Спасенные дневники и личные записи. Самое полное издание - Лаврентий Берия

А солгавшему единожды кто же поверит?

С другой стороны, если Сталин накануне смотрел «Лебединое озеро» и если у него в Кремле не было никаких срочных дел (а их у него там не было), то с чего вдруг он стал бы, уехав после балета на дачу, где жил постоянно, ехать 28 февраля в Кремль?

Блестяще проанализировавший те дни Иван Иванович Чигирин со ссылкой на свидетельство историка А.Н. Шефова, работавшего на Ближней даче в 1955 году (см. ж. «Родина». 2003. № 4. С. 94), приводит сохранившееся меню на вечер 28 февраля 1953 года: «Паровые картофельные котлетки, фрукты, сок и простокваша».

На «пир Лукулла» и даже на стол «Тайной вечери» походит мало.

В то же время имеются глухие сведения о том, что 28 февраля к Сталину приезжали Хрущёв и Игнатьев. И вот это очень похоже на правду. Что было между ними троими, не скажет сейчас никто. Но, скорее всего, оба кандидата в политические (как минимум) мертвецы приезжали, чтобы осмотреться на месте и принять окончательное решение о том, жить далее Сталину или не жить.

В итоге Сталин в ночь с 28 февраля на 1 марта был отравлен, и началась агония.

Я опускаю анализ «художественных» описаний той ночи охранниками Сталина, но сообщу следующее. Медицинский консилиум «светил» советской медицины начал вести Журнал болезни И.В. Сталина в 7 утра 2 марта 1953 года. Так вот, в 22.45 в этот день была сделана такая запись:

«Состояние тяжелое, больной открыл глаза и пытался разговаривать с т.т. Маленковым Г.М. и Берия Л.П. Дыхание периодическое – Чейн-Стоковское, 32 в мин. Пульс…» – и т. д.

Сейчас не установить точно, кто из высшего руководства кроме Берии и Маленкова был в этот момент у постели Сталина, но логично предположить, что были все. Это был первый день болезни, и вряд ли кто-то мог позволить себе быть в тот день где-либо ещё, кроме как рядом с больным вождём.

Но коль так, то документально зафиксированная попытка Сталина обратиться именно к Маленкову и Берии фактически доказывает, что именно их двоих он видел главными – после, естественно, себя – фигурами в процессе коренного реформирования политической системы СССР.

И это крайне важно!

К началу весны 1953 года Сталин уже полностью сложил для себя все элементы политической «мозаики» – как внешние, так и внутренние – в нечто единое целое.

Он убедился в том, что «холодная война», провозглашённая Черчиллем и непрерывно расширяемая Трумэном, начинает достигать своего системного пика. Причем своеобразие ситуации заключалось в том, что впервые в мировой истории, несмотря на всё более обостряющуюся ситуацию, ни одна из сторон не могла перевести войну двух мировых лагерей из «холодной» фазы в «горячую» без риска получить – говоря языком более поздних времен – неприемлемый для себя ущерб.

Обе стороны уже имели атомное оружие, а США 1 ноября 1952 года испытали в Тихом океане первое в мире термоядерное устройство «Майк» с мощностью в 10 мегатонн, то есть в 10 миллионов тонн тротилового эквивалента. Правда, это было сооружение весом в десятки тонн, но Сталин знал о возможности создания транспортабельного термоядерного заряда – работы по советской термоядерной бомбе РДС-6с уже подходили к концу.

Возникал «ядерный пат», и тут могло быть два варианта развития ситуации на планете.

Первый – все же «горячий». Сталин знал, что по количеству и суммарной мощности ядерного арсенала Россия сильно уступает Америке. Три с половиной месяца назад – 16 ноября 1952 года – США в испытании «Кинг» успешно взорвали бомбу с тротиловым эквивалентом в несколько сотен тысяч тонн, то есть уже имели атомные бомбы такой мощности, которую Курчатов и Берия обещали обеспечить лишь в термоядерной бомбе.

И Запад под рукой США мог решиться на «горячий» «крестовый поход» против СССР и социализма – пока Запад ещё имел реальные шансы на успех.

Но более вероятным и выигрышным для Запада – и Сталин понимал это – был бы всё же «холодный» вариант постепенного разрушения социализма за счёт внутренней подрывной работы в лагере социализма, направляемой и координируемой извне.

Бомбы не атомные, не водородные, а идеологические, пропагандистские.

Плюс – «пятая колонна»…

Предстояла борьба Мирового Добра и Мирового Зла за умы и души людей на планете, и первый серьёзный Сталинский удар в этой войне Сталин уже обдумал и был готов его нанести. Лишить врага народов и свободы – империализм – его внутренней агентуры в СССР, и лишить не путём чисток по образцу 1937–1948 годов, а путём скорого и решительного избавления советского общества от переродившейся и шкурной части руководства, лишая её возможности влиять на общество, – вот каким был замысел этого сталинского удара.

Ведь каким мог быть результат разворачивания той критики, самокритики, о которой в 40—50-е годы в СССР много было сказано, но которая пока удавалась не очень? В результате критики и чисток на её базе из руководящих и прочих системно значимых кресел были бы вычищены самодуры, бюрократы, разгильдяи, бездари и рвачи. А среди них автоматически оказались бы многие из уже имеющихся или потенциальных членов «пятой колонны».

Расстрелы разоблачённых открытых членов этой «колонны» имели бы в 1953 году не массовый, а знаковый характер – применить высшую меру социальной защиты требовалось бы теперь к десяткам, а не к десяткам тысяч.

Не может иметь успеха тот полководец, который не уверен в своих маршалах и генералах. Этот горький урок Сталину преподал его собственный предвоенный генералитет, частью бездарно «прошляпивший» начало войны, а недобитой «тухачевской» своей частью откровенно продавший и Сталина, и Родину.

Опираться можно на тех, в ком уверен.

Но в ком мог быть Сталин уверен как в активных политических маршалах в начале 1953 года, задумывая новые политические битвы за утверждение в России и в мире Добра?

Роль Ставки Верховного Главнокомандования в этих битвах играло теперь Бюро Президиума ЦК, а роль Генерального штаба – весь Президиум ЦК.

Как мог строить расчет Сталин?

Пожалуй, так…

Бюро Президиума ЦК – это Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Первухин, Сабуров, Хрущёв. При серьезном политическом расчёте нельзя было игнорировать также таких недавних членов Политбюро ЦУ ВКП(б), а ныне просто членов Президиума (не Бюро Президиума!) ЦК КПСС, как Молотов и Микоян.

Так кто из них мог быть опорой Сталина в его преобразованиях весны 1953 года?

Киров погиб давно, Жданов – недавно.

По большому счёту оставались только Берия и Маленков. Плюс – как дополнение – Булганин.

Итого получалась как раз та Тройка, которая и была создана в конце января 1953 года, чтобы вывезти на себе ситуацию начала марта 1953 года. Худо-бедно, но Сталин решил опереться на неё.