Письма Филиппа - Павел Юрьевич Фёдоров

– Я тебя провожу. А может здесь, на диване поспишь, ну что ты будешь там одна?

– Нет-нет, я к себе пойду… – заторопилась неожиданно она.

21 .

Самонадеян Я

А ты не лжец мне

Не знаю

И мне не ведомы пути – убей меня!

Нет, не сейчас, нет времени, прости

Но мне пора идти.

Проводил Киру. Когда дверь её квартиры захлопнулась я пошёл к Филиппу.

Переход – между чем переход? Между эпохами, но какими? Какие ещё могут быть эпохи для человека кроме как – сейчас? Но неумолимый собеседник, тот, который там за завесой постоянно напоминает о себе: об данным тобой обещании!

Его взгляд, его голос, как луч света пронзающий и проникающий через ничто. Что стало ему природой. Лишь дар того, что есть и было тому подтверждение.

Прежде разговор, как эхо в лесу. Ночь, надвигающихся облаков. Прикрыл рукой глаза от неба. Стой у воды. Кто пришедший на это место на холме. Ты смотришь время и стремишься с силой неослабевающей. Пути и мысли. Их ветер гонит. Он владеет полётом. Воспоминание лишь круг. Не к вечному стремясь, увидел ты его величие чрез путь в безвестность. Его колесо лишь видимость величия. Но мыслей череда не объяснит понятий общих. Спустилась мудрость, как разлилась вода, всегда ничья и лишь слова обречены изгнаньем. И глаз, и слух его союзник. Общий вопрос немногословен и нет лишь того, что пришлось здесь увидеть. Дела велики – они в дар принесены. Их луч в пути отражает ту мощь, что невидим нам – смертным. Но он всегда владеет вниманием. Он обретает здесь, его созерцая.

Если бы можно было бы спросить: что ждёт тебя впереди? А куда ты направлялся, когда выходил? Поступил бы ответ: К истинному свету я собрался, но нет пути туда.

Я шёл по большой дороге и видел всё вместе в этом мире. Где был ты? – спросили меня. Я шёл по дороге безвестной и миру обязан я жизнью был. И что мне надо в пути позабыл и радость я не испытал, разве что в доме своём.

Чудес, быть может, не было, и вовсе чудеса расходятся во взглядах. Есть сущность ли того, что разность подсказала нам. Его предсказывать пытались все. Пророчества и исцелять берясь, кому ещё возможно. Нет того, кого познали бы. Все люди для людей живут и людям дар разумный дан.

Свет в доме, дом освещён. Фонарь на улице был тёмным от воды. И в лужах черных обращаясь, искрится свет. Лучам понятна тьма. Дробится свет, сквозь тьму в воде и, преломляясь, обращается, даёт нам много фонарей.

Когда я видел всё, что происходит с нами, и разум витал в слепом увиденном о том, что проходящий поезд мимо не может взять меня. И увидал дремавшие слова, вас и себя. Почти что сам сказал и замолчал.

Песок на море мечтал под ветром, упрекая меня в невежестве моём. Я объяснял, что нет здесь связи и со мной лишь то, что я сказал о воле. Но волны вняли мне и позабыл я радость встреч, уединяясь в рассвете. Пошёл навстречу я тебе, чтобы понять тебя – я встречи здесь искал.

Ты горд собой. Сидишь, понурив голову, и слушаешь дыханье волн. Ну! Что с тобой, очнись?! Приди в себя. Не стоит уходить и двери затворив, потом искать приют. Он там, куда ведёт не знаю. Он здесь где я. Стучись во свет.

Дано нам больше думал я. Он стал большим иль кажется. Он сверху кажется большим. Пройду ли я под ним. И поднимусь по лестнице туда, где всё велико. Туда, где виден купол. И шар висит над домом там моим.

Туда, где синий взгляд я устремляю, течёт спокойно жизнь моя. Она туда стремится постичь чего желаю я. Но там за синими глазами лишь пустоту увидел взгляд тех будущих веков, что предстоит пройти.

Поэзия, как суть предмета, связав в своём движенье ум, музыку, слова, стремится течь по воле языка воображенья. И людям отдаёт ту речь, что связана была. Прости. За что? За всё. Кем быть не знаешь. Но мы ведь были и прошли. Того не скажешь, что мечтаешь.

В безоблачном пути нет облаков – решения и всё. В чём связь? – Лишь в том, что не досказано в терпении. Но мысль была, а воскрешение её стремительно и быстро. Одно знамение всего. Не скажешь больше, но о том, что мы, рискуя, не теряем? Опомнись! – скажешь лишь одно.

Превозмогая боль, взошёл наверх вершины пирамид. И окунулся в мир иллюзий. Как век наш короток. А, человек!? Уходит он туда, где нет вершин. Душа, превозмогая боль, взобралась к вершинам пирамид – туда, где нет вершин.

Я сидел, как в детстве, за столом и пил чай с вареньем, намазанным на хлеб. Напротив, по-прежнему был Филипп.

– Тебя что-то волнует, беспокоит?

– Человек.

– Ты не уверен в нём, слишком слаб и доверчив?

– Я когда в сад вошёл «вчера», то сразу понял, что всё началось. И вот почему-то именно в этот момент я явственно осознал значение того, что было давно, когда ещё и в мыслях-то не было ничего подобного, но Он же рассказал нам тогда о Человеке:

«А теперь открой ворота

Настежь в город,

Где нет отныне людей

Там живёт один он

И ему многого не надо отныне.»

– Расскажи мне о нём.

– Человек вышел рано утром из дому. Его привлекала быстрая ходьба по морозному воздуху раннего утра. Было ещё совсем темно. Фонари в городе не горели. Они не горели уже давно. С тех пор как исчезли люди. Человек никогда не задумывался над тем за счёт чего горели лампы в ночном городе. И когда люди исчезли, то вместе с ними исчез и свет от ламп. Еду он приготавливал на костре. Но не это самое главное в моём рассказе. Самое главное то, что он был единственным жителем целого большого города. Не просто большого, а огромного, в прошлом многомиллионного города. Похоже, что и во всех остальных городах земли также исчезли люди. Но он жил именно в этом городе.

– Что чувствовал он, когда из города исчезли люди? Ходить ли на работу, что есть, чем заниматься, чему учиться? Такие мысли посетят каждого, кто рано или поздно окажется в данной ситуации.

– Он был спокоен. Он считал, что люди вернутся