Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых - Василий Звягинцев

Его слова встретили горячее одобрение Татьяны, с которой он виделся всего лишь второй раз, но отношения как–то сразу сложились.

— Видали мы таких умных, — пробурчал Тарханов, на стосорокакилометровой скорости обгоняя рейсовый автобус.

Озеро Стройное, расположенное в таких глухих дебрях, куда и татаромонгольские тумены не сумели добраться, пусть и находилось оно всего в паре десятков верст левее оживленной дороги Москва — Тверь, встретило их как долгожданных гостей.

Овальное зеркало серебристо–серой воды, окруженное сосновым бором, с одной стороны выгоревшим, то ли от молнии, то ли от неосторожно разведенного костра. Грустно и мрачно торчали на фоне могучих бронзовых стволов и зеленых крон черные обугленные хлысты.

Словно по заказу сгустились в небе облака и опять, как тогда, в Пятигорске, потянул сырой туман, мягко давящий все посторонние звуки.

Поэтому тишина превосходила все санитарные нормы.

Тарханов даже поежился непроизвольно, так ему это все предыдущее напомнило.

После того как заглох мотор машины, хотелось потрясти головой, прочистить пальцем или спичкой уши.

Несмотря на то что плеск мелкой волны в берег слышался отчетливо.

— Эх, как же все равно хорошо, господа! — возопил Ляхов, подбегая к урезу воды.

Главное — впереди два дня абсолютной свободы и удовольствий.

Вроде бы случайно, палатки поставили метрах в двадцати друг от друга, по обе стороны от вездехода и намеченного места для мангала.

Тарханов, в отличие от Майи, взял с собой палатку полноценную, немецкую полушатровую «Шармюльцерзее», в которой свободно поместились бы пять человек и в середине можно было даже стоять во весь рост.

— Ну, где же дилетантам тягаться с настоящим специалистом, — признал свое поражение Ляхов, а для себя подумал, что танцевать в палатке он никогда и не предполагал.

Зато «гималайка», пусть и тесная, имеет обивку из гагачьего пуха и надувной пол. При минус сорока можно комфортно обогреться походным примусом. А при нормальной температуре спать, не думая о камешках и сучьях внизу.

Затем затеяли соревнование, кто в меньшее число ударов свалит топором и разделает на дрова обгоревшую сосну толщиной и высотой с телеграфный столб.

Как ни странно, выиграл Ляхов, возможно потому, что врачу и фехтовальщику привычнее тонкое обращение с режущими и рубящими инструментами.

Дров заготовили как минимум на две ночи.

Надувать лодку и заниматься рыбной ловлей уже никому не хотелось. Дай бог с шашлыком разобраться.

— Так постреляем? — спросила Майя Татьяну, когда мужчины занялись мясом и шампурами.

— Давай.

Из ляховского «адлера» Бельская на двадцати шагах разнесла в мелкие дребезги четыре пустые бутылки из шести.

В две оставшиеся Татьяна десятью выстрелами не попала ни разу. Правда, при каждом выстреле она успевала предварительно вздрогнуть и зажмурить глаза.

— Эй, барышни, хватит! — заорал на них Вадим. — У меня последняя обойма осталась, а вдруг чего… Лучше пистолет почистите.

— Сам почистишь, — ответствовала Майя, грамотно, рукояткой вперед, протягивая ему оружие.

Солнце скрылось за вершинами сосен, ветер развел на озере небольшую волну, а туман все продолжал наползать из темнеющего леса.

Совсем сказочный антураж, знать бы только, из какой сказки.

Включенный приемник в машине заиграл вдруг «Болеро» Равеля. Классическая музыка, конечно, только уж больно монотонная. Однако никто ее не слушал.

Говорили громко, шутили, смеялись. Ели шашлык, пили, кто сухое красное, кто коньяк.

Оказалось, что Татьяна умеет играть на гитаре и петь.

— Позавчера, совершенно случайно, зашла в магазин на Арбате, а там та–акие гитары… Одна — вообще удавиться и не жить! — сообщала она, все время стараясь для убедительности хлопнуть ладонью Майю по плечу. — Семиструнка, инкрустированная, ручной работы, начала прошлого века. Цыганская. Не удержалась! Я же свою из дому не взяла. Не подумала просто. И почти даром. Пятьсот рублей.

Тут она опасливо глянула в сторону Сергея, но тот был поглощен спором с Ляховым.

Да хоть бы и услышал, ему что пятьсот, что пять тысяч.

— Зато звук!

Татьяна принесла из машины на самом деле очень красивую, даже на вид старую гитару. И пожелтевшие вставки слоновой кости, и форма вырезов на деке об этом говорили.

— Послушай!

