Власть меча - Уилбур Смит

Все трое: Блэйн, Шаса и Сантэн – молча, неподвижно сидели в ревущей, поющей, колышущейся толпе. Они не смотрели друг на друга, только Сантэн пошевелилась, поправив платье в блестках, и прикусила нижнюю губу, чтобы не дрожала.

На ринг вышел чемпион. Ян Рашмор был на дюйм ниже Манфреда, но шире в плечах и в груди, с длинными, обезьяньими мускулистыми руками и такой толстой и короткой шеей, что голова, казалось, сидела прямо на плечах. Густые черные волосы курчавились в вырезе его майки, он казался сильным и мощным, как дикий кабан.

Прозвенел гонг, толпа кровожадно заревела, и боксеры сошлись в центре ринга. Сантэн невольно ахнула, услышав гулкие шлепки перчаток о плоть и кости. По сравнению с легкими ударами маленьких легковесов в предыдущих боях этот бой напоминал бой гладиаторов.

Боксеры обменялись страшными ударами. Их кулаки наталкивались на сплошной заслон из перчаток и предплечий, и Сантэн ни за одним не видела преимущества. Бойцы снова начали раскачиваться, уклоняться, обмениваться ударами. Толпа вокруг Сантэн ревела в безумной ярости.

Все кончилось так же неожиданно, как началось, боксеры разошлись по своим углам. Секунданты в белом заботливо суетились вокруг них, обтирая губками, разминая мышцы, обмахивая, делая массаж и что-то шепча.

Манфред сделал глоток из бутылки, которую протянул ему большой бородатый тренер. Сполоснул рот, повернулся и снова посмотрел на Сантэн, выделил ее из толпы своими янтарными глазами и нарочно выплюнул воду в ведро у ног, не отрывая от нее взгляда. Она знала, что он делает это для нее – выплескивает свой гнев. Вздрогнула и едва расслышала слова Блэйна:

– Этот раунд я бы определил как ничью. Деларей ничего не добился, а Рашмор его опасается.

Боксеры снова вскочили, начали кружить, обмениваясь ударами кулаков в перчатках, тяжело выдыхая, как быки, когда получали или наносили удары; тела их сверкали от пота, и на них там, куда пришелся удар, расцветали ярко-красные пятна. Это продолжалось, и Сантэн почувствовала, что от их первобытной свирепости, от звуков, запахов, от вида насилия и боли к горлу подступает тошнота.

– Этот раунд за Рашмором, – спокойно и негромко сказал Блэйн, когда наступил перерыв, и Сантэн просто возненавидела его за это спокойствие. Она чувствовала липкую испарину на лице и с трудом могла подавить тошноту, а Блэйн продолжал: – Деларей должен закончить бой в следующих двух раундах. Если он этого не сделает, Рашмор измочалит его. Он с каждой минутой становится все уверенней.

Ей хотелось вскочить и выбежать из зала, но ноги ее не слушались. Снова прозвенел гонг, и боксеры опять сошлись в ослепительном свете прожекторов; Сантэн попыталась отвести взгляд и не смогла – она смотрела, как заколдованная, и увидела, как это произошло, увидела во всех подробностях и поняла, что никогда этого не забудет.

Она увидела удар, услышала хруст – что-то ломалось: зуб, кость или порвалось сухожилие – и закричала, но ее крик потонул в буре звуков, вырвавшихся из тысячи глоток; Сантэн обеими руками зажала рот, а удары продолжали сыпаться так быстро, что сливались для глаза, так быстро, что их звуки сливались в один звук, с каким взбивают яйца, и плоть под ними превращалась в красное месиво. Она продолжала кричать, потому что видела ужасный убийственный желтый свет в глазах родного сына, видела, как мальчик превращается в страшного зверя, как человек перед ним дрогнул, откачнулся, словно его ноги лишились костей, упал, задергался и, перевернувшись, застыл на спине, ослепшими глазами глядя на яркие огни; из его разбитого носа прямо в рот густой струей текла кровь. Манфред Деларей плясал вокруг, все еще одержимый убийственным гневом, и Сантэн казалось, что он вот-вот откинет голову и завоет, как волк, или бросится на раздавленное существо у своих ног, сорвет окровавленный скальп и, непристойно торжествуя, примется размахивать им.

– Уведи меня, Блэйн, – всхлипнула Сантэн. – Уведи меня отсюда.

Его руки помогли ей встать и увлекли в ночь.

Кровожадный рев у нее за спиной стих. Сантэн жадно вдохнула сладкий ночной воздух высокого вельда, как будто спаслась, едва не утонув.

«Лев Калахари выписал себе билет в Берлин» – кричали заголовки газет, и Сантэн вздрогнула от воспоминаний, уронила газету на край кровати и потянулась к телефону.

– Шаса, когда мы сможем улететь домой? – спросила она, услышав его сонный голос, и из ванной гостиничного номера вышел Блэйн с намыленными щеками.

– Ты решила? – спросил он, едва она повесила трубку.

– Нет смысла даже пробовать заговорить с ним, – ответила она. – Ты же видел, как он смотрел на меня.

– Может, в другой раз… – хотел он утешить. Но увидел отчаяние в ее глазах, подошел и обнял.

В первый день отборочных предолимпийских соревнований Дэвид Абрахамс почти на секунду улучшил свой результат на дистанции двести метров. Однако на второй день в беге на четыреста метров ему удалось выиграть у соперников лишь метр. Тем не менее его имя стояло в самом начале списка, составленного по результатам пятидневных состязаний и оглашенного на заключительном банкете, и Шаса, который сидел рядом с ним, первым пожал ему руку и похлопал по спине. Дэвид отправлялся в Берлин.

Две недели спустя в клубе «Инанда» в Йоханнесбурге состоялись отборочные игры в поло, и Шаса вошел в команду Б – запасных, – которой предстояло сыграть с возглавляемой Блэйном командой А, более вероятными претендентами на поездку; матч между ними должен был проходить в последний день.

Сидя высоко на трибуне, Сантэн наблюдала за тем, как Шаса проводит один из своих лучших матчей. Но в глубине души она понимала, что этого недостаточно.

Шаса в первых пяти чаккерах ни разу не ошибся на перехвате, ни разу не промахнулся по мячу, а однажды даже подхватил мяч под носом у пони Блэйна, проявив при этом такую смелость и искусство наездника, что на трибунах все вскочили. И тем не менее она знала, что этого недостаточно.

Клайв Рамси, оспаривавший у Шасы место номер два в команде, которому предстояло отправиться в Берлин, всю неделю играл хорошо. Этот сорокадвухлетний мужчина со значительным списком спортивных достижений выступал с Блэйном в качестве второго номера более чем в тридцати международных матчах. Его карьера игрока в поло только что достигла пика, и Сантэн знала, что отборочная комиссия не предпочтет ему более молодого, возможно, более смелого и одаренного, но несомненно менее опытного и потому менее надежного игрока.

Она почти видела, как они мудро кивают головами, затягиваясь сигарами и соглашаясь: «Молодой Кортни получит свой шанс в следующий раз», – и заранее ненавидела их, не делая исключений и для Блэйна Малкомса. Но толпа вдруг разразилась криками, и все окружающие вскочили.