Операция "Берег" (СИ) - Валин Юрий Павлович

(На фото Пиллау апрель 1945-го)

21 апреля 1945 года Москва

16:32

— Выглядит как-то несолидно, — генерал Попутный разглядывал фото вдребезги разбитой и полузатонувшей на мелководье баржи «стартовой площадки». — А ведь сколько хлопот с ней было. Практически обманул нас хитрый враг, так, товарищи офицеры?

— Так точно, под носом стояла, а мы не видели, — признал старший лейтенант Земляков.

— И все же важнее итоговый результат, — генерал вновь посмотрел на крупные фото.

От второй баржи вообще мало что осталось, разве что фрагмент кормы над водой. Штурмовики бомб не жалели, повторными заходами отработали из пушек и «эресами». Тимка рассказывал, что чудом удрал — вжучил на броневичке прямиком вдоль берега, лишь бы подальше от барж.

— Итак, летчики награждены, «стартовой» больше нет, опергруппа порадовала нас замечательными по художественной выразительности фотоснимками. Операция «Берег» закончена, результат положительный, — подвел итог генерал. — В связи с чем предлагаю не наказывать товарища Землякова, ограничиться устным выговором. Насчет попытки переговоров с немцами — это вам на месте было виднее, этот эпизод я опускаю. Допустим, имелись на то некоторые основания, а подобное предложение противнику сдаться всегда рискованно в реализации, но мы частенько используем шанс. Допустим, так. Но с Королевским замком, со штурмом… Евгений, я был неприятно удивлен.

— Виноват, товарищ генерал. Вроде сохранял дистанцию, контролировал ситуацию, но вот… Увлекся, — печально признал товарищ Земляков.

— Ладно, вижу, анализировал, сделал выводы, — генерал кивнул адъютанту, тот принялся убирать фотографии в папку и незаметно подмигнул Евгению.

Да, «разбор полетов» — момент тонкий, тут всегда прилетает, сейчас относительно легко проскочили. Далее генерал спросил о предложениях и уточнениях «по итогам», товарищ Земляков передал служебную записку и список отличившихся бойцов и командиров из групп обеспечения. Сказал несколько неформальных слов по персоналиям — генерал это любил.

…— Рядовой Тяпоков, говоришь? Учтем, отметим. Умные-думающие, образованные, да еще с личным боевым опытом, эти кадры у нас на вес золота, — одобрил генерал. — Слушай, Евгений, а как у тебя с востоком? В географическом и культурном смысле? Ты, к примеру, модной там у вас мангой увлекался? Девушек в кимоно любишь?

— Я жену люблю, только не очень часто вижу, — сказал Евгений, предчувствуя самое нехорошее.

— Жена — это замечательно, привет Ирине Кирилловне непременно передавай. Но тут у нас возник маленький неприятный вопрос. И возник он в материалах работы наших — ваших — основных оперативников, когда они уже без тебя у остатков «стартовой» отрабатывали, — генерал вновь кивнул адъютанту, тот раскрыл другую папку.

Конечно, фото было неприятное. Старший лейтенант Земляков и раньше лицезреть мертвецов не любил, а после недавней работы в проклятой подлодке так и окончательно покойники разонравились. Данный конкретный труп на фото изрядно пострадал от взрыва, но лицо уцелело — азиатское, так сказать, откровенно дальневосточного фасона, очень узкоглазое.

— Японец? — с некоторым сомнением спросил Евгений.

— Он. Специалисты подтверждают. Там еще отмечены остатки татуировок, на, гм, остатках рук, но это детали для разбора особо увлеченным патологоанатомам. Вопрос в ином. Тебе-то этот замечательный человечек случайно не знаком?

Знакомых японцев у Землякова имелось крайне мало. В институте одногруппник был, но тот только отдаленно похож, поскольку казах. Да и вообще с японцами не сложилось. С другой стороны, чем-то знаком покойничек.

— У него темных очков при себе не было?

Генерал многозначительно взглянул на адъютанта — красавец Артур только восхищенно развел руками.

— Ты, Женя, профессионально растешь, — сдержанно похвалил генерал. — И это несмотря на идиотские закидоны со штурмами. Очков не нашли, но специалисты рассмотрели характерные следы на носу и ушах убитого — носил он очечки, но вряд ли в них нуждался. Видимо, твой коллега по псевдо-интеллигентской маскировке.

