Стихотворения. Рассказы. Гора - Рабиндранат Тагор

Но, ма, ты вообще не должна присутствовать на этой свадьбе, — возразил Гора.

— Что ты говоришь, Гора?! — воскликнула Анондомойи. — Если я не пойду на свадьбу нашего Биноя, то кто же пойдет, хотела бы я знать?

— Нет, это невозможно, ма, — настаивал Гора.

— Ты можешь расходиться с Биноем во взглядах, Гора, но разве это причина, чтобы вы стали врагами?

— Ты несправедлива, ма! — горячо воскликнул он. — Мне очень тяжело оттого, что я не смогу разделить радость Биноя на его свадьбе. Кому, как не тебе, знать, как искренне я люблю его. Но ведь вопрос тут совсем в другом — вражда и дружба не имеют к этому никакого отношения. Биной принял решение, отлично сознавая, каковы будут последствия. Не мы отвернулись от него, он сам отверг нас, и он великолепно отдавал себе отчет в том, что его ждет.

— Да, Гора. Биной знал, что ты не захочешь принимать никакого участия в его свадьбе. Все это так. Но знал он также и то, что я никогда не отступлюсь от него в такую важную для него минуту. Я могу с уверенностью сказать: если бы Биной знал, что я не дам благословения его невесте, он скорее бы умер, чем согласился на этот брак. Разве я не знаю своего Биноя? — закончила Анондомойи, смахнув слезу.

Тяжесть на сердце, которую уже давно испытывал Гора при мысли о Биное, увеличивалась с каждой минутой. Но он все же возразил:

— Но ведь ты же член общины, ма. У тебя есть обязательства по отношению к ней. Разве можно забывать об этом?

— Как будто ты не знаешь, Гора, что я уже давно не имею ничего общего с общиной! — воскликнула Анондомойи. — Потому-то меня и ненавидят там, потому-то и я предпочитаю держаться в стороне.

— Эти твои слова, ма, огорчают меня больше, чем что бы то ни было.

Анондомойи словно обняла Гору нежным взглядом своих наполненных слезами глаз.

— Милый мой мальчик, — сказала она. — Господь свидетель, что, как мне ни жаль, я не могу избавить тебя от этого огорчения.

— Тогда мне остается одно, — сказал Гора, вставая, — я пойду к Биною и скажу ему, чтобы он постарался устроить свою свадьбу так, чтобы это не испортило еще больше твоих отношений с общиной. Иначе это будет очень нехорошо и эгоистично с его стороны.

— Ладно, — улыбнулась Анондомойи, — делай как знаешь. Поди и скажи ему, а я посмотрю, что из этого выйдет.

После того как Гора ушел, Анондомойи долго сидела в раздумье, затем медленно поднялась и пошла в комнаты мужа.

Был одиннадцатый день лунного месяца{201} — день воздержания и поста. В комнатах Кришнодояла не было никаких признаков приготовления пищи. Сам он сидел на полу на шкуре антилопы и читал новый бенгальский перевод религиозной книги индуистов.

При появлении жены он очень встревожился, но она остановилась на почтительном расстоянии от него и, усевшись на пороге комнаты, сказала:

— Послушай, мне кажется, что мы совершаем большой грех.

Кришнодоял уже давно отстранился от всех мирских дел — и хороших и греховных, они нимало не трогали его, поэтому он равнодушно спросил:

— Какой именно?

— Оставлять Гору в неведении больше нельзя ни одного дня: Ведь в конце концов положение все более и более запутывается.

Когда Гора заговорил о необходимости покаяния и очищения, эта же мысль возникла и у Кришнодояла, но затем, увлеченный детальным изучением системы йога, он уже не нашел времени как следует подумать об этом.

— Переговоры о свадьбе Шошимукхи подходят к концу, — продолжала Анондомойи. — Она, вероятно, состоится где-то в феврале. До сих пор, если у нас в доме происходили религиозные церемонии, мне всегда удавалось под каким-нибудь предлогом удалиться из дому, взяв с собой Гору. Но ведь особенно важных церемоний у нас еще никогда не бывало. Я просто не знаю, как быть со свадьбой Шоши? С каждым днем наш грех усугубляется. Вечером и утром молю я у бога прощения; прошу его наказать меня по заслугам. Но меня неотступно тревожит мысль, что скрывать дольше мы не сможем и что для Горы это будет страшным потрясением и несчастьем. Прошу тебя, разреши мне рассказать ему все, без утайки, а там пусть меня постигнет кара, уготованная мне судьбой.

Зачем понадобилось Индре мешать Кришнодоялу в тот момент, когда, сурово умерщвляя плоть{202}, он стремился прийти к торжеству духа? За последнее время он добился серьезных успехов! Он проделывал невероятные вещи с дыханием и, постепенно сокращая количество пищи, довел себя до того, что желудок его чуть ли не касался позвоночника. И именно в это время на него обрушилась такая беда.

