Рассказы • Девяностые годы - Генри Лоусон

Спекулируя на акциях, он наживал и терял деньги, беспрестанно стремясь достигнуть такого уровня материальной обеспеченности, который позволил бы ему расстаться с приисками, отряхнуть их прах от ног своих и в покое и довольстве доживать остаток дней. Ему так и не удалось этого достигнуть. Видение спокойной, обеспеченной жизни маячило перед ним подобно миражу, то приближаясь, то уплывая в неведомую даль. Олф клял превратности судьбы, капризы промышленности и рынка. Он вечно чувствовал себя словно на горячих угольях. В конце концов он бросил биржу; его последней ставкой была работа на рудниках Мидас. Она давала ему твердый заработок, с помощью которого он надеялся осуществить то, к чему стремился всю жизнь.

Старость и нищета пугали его. Глядя, как многие старожилы прииска бродят по городу, выклянчивая работу, или ищут крупицы золота на чужих участках, он с ужасом думал, что в будущем и он превратится в такого же бездомного бродягу.

А что будет с Лорой и с Эми? О чем бы Олф ни думал, он всегда возвращался к этой мысли. Ради жены и дочери он цеплялся за работу на руднике и не позволил себе принять участия в борьбе на стороне старателей. Олф решил, как видно, говорил Моррис, показать своим хозяевам, какого надежного управляющего и преданного слугу имеют они в лице мистера Брайрли.

— Вот как! — отвечала Салли. — А почему это Олф считает, что он и его жена должны жить лучше, чем все другие старатели? И если ради этого он готов поступать бесчестно и сам это признает, как можно его оправдывать? Он знает, что старатели правы, однако решил действовать против них из страха потерять свое положение и лишиться каких-то удобств! Это отвратительно!

Салли относилась к Олфу совершенно так же, как Динни и другие старатели, но при случайных встречах с ним все же заставляла себя пробормотать «добрый день» или «добрый вечер». Лора навещала ее по-прежнему.

Лора цвела и хорошела как ни в чем не бывало. Ей очень нравилось быть женой управляющего, дружить с женами других управляющих, встречаться с различными заезжими знаменитостями, появляться на званых обедах и принимать у себя. Миссис Элфред Брайрли посещала все балы, принимала участие во всех светских развлечениях и всюду пользовалась успехом. Она выступала на концертах — пела или аккомпанировала другим исполнителям.

Когда Олф был занят или находился в отъезде по делам мидасовской компании, что случалось не так уж редко, Лора выезжала в сопровождении мистера де Морфэ. Вообще у Лоры не было недостатка в поклонниках, и она была вполне довольна своей жизнью на прииске. Вращаясь в новом привилегированном обществе, которое так быстро возникло в Калгурли, она очень скоро усвоила все манеры и повадки людей этого круга.

Однако при встречах с Салли Лора снова становилась самой собой. Впрочем, эти встречи случались все реже теперь. Время от времени Лора все же забегала к Салли и приводила с собой Эми. Дети играли во дворе позади дома, где Салли усердно разводила огород и сажала фруктовые деревья.

Из камней и палок Дик с Томом возводили сложнейшие сооружения, которые должны были изображать рудники и железную дорогу. Эми была посвящена в тайны их игр. Но иногда эта озорница и сорвиголова вдруг разрушала все их хитроумные постройки, после чего непременно начиналась драка. В такие минуты мальчики ненавидели эту зазнайку в широкополой шляпке и нарядном платьице, которая набивалась играть с ними, а потом разоряла их шахты и дороги. Но когда Эми подросла, они простили ей эти шалости, потому что бегать она умела так же быстро, как они, и наподдавать ногой жестянку из-под консервов ничуть не менее ловко. Они даже забывали о том, что она девочка, ибо ей случалось превращаться в такого же растрепанного и грязного сорванца, как они сами.

Пока Салли с Лорой занимались шитьем и болтали, Ларри обычно лежал в колыбельке, которую Салли пододвигала к себе поближе. Лора была мила и добра, как всегда, хотя, быть может, чуточку бестактна и умела иной раз вывести человека из себя. Она с удивительной легкостью перенимала все привычки и замашки людей, с которыми общалась; словно мингари, который меняет окраску в зависимости от обстановки.

Ее слегка покровительственный тон раздражал Салли: Лора любила распушить перышки и поважничать, похвалиться своими успехами в обществе, рассказать о том, какой комплимент сделал ей мистер Зэбина Лейн, или мистер Модест Марианский, или мистер де Морфэ. Или о том, как один американец, управляющий рудником, воскликнул, когда впервые переступил порог ее дома, будучи приглашен на обед: «О-о, дорогая миссис Брайрли, кто бы подумал, что здесь на приисках можно найти такой прелестный, комфортабельный маленький домик!» А инженер-француз, который пришел вместе с ним, добавил: «И такую очаровательную хозяйку!»

