Тьма сгущается - Гарри Тёртлдав

Хадджадж понял, что имелось в виду, хотя метафора получилась разнородная.

— Если бы Ункерлант не подверг насилию нашу державу, мы бы, полагаю, оставались нейтральны и сейчас, вместо того чтобы вступить в союз с королем Мезенцио.

— Да-да, — ухмыльнулся Ансовальд. — Шутки шутим? Затеяли бы ногами пинать упавших, как это у вас в обычае.

Зерно правды в его словах было, и не одно. Но между правдой и дипломатичностью имелась определенная разница — порою весьма значительная.

— Полагаете, что лишний враг пошел на пользу вашей державе? — полюбопытствовал Хадджадж.

— Назовите цену. — О да, Ансовальд был ункерлантцем до мозга костей: ни тонкости, ни изящества, ни стиля. Общество маркиза Балястро, альгарвейского посла в Бише, Хадджаджу казалось значительно более приятным.

С другой стороны, культурные, утонченные альгарвейцы первыми начали резать кауниан ради сомнительного преимущества в бою. Судя по всем донесениям, конунг Свеммель последовал их примеру, не моргнув глазом… но альгарвейцы оказались первыми. Забыть о этом Хадджадж не мог, как ни пытался.

— Ваше превосходительство, Ункерлант вступил в войну с Зувейзою, поскольку условия Блуденцкого договора перестали устраивать вашего монарха, — заметил он.

— Блуденцкий договор подписывал Киот-предатель, — рыкнул Ансовальд.

Это была чистая правда: как и Фортвег, Зувейза воспользовалась царившей в Ункерланте к исходу Шестилетней войны смутой, чтобы добиться независимости.

— Но конунг Свеммель придерживался его условий в последующие годы, что принесло ему неплохие результаты, — промолвил Хадджадж. — А когда он решил нарушить договор и вторгся в нашу страну, результаты оказались не блестящими. Разве не эффективней было бы следовать путем, уже доказавшим свою действенность?.

Свеммель, а за ним и его подданные бесконечно твердили об эффективности, но разговоры давались им легче действий.

Мясистая физиономия Ансовальда была словно создана для мрачных гримас. Именно такую посол и скорчил.

— Теперь вы, ворюги чернозадые, отхватили даже больше земли, чем отписано вам по Блуденцкому договору, и прекрасно это знаете!

Хадджадж шумно выдохнул.

— Да, и случилось это оттого, что вы, бледнолицые воры, захватили себе слишком много от того, что честно отдали по договору. Вернитесь к довоенной границе, подпишите гарантии нерушимости этой границы, и я, возможно, уговорю царя Шазли удовольствоваться этим.

С тех пор, как боевые чары начали поддерживать массовыми жертвоприношениями, министр иностранных дел Зувейзы искал способа отвертеться от мировой войны. Нынешняя попытка казалась ему многообещающей, учитывая, что о встрече запросил Ункерлант.

Но Ансовальд перечеркнул его надежды, заявив высокомерно:

— Конунг Свеммель готов вернуться к тем границам, что выторговали вы у него в Котбусе, но ни на шаг дальше.

— Я согласился на эти границы лишь оттого, что Ункерлант вторгся в наши пределы, — возмущенно воскликнул Хадджадж, — в то время, как моя держава выступала против него в одиночестве. Сейчас обстоятельства изменились, и конунгу Свеммелю лучше бы признать это.

— Он и признает, — ответил Ансовальд. — Предлагая вам даже такую малость, он признает — неофициально, понятное дело, — право Зувейзы на существование. Это больше, чем вы смогли добиться от него прежде. Берите и будьте благодарны.

Хуже всего было то, что определенная логика в его словах имелась. Определенная.

— Этому не бывать! — сурово промолвил Хадджадж. — Зувейза согласилась на эти границы, будучи разбитой в бою. Но сейчас мы не разбиты, как вы сами подметили. И если конунг Свеммель не признавал нашей независимости — отчего же вы столько лет прослужили послом в Бише?

— Конунг вел с вами дела. Вы, зувейзины, так или иначе никуда не денетесь, — признал Ансовальд с такой неохотой, словно у него выдергивали по зубу за каждое слова. — Но быть — одно дело, а быть суверенной державой — совсем другое.

— И ради того, чтобы выслушать эти условия, я примчался сюда из самой Биши? — спросил министр. Когда Ансовальд кивнул, Хадджадж почувствовал себя обманутым.

— Я не могу передать их моему повелителю, который остается царем Зувейзы, нравится это Свеммелю или нет. Мы надеялись поторговаться — учитывая, какую часть Ункерланта успело захватить Альгарве к нынешнему дню.

— Ныне меньше, чем прежде, — отрубил Ансовальд, гордо вскинув голову. — Завтра меньше, чем ныне. До прихода весны мы вышвырнем оккупантов с нашей земли — а тогда придет и ваш черед.

Хадджадж не очень на это рассчитывал.

— Чуть больше месяца назад враг подступал к окраинам Котбуса, — напомнил он.

— Сейчас им не видать столицы как своих ушей, — прорычал Ансовальд. — Через год наши отважные солдаты будут стоять на окраинах Трапани. Вам и вашему племенному вождю, возомнившему себя царем, стоило бы иметь это в виду и вести себя подобающе.

Невзирая на боль в коленях, Хадджадж с достоинством выпрямился.

— Я надеялся, — промолвил он, чуть поклонившись, — вести дело с человеком здравомыслящим. — Учитывая, что посол представлял на переговорах царственную персону конунга Свеммеля, надежды министра представлялись излишне оптимистичными. — Если вы и правду верите в то, что высказали только что, мне остается лишь заключить, что некий черный маг одурманил ваш рассудок.

— Армии короля Мезенцио найдут свой конец в заснеженных степях Ункерланта, — упрямо заявил Ансовальд.

— Посмотрим, — ответил министр. — Однако вы, на мой взгляд, заблуждаетесь глубочайшим образом, и я не вижу смысла в дальшейней дискуссии, когда взгляды наши расходятся столь явственно. — Он поклонился снова. — Вас, разумеется, беспрепятственно проводят через линию фронта. — От прощальной насмешки он удержаться не сумел. — Имейте в виду, однако, что мы не можем обещать вашей безопасности от альгарвейских войск по дороге в Котбус.

Ансовальд бросил на старика злой и, как показалось Хадджаджу, испуганный взгляд — должно быть, вспомнил, где проходили становые жилы, а где — передовая.

— В здешних краях, — ункерлантец попытался сделать хорошую мину при плохой игре, — снега выпадает меньше, чем в южных областях державы. Но мы и отсюда вышвырнем сучьих детей. Посмотрите.

— Всего вам доброго, сударь, — только и промолвил Хадджадж через порог.

Ему показалось, будто Ансовальд пытался что-то ответить через закрытую дверь, но возвращаться не стал: голос посла звучал исключительно обиженно.

Вздохнув, Хадджадж спустился по лестнице и вышел из караван-сарая. Он тоже чувствовал себя обиженным. Вывернуться из тенет Дерлавайской войны так легко, как надеялся старик, его стране не удастся. Он вздохнул снова: слишком часто так случалось в мире — легче ввязаться в неприятности, чем выпутаться из них.