— Ты что, с ума сошла?! — воскликнул Кришнодоял. — Если об этом узнают, у меня будут очень большие неприятности! Могут отобрать пенсию, вполне возможно, что придется иметь дело с полицией. Что сделано, то сделано. Старайся, чтобы законы по возможности соблюдались, а если их и нарушат, тоже большого греха не будет.

Кришнодоял решил, что после его смерти они могут делать, что хотят, лишь бы сейчас оставили в покое. Кроме того, он знал, что если он не будет ни во что вмешиваться и закроет глаза на то, что творится вокруг, то в конце концов все как-нибудь утрясется.

Не зная, как же ей поступить, Анондомойи встала и несколько секунд с тоской смотрела на него.

— Какой у тебя больной вид, — сказала она. — Посмотри на свое тело…

— Тело! — повторил Кришнодоял с пренебрежительной усмешкой. Его совершенно очевидно раздражила глупость жены. Так и не разрешив больного вопроса, он снова уселся на шкуре антилопы и погрузился в изучение знаменитого трактата.

А в это время Мохим сидел в другой комнате и вел с саньяси серьезную беседу на тему о том, что является высшим предопределением человека, и о других не менее высоких материях. Возможно ли спасение души для семейного человека вопрошал он с таким смирением и тревогой во взоре, словно от ответа на этот вопрос зависела вся его жизнь. Саньяси пытался утешить Мохима, говоря, что, хотя спасение души для семейного человека и невозможно, но райские обители вполне ему доступны. Впрочем, это сообщение мало успокаивало Мохима. Зачем ему райские обители. Он жаждет спасения. Вот только бы выдать замуж дочь, а там он посвятит свою жизнь служению саньяси и спасению души! Никто не сможет удержать его от этого. Но вот выдать дочь замуж — это нелегкое дело. Если бы только гуру сжалился и помог ему!

Глава шестьдесят четвертая

Сейчас, задним числом, Горе казалось, что в своих отношениях с Шучоритой он не проявил необходимой сдержанности, и решил впредь быть осмотрительнее. Он чувствовал, что, поддавшись ее очарованию, ослабил требования к себе и стал забывать свои обязанности по отношению к общине.

Окончив утреннюю молитву, он вошел в свою комнату и увидел, что там его ожидает Пореш-бабу. Радостное волнение невольно охватило Гору. Он не мог не ощущать особой дружественности отношений, существовавших между ним и Порешем-бабу. Гора низко поклонился гостю.

— Ты, конечно, слышал о предстоящей свадьбе Биноя? — спросил Пореш.

— Слышал, — подтвердил Гора.

— Он решил, что свадьба будет не по обряду «Брахмо Самаджа».

— Тогда ему вообще незачем жениться.

Пореш усмехнулся, но не стал вступать в спор.

— От нашего «Самаджа» на свадьбе не будет никого. Говорят, что не приедет никто и из родственников Биноя. Со стороны моей дочери буду только я. Со стороны Биноя, вероятно, не будет никого, кроме тебя. Вот почему я и пришел посоветоваться с тобой.

— Но какой смысл советоваться об этом со мной? — покачав головой, сказал Гора. — Я не хочу иметь ничего общего с этим делом.

— Не хочешь? — Пореш удивленно посмотрел на юношу.

В первый момент, увидев, как удивился Пореш-бабу, Гора почувствовал смущение. И именно от этого он тут же сказал еще более твердо:

— Это же совершенно невозможно для меня.

— Я знаю, что ты его друг, — возразил Пореш-бабу, — а ему сейчас друг нужен, как никогда.

— Да, я его друг, но я имею обязательства не только по отношению к нему, и некоторые мои обязательства гораздо важнее.

— Скажи мне, Гора, — спросил Пореш, — ты считаешь, что в поведении Биноя было что-то нехорошее, несправедливое?

— Смотря о какой справедливости идет речь. Если вы говорите о вечной справедливости — это одно, если же речь идет о справедливости на земле, то она заключается в законах общества, и мы не можем пренебрегать ими, чтобы не вызывать распада этого общества.

— Но ведь законов бесчисленное множество, и можно ли утверждать, что каждый из них справедлив?

Вопрос Пореша-бабу попал в цель, Гора встрепенулся, мысли его пришли в движение, и очень скоро он уже твердо знал, что ему надо делать. Он больше не испытывал никаких колебаний и решил высказать откровенно все, что было у него на сердце. Его соображения сводились к следующему: если мы не признаем полностью всех законов общества, мы тем самым ставим препятствия на пути к достижению чрезвычайно важной внутренней цели, ради которой и существует общество и которая скрыта от взоров большинства. Потому-то нам и нужна власть правил и обычаев: повинуясь им без рассуждения, мы проявляем уважение к обществу.