— Ты должна больше выезжать, Салли, — говорила Лора. — Сейчас в Калгурли так много званых обедов и столько съехалось интересных людей — поистине живешь в каком-то вихре удовольствий.

— Да неужели? — спросила Салли.

— О, дорогая, если у тебя муж — гробовщик, — воскликнула Лора с самым серьезным видом, — это еще ничего не значит. Все знают, что ты и Моррис не уроните себя в любом обществе. Но ты совсем закисла здесь, среди своих старателей и рудокопов. Не отходишь от них ни на шаг.

Может быть, все это и отдалило их друг от друга, думала Салли. Особенно с тех пор, как началась борьба между старателями и промышленниками.

Салли уже давно жила и трудилась среди старателей и рудокопов; она была с ними на равной ноге, как женщина, которая своим трудом зарабатывает кусок хлеба; их жизнь, со всеми ее тяготами и невзгодами, была понятна и близка ей, и она, естественно, разделяла все их взгляды.

Глупая болтовня Лоры о том, что «рудокопы никогда не бывают довольны», «всегда требуют увеличения заработной платы и уменьшения рабочего дня», и о том, «как неблагоразумно поднимать такую шумиху вокруг старательских прав», просто поражала Салли.

Однажды Лора, сидя у Салли, с благодушно-самодовольным видом опять стала сыпать изречениями, которые были в ходу среди управляющих рудниками и спекулянтов, вроде мистера Лейна или Фриско: «нелепость двойственного владения», «компании должны считаться с интересами держателей акций», «надо помнить, чем мы обязаны английским капиталистам, пустившим в ход рудники Золотой Мили…».

— Олф говорит, что во всем виновата кучка подстрекателей да разные мерзавцы и лентяи, которые не хотят работать на рудниках. Подумать только, они даже вывесили красный флаг над одной из своих шахт, когда были на глубине двадцати футов! — проворковала Лора.

Этого Салли уже не могла стерпеть.

— Если Олф так говорит, — значит, он просто жалкий трус, значит, он хуже даже, чем я думала! — возмущенно воскликнула она. — Олф знает, что старатели правы. Он просто потерял всякое чувство порядочности. Брея увезли в тюрьму, не дав ему даже попрощаться с женой и детьми. Но он готов пострадать за свои убеждения, а вот Олф, как видно, ничуть не лучше всех этих негодяев предпринимателей, которые так и норовят ограбить людей.

От обиды и удивления Лора не могла вымолвить ни слова.

— Салли! — вырвалось у нее наконец. — Как ты можешь так говорить?

— Я правду говорю, — ответила Салли.

Лора бросилась к двери и позвала Эми. Та, как всегда, не желала прекращать игру с мальчиками, брыкалась и визжала, как зарезанная, пока Лора тащила ее к калитке. Лора не проронила больше ни слова, а Салли не могла заставить себя ни взять свои слова обратно, ни извиниться.

Отчуждение между ними длилось довольно долго. Встречаясь на улице, они едва раскланивались. Иногда Салли видела Лору издали, когда та ехала в коляске в обществе жены какого-нибудь управляющего; впрочем, чаще ее сопровождал мистер де Морфэ. Однако Лора обычно не замечала Салли, да и мистер де Морфэ, казалось, был совершенно поглощен разговором со своей очаровательной спутницей.

ГЛАВА LIII

Старатели немало потешались над «едва не вспыхнувшим мятежом», как писали в газетах, хотя, в сущности, им было не до смеха, когда сэр Джон Форрест отверг требования старательского комитета и отказался выступить перед делегацией, представлявшей десять тысяч старателей.

Вот как это произошло. Сэр Джон должен был проездом побывать в Калгурли, и союз старателей решил добиться свидания с ним. Динни впоследствии любил вспоминать о событиях тех дней; перебирая пожелтевшие газетные вырезки, он ухмылялся и посмеивался себе под нос. Несколько министров ездили в Мэнзис на открытие железной дороги, и экстренный поезд должен был доставить их в Калгурли вскоре после полудня.

Накануне сотни людей, отмахав за день двадцать миль, явились сюда с приисков Булонга; горняки и старатели стекались в Калгурли со всех окрестных лагерей. Свыше тысячи человек пришло из Кэноуны. Когда они выстроились у вокзала, чтобы показать членам правительства, какие силы поддерживают протест против «десятифутовой поправки» и арестов старателей, ни у кого из них и в мыслях не было нарушить порядок. Их руководители поручились начальнику полиции, что никаких беспорядков не произойдет.