Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля. - Николай Зенькович

Помню, какой громкий резонанс это выступление вызвало в столице, на самом верхнем этаже партийной власти, после яростной атаки на газету всесильного Медунова. Сколько гнева обрушилось на голову главного редактора со стороны М.В. Зимянина за это, по его мнению, необдуманное выступление, которое, как замечено было в беседе, противоречит позиции ЦК КПСС. Однако уже скоро «медуновщина» стала нарицательным понятием, и остановить эту борьбу с перерожденцами уже было невозможно. Закончилась эта краснодарская история беспрецедентным решением ЦК КПСС об исключении из членов ЦК Медунова и Щёлокова. До сих пор слышу прозвучавший в Свердловском зале Кремля на июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС негромкий голос Ю.В. Андропова, обращённый к исключённым: «Прошу покинуть зал заседания». Он звучал как голос запоздалой справедливости.

Ныне эта история, впрочем, как и все остальные из андроповско-горбачёвского сериала, разыгранные по одному и тому же сценарию, оценивается по-иному.

Документ для уяснения

«МЕДУНОВЩИНА»: ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ СЛАДКАЯ ФАМИЛИЯ, ГОРЬКАЯ СУДЬБА Беседа А. Терехова с С.Ф. Медуновым (журнал «Люди», 1997 г., № 11)

1997-й год. Медунову — 82 года. Он жил один в Москве, похоронив жену и сына. Это первое и последнее интервью Сергея Фёдоровича за период с 1982 года. Его жутко шельмовали, называли в прессе «преступником мирового масштаба», но ни один из авторов разоблачительных публикаций побеседовать с ним не пожелал. Через короткое время его не стало.

Интервью большое. Выберем фрагменты, непосредственно относящиеся к возникновению и мотивам раскрутки «медуновского дела».

— Кто настраивал Брежнева против вас?

— Горбачёв стучал и другие разные сволочи! Его Андропов специально посадил в Ставрополь смотреть за мной, всё докладывать. Я человек со сладкой фамилией и горькой судьбой!

— Андропов, единственный из членов Политбюро, никогда не отдыхал на краснодарских дачах. Ему климат не нравился?

— Ему Медунов не нравился! Он голову мне и оторвал. Уж и не знали, как подобраться: то предлагали возглавить ВЦСПС, то первым заместителем Председателя Совета Министров. Я отказывался: у меня ещё много задумок по Краснодарскому краю. Андропов и Брежнева донимал: надо с Медуновым что-то делать. Леонид Ильич возмутился: «Как можем мы его снять? За ним народ идёт! Какие показатели на Кубани!» Когда я пришёл, собирали сто тонн сильной пшеницы на весь край, а при мне 98% всего кубанского зерна — сильная и ценная пшеница. А миллион сто тысяч тонн кубанского риса? Мы полтора миллиона тонн рыбы в прудах выращивали! Город Сочи давал 60% семян белокочанной капусты в СССР…

— Вам приходилось обеспечивать отдых партийных руководителей… Кто из них был самый неприятный отдыхающий?

— Кандидат в члены Политбюро Долгих. Раков очень любил. А приезжал зимой. Значит, лезь в ледяную воду и подкармливай ему раков! А такой мерзопакостный человек оказался. На Секретариате ЦК выступил: воровство, дескать, у вас. Да, было и воровство! За всеми не уследишь! Все поля не объедешь! Но и какие успехи были!

— Вот смотрите. Есть действительно процветавший при вас Краснодарский край. И он не смог двинуть в Москву ни одного краснодарского уроженца. И есть соседний Ставропольский край, та же земля, тот же климат, очень скромные успехи, но Ставрополь выстреливал в Москву одного за другим: Булганин, Суслов, Кулаков, Андропов, Горбачёв, Мураховский, и только спустя десять лет пошли в Кремль краснодарцы — Скоков, Шумейко, Егоров.

— Горбачёва тянули наверх Суслов, Андропов и Кулаков. Поэтому Горбачёв и в ЦК раньше меня вошёл, и первым секретарём края раньше стал, на хохмах выезжал и сальных анекдотах! Работу свою начал с вранья, сказал: не могу ехать в глубинку, жена хронически больна! А как работал? Вот идёт дорога: слева наши земли, справа — его. У нас тридцать шесть — тридцать восемь центнеров с гектара, а у него — пять-шесть, да всё сорняком заросло по самые уши, жужелица из Ставрополья переползала к нам. Зато он на меня доносил! Говорил потом: вот Медунов без конца Брежнева вспоминал на пленуме. Я нашёл стенограмму, посчитал. У меня на двенадцати страницах Брежнев упомянут девятнадцать раз, а у него на шести страницах — семьдесят шесть раз! А Раиса Максимовна плела: мы чисты, у нас каждая квитанция хранится, а вот Медунов… Да я самое большее, что мог за свою жизнь взять не заплатив, — это арбуз с бахчи, да и то если незаметно в машину положат!

— По-соседски вы дружили с Горбачёвым?

— Обычные отношения. Тесть и тёща его жили в Краснодаре, квартиру имели, но мы их ничем особенным не поощряли.

Помню, обсуждали на пленуме Продовольственную программу. Я вышел и сказал: «Если вы хотите накормить страну, надо установить эквивалентные денежные отношения между сельским хозяйством и другими отраслями и прекратить грабить крестьянина! И хочу вам задать один вопрос. А по-государственному ли вы управляете страной?» Весь зал замер. Я рубанул: «Нет!» Словно атомная бомба взорвалась. Я пошёл на своё место, прохожу мимо президента Академии наук Александрова, он говорит: «Слушал твоё выступление как музыку Чайковского». И Горбачёв потом: «Сергей Фёдорович, ваше выступление самое сильное!»

Вызывает меня Суслов на шестой этаж в ЦК. «Мы создали профилактическую комиссию. Вы слишком часто критикуете ЦК. В комиссию входят Андропов, Черненко, Капитонов, Кулаков и я». Я отвечаю: «Пусть комиссия рассмотрит моё дело, но потом я пошлю её на сто шестую культуру!» — «Что-то вы непонятным языком говорите!» — «Чего тут непонятного. До моего прихода кубанцы выращивали сто пять культур, а теперь мы даём стране ещё и шестьсот тонн хрена. Вот на хрен я вас и пошлю». — «С огнём играете». — «Дымком вонючим попахивает ваш огонь! Что мы, в разных партиях, что ли, состоим? За каждым коммунистом закреплено право критиковать!»

Разве я нужен им такой был? Завистникам и руководителям я был неугоден!

— Понятно. Как для вас началось «краснодарское дело»?

— Начали с Адлера, воровство в курортторге — двести миллионов рублей насчитали. Наехало больше ста следователей. Смогли подтвердить нарушений только на девять тысяч. И дальше покатило: аресты, допросы, газеты начали писать, подследственных до инфарктов доводили. Я отправил шифровку в ЦК, что возмущён беззаконием и предвзятостью. Собрал членов бюро, следователи доложили, что им удалось наковырять. Я задал вопрос: «Приведите мне хоть один пример, когда мы знали о злоупотреблениях и ничего не сделали для их искоренения». Не нашли они такого примера! Писали, что я запрещал лишать депутатской неприкосновенности подозреваемых. Где и когда? Я только не разрешал этого делать по спискам!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});