— Глаз я его не видел, больше по одежде запомнил. Будучи живым, терся у барж, от натуральных немцев чем-то отличался. Правда, анализировать времени не было.

— Ну, это как раз простительно, учитывая ситуацию. Что ж, что-то проясняется. Глазки характерные скрывал наш красавец. Очечков не нашли — нашим штурмовикам дай волю, так все улики разнесут, есть у них такая склонность. Японцем займутся специалисты по данному региону, но ты, товарищ Земляков, будь готов подключиться.

Видимо, Евгений среагировал вслух, поскольку генерал глянул крайне насмешливо и спросил:

— Вот что это за слово сейчас прозвучало, отчасти нам знакомое, но совершенно немыслимое в этом кабинете, а, товарищ Земляков?

— Это, товарищ генерал, характеристика группы японо-рюкюских языков, достаточно сложных в изучении, но необходимых для работы в упомянутом регионе.

— Ах, в этом смысле, в лингвистическо-академическом. Тогда конечно. Ладно, «Берег» мы завершили. Переходим к насущному. Работы у нас море, товарищи офицеры. И у нас, и у вас, а конкретно тебе, Евгений, раз уж так попал, придется заняться административной частью. Подполковник-то ваш слегка учудил — опять ранение. Вот хороший мужик Коваленко, но постоянно выбывает из строя. Хорошо хоть «легкое» схлопотал…

Обсуждали текущие дела, Евгений делал пометки в блокноте. Дел предстояло… конца и края не видно. Оперативные группы «Берега» — те, кто остался в строю, расформировывались, кто-то отправлялся домой в «нулевой» мир, кто-то оставался в «длительной командировке», кто-то прибывал новенький. А кто-то из «здешних» отправлялся туда — в ту Москву, на учебу, для согласований и уточнений. Понятно, предстоял огромный объем работ, совершенно не «переводческого» профиля, но пока придется помогать налаживать нормальный упорядоченный ритм. Имелись и специфические задачи культурного плана, кои предстояло помочь решить именно тов. Землякову, как офицеру «хоть и склонному к матерщине, но имеющему определенную боевую репутацию, воспитание и некий уровень интеллигентности».

…— В общем, поезжай в Кёнигсберг, побудешь там пока представителем и координатором, благо город и многие персоналии тебе хорошо знакомы. Понимаем, устал, но надо. В качестве моральной поддержки — дней через двадцать идешь в отпуск, проезд и полное отстранение от забот за счет нашего управления. Намек понял? Срок учитываешь? Повезло, встретишь праздник в кругу боевых товарищей, а это на всю жизнь. Ну а потом переведешь дух, отдохнете семейно.

— Так точно. Только отпуск, это вряд ли. У нас там не очень отпускное время, и…

— Начальству всегда виднее. Усвоишь ты эту элементарную истину когда-нибудь или нет? С твоим непосредственным руководством, кстати, уже договорено. А насчет отпускных времен… Чисто отпускных и курортных времен у нас в обозримом, да и отдаленном будущем, не будет. Но организму и, — главное! — голове нужно давать отдых. Поскольку свежая голова нам необходима для организации оперативной работы и планирования штурмов. Планирования! Уловил, Женя? Поскольку совсем иным людям суждено подниматься в атаку с автоматом наперевес и минным зарядом в зубах, да, иным людям — героическим и бесстрашным, талантливым и замечательным. Но у них таланты самые разнообразные и сияющие, а у нас узкий скучный талантец, неочевидный, памятника не заслуживающий. Поскольку наша задача — чтобы это они — заслужили славу, передали опыт, чтобы гибло их как можно меньше, чтобы их дети при папках-мамках росли, и становилось тех детишек как можно больше. Артур, что ты слушаешь, как в первый раз? Да, повторяется генерал, он же занудный, как старый скрипучий граммофон. А ты доставай, доставай, все же завершили мы операцию…

…Стопки коньяка, вид из окна на московский центр — уже светлый, в огнях, без затемнения и особых признаков войны. Но она еще идет — здесь на дальнем европейском западе, а в «той» Москве — на близком юго-западе. Да, всё смещается, почти гаснет война, но тлеет, тлеет и вспыхивает…