Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля. - Николай Зенькович

— Начали с Адлера, воровство в курортторге — двести миллионов рублей насчитали. Наехало больше ста следователей. Смогли подтвердить нарушений только на девять тысяч. И дальше покатило: аресты, допросы, газеты начали писать, подследственных до инфарктов доводили. Я отправил шифровку в ЦК, что возмущён беззаконием и предвзятостью. Собрал членов бюро, следователи доложили, что им удалось наковырять. Я задал вопрос: «Приведите мне хоть один пример, когда мы знали о злоупотреблениях и ничего не сделали для их искоренения». Не нашли они такого примера! Писали, что я запрещал лишать депутатской неприкосновенности подозреваемых. Где и когда? Я только не разрешал этого делать по спискам!

— И всё-таки, Сергей Фёдорович, вы боролись за людей из «своей команды», вы защищали их до последнего. Многие из этих людей, которых вы назначали, растили, защищали, оказались по коммунистическим понятиям ворьём. Вы не разочаровались в людях?

— Разочаровался. Председатель сочинского горисполкома Воронков — гадина, взяточник. Прямых улик у нас не было, мы бы его раньше с должности убрали… Тарада на меня телегу написал. Я сыну Жорику машину купил пополам с тестем, «Жигули», в северном исполнении, утеплённую, — он же болел у меня. Тарада написал, что вызывает Медунов и говорит: «Сыну машину надо купить. А денег нет. А сын больной». Тарада якобы сходил за деньгами и положил мне в ящик стола конверт, а в нём — шесть тысяч. Это клевета! Это ложь!

Тараду назначили в Москву заместителем министра, так он свой хрусталь и ковры грузовиками перевозил и в Москве на взятке попался, а деньги его из-под земли вырыли, четыреста пятьдесят тысяч, уже желтеть начали. И в тюрьме начал на сокамерников стучать — там его и убили.

— До сих пор неизвестна судьба Погодина, первого секретаря горкома партии Геленджика. Он исчез, как утверждают, после разговора с вами. Одни сочиняют, что Погодина вывезли на подводной лодке за границу. Другие пишут, что его «убрал» местный КГБ по вашему указанию…

— Это неправда. Погодин был беспринципный, и бабская сторона его губила. Он с армянкой, директором школы, сожительствовал, но не разводился с женой. Армяне грозились его убить. Но жена жалобы не подавала. Погодин приехал на пленум крайкома и после пленума уехал в Геленджик. Звонят оттуда: до сих пор не приехал, где? Начали искать. Кто-то видел ночью, как Погодин пешком шёл по городу. Был слух, что ушёл он в Австралию, как раз австралийское научно-исследовательское судно в ту ночь отчалило. Я думаю, вот что могло быть: либо кто-то вывез его в море и утопил, или в каньон бросили, а за ночь шакалы съели. Так и отец его погиб, и косточки не нашли. Наш КГБ Погодина очень активно искал.

— А что скажете про Бэллу Наумовну Бородкину, «железную Бэллу» из Геленджика?

— Она с немцами сожительствовала, голой на столе плясала, а её пригрел Погодин и Главкурортторг. Вороватая, гадина по всем статьям! К ней уже тогда бандиты подъехали, поставили к стене, всё забрали. Ко мне пришёл Погодин: у нас в Геленджике сдаётся дом, давайте дадим квартиру Бородкиной! Я отказал: ни в коем случае, у неё же свой дом есть, пусть его продаст, потом подумаем. Она и мне автомашину с продуктами подсылала, но я отправил назад. Но тронуть Бородкину было трудно: она опекала семью Кулакова, бесплатно кормила их…

— При вас председателем крайисполкома был Георгий Разумовский. Вас отправили в заместители министра плодоовощного хозяйства, а его сделали секретарём ЦК. Почему Разумовский-то не понёс никакой ответственности за «краснодарское дело»?

— Да потому, что он польский еврей, пилсудчик! А теперь пристроился где-то в банке, рядом с Боровым, пенсию получает больше миллиона… Я четыре года просился к нему на приём в ЦК — он не принял.

— В проверке вашей работы участвовал Иван Кузьмич Полозков, забытый ныне первый секретарь Российской коммунистической партии…

— Полозков был нашим куратором в ЦК. И когда всё дело заварилось, заходил, информировал. А когда его поставили на моё место, начал во все колокола бить, чтоб лишить меня звания Героя! Моё имя на аллее Героев начали краской замазывать…

Я Полозкова недавно в поликлинике встретил, проходили комиссию, для определения инвалидности. Он подошёл: «Сергей Фёдорович, поверь моему слову: я никогда никому слова плохого о тебе не сказал». — «Только из кожи лез вон, чтобы убрать моё имя с аллеи Героев. Вот здесь ты себя проявил как полнейшее дерьмо, в чём и ставлю тебя в известность!»

— Как вы простились с Краснодаром?

— Меня пригласил к себе Горбачёв, сказал: «Сейчас пойдём к Андропову. Разговор будет неприятный». Андропов объявил: «Время пришло отозвать вас в распоряжение ЦК и дать другую работу. Министерств свободных нет, пойдёте пока заместителем». Ни упрёков, ни объяснений. Всё у меня внутри заклокотало: «Я пойду к Леониду Ильичу». — «А вот этого делать не надо. Леонида Ильича нам надо беречь». В Краснодаре собрали пленум, я простился… Всех предупредили, чтоб никаких вопросов.

— Что вы сказали?

— Спасибо за совместную работу. Наш край вошёл в десять наиболее развитых регионов СССР. Я никогда не стремился быть наместником, а просто работал. Меня никогда не снимали, а только переводили на другую работу с повышением. Желаю твёрдо шагать Кубанскому краю.

Попросился потом на пенсию. Дали двести пятьдесят рублей, хотя никому не давали меньше трёхсот пятидесяти. Писал Горбачёву — нет ответа. На Секретариате ЦК выводили меня и министра внутренних дел Щёлокова из ЦК. Доклад делал Черненко, бесцветная личность, его звали «чукчей», на уровне чукчи и остался. Я пытался выступить, рот мне заткнули: «Что значит «расправа»? Вы субъективно воспринимаете!» Пять человек проголосовало за меня. Остальные против.

И началось. Внуку в институте сказали: «Так ты внук ворюги?» Потом исключили из партии. Билет отобрали обманом: «Дайте-ка мы посмотрим, как вы платите взносы». И не отдали. Но я духом не падал, хоть похудел со ста шестнадцати килограммов до восьмидесяти двух, ходил на партсобрания, работал в совете ветеранов. Теперь правда восторжествовала.

— Почему вы не вернулись в Краснодар?

— Сразу возвращаться — это значило вступать в открытый бой, я бы на колени не встал — и меня бы погубили. Сейчас там идёт переоценка ценностей, есть желание съездить…

— Сергей Фёдорович, а что вы думаете про будущее?

— К старому возврата нет. Я и сам не хочу. Аппарат партийный и советский все соки высасывал из низов, работать не давали. Очень много было несправедливого… Но в общем я своих убеждений не изменил... Я могу сказать, что не нахожу сегодня в коммунистической партии равных себе, кто бы мог сравниться по вкладу в силу и процветание нашей страны. Всё, что делал я и мои товарищи, и сегодня кормит Россию.