Жизнь и реформы - Михаил Горбачев

Дело было, разумеется, не только и не столько в отношении к генсеку, сколько в способности партийной массы понять необратимость перемен и необходимость коренным образом реформировать саму партию, без чего ей угрожало откатиться на обочину политической жизни. Я уже говорил, что состав делегатов не был адекватным отражением настроений, господствовавших тогда в парторганизациях. Большинство мандатов обеспечили себе профессиональные партработники и другие категории «номенклатуры». Но при всех этих обстоятельствах консерваторам и ретроградам в партийной верхушке было непросто навязать свою волю конференции и последовавшему за ней съезду.

Первой пробой сил стал выбор лидера Российской компартии. Мы обсуждали этот вопрос на Политбюро, советовались с секретарями региональных партийных комитетов. При противоречивом отношении к самому факту создания Компартии России было общее понимание, что возглавить ее должен один из ведущих деятелей КПСС. Но выбор был невелик. На совещании представителей делегаций, которые должны были выдвинуть согласованное предложение по кандидатуре первого секретаря, я назвал прежде всего Валентина Александровича Купцова, бывшего тогда заведующим отделом общественных организаций, членом Секретариата ЦК КПСС и Российского бюро. У меня сложилось впечатление о нем как о человеке ясных убеждений, расположенном к демократическим реформам, способном чувствовать новизну и соответственно действовать.

Назвал я и О. Шенина, которого считал тогда искренним сторонником перестройки. Были предложены кандидатуры Полозкова, Бакатина и некоторые другие. Полозков взял слово для самоотвода, но своеобразного. Сказал, что, поскольку не услышал своего имени среди кандидатов, названных генсеком, не видит иной возможности, как отказаться. У него прозвучала не просто обида, а намек на то, что к нему проявляется предвзятое отношение. В самом деле, совсем недавно конкурировал с Ельциным на выборах Председателя Верховного Совета России, едва не выиграл, так кому же быть лидером РКП! Его, можно сказать, распирало самомнение, и уж, конечно, не приходило в голову, что большинство из тех, кто на Съезде народных депутатов отдал голос Полозкову, голосовало не столько за него, сколько против Ельцина.

Поскольку вопрос возник, я пояснил свою позицию, сказав, что ценю энергию Полозкова, его преданность работе, опыт руководства Краснодарской парторганизацией. Но мне думается, в случае выдвижения на пост первого секретаря ЦК РКП его известные всем взгляды будут не объединять, а раскалывать компартию. Мы же на первый план ставим задачу консолидации.

Договорились выходить с кандидатурой Купцова. На другой день я доложил об этом делегатам. Было выдвинуто еще несколько человек. Начали обсуждать. Неплохо выступил сам Купцов — спокойно, скромно; хотя, может быть, ему недоставало «огонька». Неплохое впечатление оставил О.И. Лобов, бывший в ту пору секретарем ЦК Компартии Армении. Бесцветным было появление на трибуне Шенина. А вновь названный в числе кандидатов Полозков сказал, что, раз партийная организация оказывает ему доверие, он считает непозволительным настаивать на самоотводе. В первом туре победителей не оказалось, а во втором секретари таки обеспечили избрание Ивана Кузьмича[15].

Так с достаточной ясностью проявилась расстановка сил. По существу, впервые были отвергнуты предложения, исходившие от генсека и поддержанные представителями делегаций. Купцов поплатился не за себя, основательные претензии к нему вряд ли мог предъявить кто-нибудь. В данном случае номенклатура решила поставить у руля человека, который будет твердо отстаивать ее интересы.

Худшие мои опасения подтвердились. Итоги российского съезда произвели тяжкое впечатление на общество. Возникла «реакция отторжения», особенно со стороны партийных организаций в сфере науки и культуры, в инженерно-технической среде. Посыпались заявления о нежелании войти в состав РКП, выход из партии, неуплата членских взносов. Иначе как «полозковской» РКП не называли. Консервативное реноме лидера переносилось на всю организацию, изначально лишая ее авторитета. Своего рода нарицательным стало понятие «полозковщины».

Самого Ивана Кузьмича это, естественно, мучило, но мне трудно было его поддержать, да и сам он все меньше ориентировался на генсека. В одной из откровенных бесед сказал: «Жалею, что не послушался вас, теперь мне надо уходить». И признался, что это Лигачев «в ту ночь» посоветовал ему не снимать свою кандидатуру.

