Анти-Ахматова - Тамара Катаева

Она приехала и сидела 7 часов. Ардовы тогда были богатые и прислали мне в комнату целую телячью ногу».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1902. Стр. 448

Это будет кочевать по всем воспоминаниям: что Марина Ивановна в свой, считай что смертный (муж расстрелян, дочь с сестрой сидят, самой жить два месяца, сыну — два года, Ахматова все это с высоты прожитых лет знает) час последнее желание высказывает определенно: видеть Ахматову. Ну и bon ton жеманных совслужащих: вы разве не знаете, что тот, кто первый позвонил, должен представиться? А если кто-то звонит по чьей-то просьбе… и так далее. Эти важные детали так и составят основное ее воспоминание о встрече с Мариной Цветаевой. Немудрено, что та ее быстро «разлюбит».

Хороша и телячья нога — целая. Хоть и не своя луковка — а может, и надеется Анна Андреевна, что Цветаева перед смертью вспомнила ее доброту.

«Звоню. Прошу позвать ее. Слышу: «Да?» — «Говорит Ахматова», — «Слушаю». Я удивилась. Но говорю: «Мне к вам прийти или вы ко мне придете?».

Через двадцать лет не прощает такого моветона.

«Пришла на другой день в двенадцать дня. А ушла в час ночи. Сердобольные Ардовы нам еду какую-то посылали».

Наталья ИЛЬИНА. Анна Ахматова, какой я ее видела. Стр. 588

Сидели тринадцать часов. А по свидетельству Нины Антоновны Ольшевской, всего часа 2–3. Что Ардовы разболелись сердцем на Маринины несчастья — да ладно. Простим интеллигентское прекраснодушие и хлебосольство — может, им самим и не съесть было.

Ардов (Виктор Ефимович) был знаком с Цветаевой по дому творчества в Голицыне. Он сказал Анне Андреевне, что Марина Ивановна хочет с нею познакомиться лично. Анна Андреевна после большой паузы ответила «белым голосом», без интонаций: «Пусть придет».

Марина Ивановна вошла в столовую робко.

Дело происходило в 1941 году, у Марины Ивановны был расстрелян муж, а дочь была в лагере.

Михаил АРДОВ. Вокруг Ордынки. Стр. 46

Актерская среда ей помогала — она и паузы умеет выдерживать, и «белым голосом» говорить. Правда, биография у Цветаевой оказалась слишком крепко сделана: ни о метафизике не поговоришь, ни посплетничаешь — ее любимые темы (Бродский).

В Москве Марина была в полубезумном состоянии.

Ю. Г. ОКСМАН. Из дневника, которого я не веду. Стр. 646

После второй встречи, на второй же день, посидев, быстро расстались:

«Я шла в Театр Красной Армии, где в тот вечер играла Нина Ольшевская. Вечер был удивительно светлый».

Наталья ИЛЬИНА. Анна Ахматова, какой я ее видела. Стр. 588

Вечер был удивительно светлый. Через два месяца Марина Цветаева повесилась.

Анна Андреевна спросила, помню ли я стихи Цветаевой Маяковскому. Там, где загробный диалог между Маяковским и Есениным.

Здорово, Сережа!Здорово, Володя!

«Каркает над кровью, как ворона», — жестко сказала Анна Андреевна.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 412

Все умрем — это так. Но никто не знает своего часа, не знает смерти, не знает крови. Кроме самоубийц. Умерший самоубийством — он и родился самоубийцей, когда он родился — это родился самоубийца, отличающийся от всех нас. Цветаева имеет право каркать. У Ахматовой судить ее прав меньше.

Я прочитала ей отрывок (он ходит по рукам в машинописи) из цветаевской прозы «Нездешний вечер».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 329

«Знаю, что Ахматова потом с моими рукописными стихами к ней не расставалась и до того доносила их в сумочке, что одни складки и трещины остались. Этот рассказ Осипа Мандельштама — одна из самых моих больших радостей за жизнь».

Марина ЦВЕТАЕВА. Двухтомник. Т. 2. Стр. 113

<…> Анна Андреевна отозвалась восклицанием, отчетливым и гневным: «Этого никогда не было. Ни ее стихов у меня в сумочке, ни трещин и складок».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 329

У нее в сумочке хранилось письмо от Вигорелли — заместителя председателя коммунистической ассоциации писателей Италии — с приглашением приехать за границу. А хранить стихи Марины Цветаевой — это действительно к чему ж.

Прочитала мне свои стихи, посвященные Цветаевой. Я уже слышала их. «Это мой долг перед Марининой памятью: она мне посвятила несметное множество стихотворений».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 230

К этому она относилась вполне серьезно и вводила в головы.

«Ей я не решилась прочесть. А теперь жалею. Она столько стихов посвятила мне».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 199

Невидимка, двойник, пересмешник…

Ничем не оправданное (в честь чего бы это, действительно, писать посвящение Цветаевой по-мандельштамовски?) заимствование — копирование — несанкционированное использование — мандельштамовского приема, кроме очередного свидетельства творческой беспомощности Ахматовой — именно этой неряшливостью (не потрудилась даже следы воровства замести), наводит еще на одну мысль. О заказном характере этого стихотворения. Ахматова всем поэтам, которые входили в силу (Маяковского назначил Сталин, Пастернака — Бухарин) писала по стиху — и отметиться, что полностью поддерживает директивы, и место рядом с великими на равных застолбить.

А вот — Пастернак о моде на Цветаеву.

Последний год я перестал интересоваться ей. Она была на очень высоком счету в интеллигентном обществе и среди понимающих, входила в моду… Так как стало очень лестно числиться ее лучшим другом, я отошел от нее и не навязывался ей…

Борис ПАСТЕРНАК. Письма З. Н. Пастернак. Стр. 180

Дочь Цветаевой выжила одна из семьи и слишком буквально несла память о Марининой влюбленности.

Ариадна Сергеевна пишет, что книжка Ахматовой — это, конечно, всего лишь обломки, «но ведь и Венеру Милосскую мы знаем без рук».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 357

Ахматова прокляла их до седьмого колена, по женской линии только, правда, Мур сначала расслабился, как мальчик — в том смысле, что он действительно был еще мальчиком, а потом ему пришлось все зло мира принять на себя, как мужчине. В том числе зло по имени Анна Ахматова.