Татьяна прикрыла глаза, взяла несколько аккордов.

— Утро туманное, утро седое…

Пела она на самом деле хорошо. Трогательно.

Майя, чтобы не мешать певице, одной рукой пожала ладонь Ляхова, другой показала поднятый большой палец Тарханову.

Сергей расцвел.

Простодушный он был все–таки человек.

Уже за полночь разошлись по палаткам.

И у тех, и у других все было хорошо. Только по–разному.

Майя изо всех сил старалась, чтобы Вадим забыл о делах и проблемах, которые, как ей казалось, мешали воспринимать ее только как любящую и рассчитывающую на ответную любовь подругу.

А по соседству все было строго наоборот.

Там уже Тарханов пытался оправдаться перед Татьяной за вынужденное невнимание и доказывал, что впредь постарается, и так далее…

В итоге все заснули успокоенными и довольными началом уик–энда.

Утром проснулись на самом раннем рассвете, от пения многочисленных, но неизвестных по названиям и видам птиц.

От автомобильного компрессора надули и спустили на воду авиационный спасательный «клипербот», на котором и в океане вчетвером несколько дней продержаться можно. Поэтому в тихом озере он стоял на воде несокрушимо, как броненосец классического типа, и удочки, и спиннинг с него забрасывать было очень удобно.

— Нет, Вадик, жизнь все ж таки приятная штука, независимо, единственная она у нас или параллельная… — сообщил Тарханов, глядя на быстро розовеющее небо, подернутые туманцем заводи, качающиеся поплавки.

— Мы же договорились!

— Да брось ты. Я «Смирительную рубашку» по твоему совету нашел, прочитал. У кавторанга Кедрова дома столько книг, и Джека Лондона полное собрание имеется, в двадцати пяти томах. Интересно написано. Хотя «Морской волк» мне больше понравился.

Ляхов смотрел на товарища с искренним любопытством и недоумением. Надо же — взрослый человек, на четвертом десятке, полковник с высшим образованием, и только что начал открывать для себя Джека Лондона!

Сам–то Вадим прочел его в тринадцать–пятнадцать лет и с тех пор время от времени регулярно перечитывал. В зависимости от настроения, то «Смок Белью», то «Сказки Южных морей».

— Прочитал и еще раз убедился — все это ерунда, — продолжал Тарханов, — я имею в виду смысл переселения душ. Другое дело, если бы мы сохраняли отчетливую память о прошлых воплощениях. А так, ну какая мне разница, кем я был и кем стану, если нынешняя моя жизнь прекратится полностью и окончательно?

Поплавок косо ушел в сторону и исчез с поверхности воды.

Сергей подсек и выдернул бьющегося на крючке леща с полкилограмма весом. Ну, пусть в триста граммов, все равно здорово.

Клев пошел, и ближайшие полчаса было не до разговоров.

На дне лодки трепыхались и хлопали хвостами по тугой резине больше десятка рыбин, с которыми не стыдно было явиться перед лицом дам, традиционно ждущих на берегу мужчин–добытчиков.

Так же внезапно рыба перестала клевать.

Наверное, потому, что над лесом плавно, как аэростат, поднялось солнце и одновременно в кронах деревьев зашумел ветер. Высокобортный, совсем не водоизмещающий клипербот с нарастающим ускорением погнало к противоположному берегу.

Бесшумное скольжение по воде, мгновенно ставшей из серой голубовато–зеленой, завораживало. Друзья откинулись на тугие секции бортов, испытывая удовлетворенность и атавистическую радость после удачной охоты. Добычи достаточно, чтобы прокормить себя и подруг на ближайшее время, далее же завтрашнего дня, который даст новую пищу, заглядывать не след.

По глотку из обтянутой кожей фляжки, папиросы с длинными мундштуками, которые удобно брать мокрыми пальцами.

— Тебе, Вадик, легко жилось, — возвратился к прежней теме Тарханов. — Папаша–адмирал, дом полная чаша, семейная библиотека, что еще деды начали собирать.

— Прадеды, — мельком заметил Ляхов.

— Вот–вот. А я в кадетском корпусе с двенадцати лет. Читал, конечно, много, но не то, что ты. Так, может, действительно каждому свое? Я не в интеллигенты метил, в ваньки–взводные, с последующим, если повезет, продвижением.

Кстати, у нас в библиотеке я очень любил брать выпуски «Рыболова–спортсмена». Ты только представь — вечер, ротное помещение на сто коек, отношения между кадетами всякие. Иногда так домой захочется, аж слезы из глаз. А слез показывать нельзя. Уйдешь в учебный класс, там хоть и холодно, и полы асфальтовые, а в углу печка, спрячусь за нее и сижу, читаю, пока дневальный не выгонит…