Весь Хайнлайн. Туннель в небе - Роберт Хайнлайн

Бетти замолчала, слезы катились по ее щекам. Способность пускать слезу по желанию служила ей хорошую службу в школьном театре, но на этот раз, к своему удивлению, она обнаружила, что эти слезы настоящие.

— Вы кончили? — спросил Гринберг.

— Да. Думаю, пока да.

— Должен признать, что ваше выступление было очень эмоциональным. Однако суд не может руководствоваться в своих решениях эмоциями. Видимо, вы хотели сказать, что по большей части причиной нанесенного ущерба, скажем даже — всего ущерба, за вычетом розовых кустов и капусты, были неадекватные действия людей и, следовательно, нельзя возлагать вину на Ламмокса и его владельца?

— Сами подумайте, ваша честь. Все-таки обычно хвост следует за собакой, а не наоборот. И почему не спросить самого Ламми, как по его мнению все это выглядело?

— Мы еще подойдем к этому. Теперь следующее обстоятельство: я не могу согласиться с законностью вашей аналогии. Мы имеем дело не с маленьким ребенком, а с животным. И если суд издает постановление об уничтожении этого животного, это решение не будет ни наказанием, ни местью, так как обычно считается, что такие понятия животному недоступны. Решение будет иметь сугубо превентивный характер — нельзя допустить, чтобы потенциальная опасность превратилась в реальную угрозу жизни, здоровью или собственности какого-либо человека. Вашего гипотетического младенца может без труда сдержать нянька, но здесь перед нами существо весом в несколько тонн, способное неосторожным движением раздавить человека. Я не нахожу ни малейшего сходства между этим существом и маленьким мальчиком, ворующим конфеты.

— Не находите? Да этот маленький мальчик может вырасти и стереть с лица Земли целый город, просто нажав на во-от такусенькую кнопку. А раз так — долой ему голову, пока вырасти не успел. И не надо спрашивать его, почему он взял эту конфету, не надо вообще ни о чем спрашивать! Он — плохой мальчик, так что — отрубить голову и конец всем беспокойствам.

Гринберг снова невольно закусил губу.

— Так вы хотите, чтобы были выслушаны показания Ламмокса?

— Кажется, я об этом уже сказала.

— Я не совсем уверен, что именно вы сказали. Суд рассмотрит ваше прошение.

— Ваша честь, я протестую, — быстро вмешался мистер Ломбард. — Если это крайне необычное…

— Пожалуйста, подождите с вашим протестом. Суд объявляет перерыв на десять минут. Всем остаться. — Гринберг встал и вышел из зала. Он вынул сигареты, в очередной раз обнаружил, что у него нет спичек, и снова засунул пачку в карман.

Черт бы побрал эту девицу! Ведь он уже аккуратным образом рассчитал, как тихо прикрыть это дело к вящей славе родного Министерства и к радости всех заинтересованных лиц… ну разве, за исключением мальчишки Стюарта, но тут уж ничего не попишешь… мальчишки и этого лезущего не в свое дело нелепого существа из класса млекопитающих, которое держит его под своим крылышком. А заодно, — добавил Гринберг, — и под своим каблуком. Нельзя допустить уничтожения этого уникального экземпляра. Но Гринберг собирался организовать все осторожно, чтобы комар носа не подточил. Отклонить прошение этой старой бандитки: тут и слепому ясно, что причина у нее — обыкновенная злоба. Затем один на один поговорить с шефом полиции, чтобы тот по-тихому снял свое прошение. На прошение от общества «Сохраним-Землю-для-неандертальцев» можно вообще плюнуть и растереть. А тут из-за этой занозы-девчонки, которой бы не болтать, а слушать, создается впечатление будто можно заставить Министерство рискнуть благополучием населения ради всякой там сентиментальной антропоморфной ерунды.

Чтоб ее трижды черти побрали с этими наглыми голубыми глазенками заодно.

Ведь того и гляди, его обвинят еще в том, что все из-за них, этих самых глазенок. Лучше бы уж она была уродиной.

Твое животное, ты и отвечай за ущерб — ясно, как божий день; для подтверждения решения можно найти тысячи прецедентов, касающихся «животных без присмотра», и мы, слава тебе Господи, не на планете Тенкора. Все эти разговорчики насчет вины тех, кто перепугал животное, — яйца выеденного не стоят. Однако, если рассматривать это ВЗС как научный материал, оно стоит значительно больше суммы причиненного ущерба, так что в денежном смысле мальчишка не пострадает.

Гринберг вдруг осознал, что дал своим мыслям потечь по сугубо неюридическому пути. Его совершенно не должно касаться, может ли ответчик заплатить по искам.

— Извините меня, пожалуйста, ваша честь. Не надо баловаться этими штуками.

Гринберг резко оглянулся, готовый оторвать кому-нибудь голову, и обнаружил себя лицом к лицу с секретарем суда. Тут до него дошло, что он в задумчивости крутит тумблеры на приборной панели. Гринберг отдернул руку.

— Простите.

— Если человек не знает, что тут и как, — извиняющимся голосом сказал секретарь, — такого можно наделать…

— Вы правы. К сожалению, вы совершенно правы. — Гринберг поспешил в зал. — Заседание продолжается.

Заняв свое место, он сразу же повернулся к Бетти.

— Суд принял решение: Ламмокс не может являться свидетелем.

— Ваша честь, — с трудом выдохнула Бетти, — это нечестно!

— Возможно, что и так.

Бетти на мгновение задумалась.

— Мы ходатайствуем об изменении места рассмотрения дела.

— И где это вы успели нахвататься всех этих штучек? Впрочем, неважно, изменение уже произошло, когда вмешалось Министерство. Другого не будет. А теперь — нельзя ли вас попросить о любезности помолчать немного — просто для разнообразия.

Лицо Бетти залилось краской.

— Вам следовало бы сделать самоотвод!

Гринберг намеревался хранить полное, истинно олимпийское спокойствие, но сейчас ему это давалось с трудом. Он трижды медленно, глубоко вздохнул.

— Юная леди, — сказал он, тщательно подбирая слова, — весь день вы пытаетесь внести сумятицу в рассмотрение дела. Вам совершенно не нужно что-либо еще говорить, вы и так уже наговорили больше, чем нужно. Вы меня понимаете?

— Я не делала этого… я обязательно буду… и с этим я тоже не согласна.

— Не понял. Вы не могли бы повторить?

— Нет, — Бетти посмотрела на него, — я лучше возьму свои слова обратно, а то вы опять заговорите про «неуважение».

— Нет, что вы. Мне просто захотелось запомнить. Не думаю, чтобы я когда-нибудь слышал столь всеохватывающее заявление. Ну да ладно, вы просто подпридержите свой язычок. Если, конечно, знаете, как это делается. Вы сможете выступить позднее.

— Да, сэр.

Гринберг повернулся к остальным.

— Ранее суд заявлял, что, если будет решено сделать это слушание окончательным, участники будут оповещены. Суд не видит причин, мешающих перейти к вынесению решений. Возражения?