет. И не делай вид, что ты не понимаешь, о чем я.

— Узумаки удивительны, — выдохнул Сенсома. — Что ты, что Мито-сама. Иногда я думаю, что однажды не смогу вас понять.

— И тогда-то ты и станешь одним из нас, — рассмеялся Узукаге. — Пока ты понимаешь все разумом, а не сердцем, ты будешь и понимать нас так же. Но вот когда ты будешь опираться лишь на свое сердце, тогда ты и станешь Узумаки.

Сенсома вяло отмахнулся и пошел на выход из кладбища. Как всегда — Тоширо был умен, мудр и добр. В клане долгожителей вообще редко что-либо менялось. Это Сенсоме, пожалуй, нравилось.

Лаборатории посещали вчетвером: Хирузен, Чие, Тоширо и, конечно, Сенсома. Все понимали, насколько важен истинный секрет подземелий Узумаки, и даже Эбизо, который знал все со слов Математика и сестры, не пошел с ними.

Трем Каге удалось договориться. Не до конца — они лишь обговорили условия, на которых Чие будет иметь право увидеть тело Отшельника Шести Путей. Узнав это, Сенсома постоянно усмехался, проводя параллели между своей скоростью принятия этого решения, и скоростью Хирузена и Тоширо — настоящих политиков и интриганов.

— Приготовьтесь к давлению, Казекаге-сама, — вежливо напомнил Чие Тоширо. — А ты, Сенсома, будь добр — держи зверя на коротком поводке. Он может взбрыкнуть.

— Постараюсь не доставлять проблем, — вздохнул Исобу. — И попробую хотя бы немного исправить свое положение.

В последнее время Треххвостому было тяжело. Впервые одолжив Сенсоме свою силу, Исобу был удивлен и даже подавлен тем фактом, что может лишь так незначительно усиливать своего джинчурики. Он-то думал, что может предоставить несколько десятков минут в режиме Двух Хвостов, а на деле оказалось, что и пяти не осилит. Ко всему — после высвобождения своей чакры, ему приходилось подолгу «спать», занимаясь лишь сдерживанием своей звериной натуры. Все это удручало миролюбивого Биджу, а потому сейчас он не только трепетал, в надежде увидеть отца, но и морально готовился к тому, что ему предстоит пройти испытания ради усиления своего джинчурики.

По приказу Узукаге, двери в усыпальницу открылись, и на вошедших обрушилось давление чакры. Но не на всех. Сенсома удивленно заметил, что не чувствует ничего неприятного. Он ощущал чакру вокруг себя и даже различал ее физическую, духовную и природную составляющие, но она на него не давила. А на остальных давила.

Хирузен, например, из-за своей чувствительности, моментально покрылся потом и стиснул зубы. Он не хотел показывать слабость перед другими Каге, но ничего не мог с собой поделать — слишком уж велика и темна была энергия самого Рикудо.

Чие приходилось еще хуже — она была слабее Хокаге и куда менее подготовлена (Сарутоби, все же, было не впервой чувствовать на себе это давление). Девушка обхватила себя за плечи и судорожно глотала воздух, будто только что выплыла из самой глубокой впадины в мире.

Тоширо держался лучше всех — он был носителем силы Мудреца, Узукаге и человеком, наиболее часто посещающим это место. Хотя даже так, было видно, что на него давит неприятное ощущение.

А на Сенсому не давило.

— Отец… — выдохнул Исобу, и Сенсома тут же провалился в свое подсознание, полностью лишенный чувств.

* * *

— Все не так уж и плохо, Хокаге-сан, — донесся до ушей Сенсомы сосредоточенный голос Тоширо. — Биджу напал? Не напал. Он просто нахватался силы Мудреца.

— Но Математик, тем не менее, вырубился, — веско