Настоящая фантастика – 2011 - Александр Николаевич Громов

class="p1">– Наваждение, смертный! Фата-моргана. Отвела им глаза. Обычное дело на Авалоне.

– Что же они увидели, моя госпожа?

– Выжившую из ума старуху, обитающую в развалинах маяка на краю света, которая в красках поведала им о судьбе несчастного пришельца с неба, нашедшего свой конец у ворот ее скромной обители.

– Но дагерротип? Тот ящик у одного из солдат! У них будут снимки… картины, показывающие истинную суть вещей!

– Все можно обмануть, – смеется в ответ Кларисса. – Все, что вы придумали и еще только придумаете, маленькие человечки, будет подвластно мне, раз уж даже вы смогли научиться с этим управляться.

– А тело?! Что это было? Дохлый тюлень? Изготовленное из мертвых ощипанных птиц чучело? Дельфин?! Ведь скоро они освободятся от ваших чар, моя госпожа, и иллюзия их уже не обманет!

– Просто один из слуг, – слышит он в ответ, и сожаления в этом ответе не больше, чем если бы речь шла об утрате домашнего любимца. – Такой милый… Они всегда рады услужить мне.

– Но…

– Порс, милый мой Порс. Потрудитесь приглядеться к себе, и все сразу поймете. Я не пыталась обмануть их в этом. Я просто дала им то, что они искали.

Заподозрив неладное, Порс подносит к глазам руку.

Долгую минуту он смотрит на бугристую зеленую кожу, обтягивающую его пальцы, и на сочащиеся слизью перепонки между ними.

Потом начинает кричать.

* * *

В последующие дни Порс грезит наяву, и грезы его полны холода и стремительности океанских течений, блеска чешуи рыб в преломленных поверхностью моря солнечных лучах и гипнотизирующего покачивания щупалец анемонов на подводных скалах. Воспоминания, принадлежащие не ему, проносятся перед его внутренним взором, и он видит себя скорчившимся в желейном пузыре икринки рядом с тысячами подобных ему существ, чувствует упругое биение хвоста в теплых мелких лужах, оставленных отливом на обнажившемся морском дне, совершает первые неуверенные прыжки по пляжу в погоне за жужжащей добычей.

Ночами его охватывает странное оцепенение, не имеющее ничего общего со сном. В холодном сумраке утра его посещает воспоминание о волшебнице Цирцее, обратившей спутников Одиссея в свиней, и он снова начинает безумно хохотать.

Смех его похож на кваканье лягушки.

* * *

– Сделка, – слышит Кларисса хриплый голос у себя за спиной. В горле говорящего клокочет вода болот.

Она медленно разворачивает кресло, оторвавшись от созерцания танца птиц над гребнями волн. Видит его, одышливо опирающегося на парапет. Движения его неумелы и скованны. Он так еще и не привык к своему новому телу. Огромные глаза с россыпью золотых крапин вокруг узких зрачков вращаются независимо друг от друга. Похоже, он и видит-то ее с трудом. Бледный язык явно помимо его воли выстреливает между тонких губ широченного рта, облизывая подсыхающие роговицы глаз.

Тот, кого совсем недавно звали Порс, стоит перед нею в нечеловеческом полуприседе. Вся его скособоченная фигура выражает страдание.

– Доброе утро, смертный, – приветствует его Кларисса. – Вы уже завтракали?

Лишь несколько секунд спустя она узнает в ужасном хрипе, рвущемся из его горла, смех.

– Когда я думаю о еде, то начинаю замечать, как привлекательно выглядят мухи и сколь аппетитно шевеление червей в выгребной яме. Благодарю, госпожа. Я не голоден.

Он спокоен и отрешен, замечает Кларисса. Отчаяние покинуло его, унеся с собой тоску и страх. Он смирился со своим новым обликом, как смирился со своим положением вечного пленника.

Кларисса чувствует привычное удовлетворение.

Но его следующие слова изумляют ее.

– Я предлагаю вам сделку, моя госпожа.

Она смеется долго и искренне.

– Что может предложить мне смертный? – отсмеявшись, спрашивает она. Люди поистине удивительны и забавны. Ей будет их не хватать, когда эпохи спустя человечество канет наконец в темные воды Леты.

– Крылья, – просто говорит Порс.

Кларисса чувствует, как все ее естество рушится в пропасть, лишенную дна.

Как?! Как смеет он?..

И – как он узнал?!

Он спокойно наблюдает, как на ее лице изумление сменяется негодованием, негодование – гневом, на смену которому приходит наконец…

Надежда.

И он понимает, что победил.

* * *

Наблюдая сквозь окно за суетой слуг вокруг мастерских, Кларисса ловила себя на мысли, что более всего желала бы, чтобы гордеца, осмелившегося бросить ей вызов и вынудившего пойти у себя на поводу, заключив нелепое в самой своей сути соглашение, постигла неудача. Тогда она смогла бы поквитаться с ним за унижение, которому он неосознанно подверг ее, посулив то единственное, чего она была лишена во всем блеске своего всемогущества.

И в очередной раз она отдала должное удивительной проницательности смертного, сумевшего разгадать ее тайну, безошибочно определив единственное уязвимое место в стене из запретов и нечеловеческой силы воли, которой она оградила себя от боли, охватывающей ее каждый раз, когда она смотрела на парящих в поднебесье птиц.

Тысячи лет смирения и покоя пошли прахом в один день. Она остро чувствовала сейчас, насколько тесен для нее этот жалкий островок, к которому привязали ее судьба, увечье и воля богов.

Слуга замер перед ней в почтительном поклоне. Она подняла на него глаза.

– Смертный говорит, что ему нужно снять с вас мерку, моя госпожа, – в его голосе испуг мешался с негодованием. А ведь ему даже мысль о том, что какой-то смертный будет касаться ее тела, должна казаться кощунственной, подумала она.

– Зови его, – усмехнулась Кларисса.

* * *

Сжимая в руках мерную ленту, Порс выжидающе смотрел на хозяйку замка. Пальцы его рук жили собственной жизнью, сплетаясь и расплетаясь независимо от его воли. Казавшиеся неуклюжими, при должном навыке владения ими эти гибкие зеленоватые отростки превращались в инструмент куда более совершенный, чем человеческие пальцы.

Развернув кресло так, чтобы Порс видел ее спину, Кларисса сделала неуловимое движение плечами. Одежды белопенным каскадом соскользнули с ее плеч.

Спина Клариссы, некогда стройная и способная свести с ума мужчину совершенством своих линий, теперь была одним сплошным огромным рубцом. Стянутая бледными жгутами шрамов плоть бугрилась уродливыми узлами и наростами под пергаментно-тонкой, до предела натянутой кожей, сквозь которую выпирали острыми гранями неправильно сросшиеся кости. Подобные следы могло оставить лишь пламя ужасающей разрушительной силы, когда-то коснувшееся этого совершенного в прошлом тела, изломав кости его и опалив его плоть.

Пламя Гнева Господня.

Обрубки сгоревших крыльев прорывали израненную плоть на уровне лопаток, словно голые ветви дерева. Среди иссохшего пергамента кожи тут и там желтела кость.

Скользнув взглядом вдоль искривленного позвоночника, Порс вздрогнул и отвел глаза.

Ноги Клариссы…

То, что он считал увечьем, видя всю тщательность усилий, с которыми Кларисса прятала от чужого взгляда свое странное тело, на самом деле