Впрочем, для меня не было секретом, кто из-за кулис верховодил номенклатурной верхушкой. Было ясно, что с тем же придется столкнуться на XXVIII съезде. Между тем на Политбюро был поставлен вопрос, не отложить ли его открытие. Причем на этом сошлись Лигачев и Яковлев, их поддержал Рыжков. Одним нужно было дополнительное время, чтобы поработать с делегатами и укрепить их на позициях российского съезда. Другие опасались повторения происшедшего на российском съезде — на сей раз в масштабе всей партии.

Я склонялся провести съезд в назначенные сроки. Его давно ждали, приблизили дату проведения по требованию парторганизаций, отсрочка вызвала бы у коммунистов крайнее раздражение. Но главное — нельзя было затягивать неопределенное состояние, грозившее перейти в самораспад КПСС. Только съезд мог консолидировать ее на основе новой платформы. Конечно, был риск, что дело закончится расколом, но выбора не оставалось. Было решено переговорить с руководителями крупнейших партийных организаций и в течение одного-двух дней узнать их мнение. Мнение единодушное — съезд откладывать нельзя.

Вот до чего была взвинчена обстановка российским съездом! Но, как говорят, нет худа без добра. Во-первых, было уже ясно, с чем нам придется столкнуться на съезде. Во-вторых, что еще важнее, крайне негативная реакция в партии и стране на ретроградные, антиреформаторские тенденции в руководстве вновь созданной РКП серьезно насторожила многих делегатов.

Вероятно, свою роль сыграли и опасения, возникшие у коммунистов республик, что численно преобладающая в КПСС РКП будет навязывать им свою волю. Вообще, выделение РКП сыграло такую же роковую роль в судьбе КПСС, какую сыграло в судьбе Советского Союза провозглашение Декларации независимости России и вся последующая антисоюзная политика Демроссии во главе с Ельциным.

Разногласия нарастают

Борьба между двумя течениями в партии — реформаторским и консервативным — вначале развертывалась вокруг платформы к XXVIII съезду. Дискуссии по этому вопросу шли вплоть до принятия платформы.

Просматривая свои записи того времени, вновь убеждаюсь, что, хотя в партийном руководстве еще не выявилась прямая оппозиция начатым нами преобразованиям, разногласия нарастали и размежевание в будущем становилось неизбежным.

Вот некоторые детали, дающие представление о настроениях в Политбюро. Рыжков высказался за фактическое признание многопартийности, предложил взять на себя инициативу внесения конституционных поправок по статье 6. Лигачев выступил за сохранение авангардной роли КПСС. Крючков высказался против превращения партии в парламентскую, за сохранение в качестве ее идейной основы марксизма-ленинизма, ориентации на «сочетание классовых и общенациональных интересов». Жаркие споры разгорелись вокруг родившейся тогда идеи преобразования КПСС в Союз коммунистических партий с учетом предстоящих реформ в СССР. Проект документа все же одобрили и, как водится, поручили доработать с учетом обсуждения.

А между тем в печати начали появляться другие проекты — Московской и Ленинградской парторганизаций, Демократической платформы в КПСС и т. д. Возникла идея направить письмо партийным организациям с предложением ввести общепартийную дискуссию в организованные рамки, взяв за основу документ, подготовленный Политбюро. Члены ПБ снова собрались для разговора. Яковлев был против: «Опять хотим загнать всех в одно идеологическое стойло». Остальные, особенно Лигачев, считали, что руководство обязано остановить «идейный разгул» и «очистить» партию от уже сформировавшихся в ней фракций. Имелась в виду, разумеется, Демократическая платформа, хотя еще большую активность проявляли фундаменталистские группировки Нины Андреевой, Тюлькина и др. По сути дела, с фракционной программой выступил руководимый Ю.А. Прокофьевым МГК партии.

Это-то и побудило меня поначалу поддержать идею письма. Но первый его вариант, рожденный в недрах оргпартотдела, был зубодробительным, в стиле 30-х годов: в нем предлагалось партийным комитетам исключать коммунистов и распускать целые организации, которые не захотят следовать линии ЦК. Фактически это была директива к «чистке» партии. С этой идеей наши ортодоксы носились и раньше, а теперь сочли момент подходящим, чтобы изгнать инакомыслящих.