Длань Одиночества - Николай Константинович Дитятин

Котожрица облизнула сухим языком дрожащую скрюченную кисть и протерла глаза. Она не понимала, дышит она или нет. Было слишком больно, чтобы дышать. Вокруг еще держалась пыль. Но она видела, что лежит на куче бетона и стали снаружи промзоны. Ее ноги засыпало. Левая рука не подчинялась. А из живота торчала арматура, пробившая доспехи.

«Сколько у меня осталось жизней?» — подумала она. — «Половинка половинки?»

Она не слышала, но видела, как его силуэт ползет к ней. Передняя часть. Из разрыва торчали какие-то связанные проволокой цилиндры, трубки и стучащие поршни. Лазарь дергался, разливался негативом и маслом. Ложноножки подтягивали его как амебу.

Ружье Никаса торчало из обломков справа от жрицы. Один лишь обломанный приклад. Котожрица потянулась к нему, но арматура не пускала. Изо рта брызнула светящаяся сущность. Она и свой крик не смогла услышать. Когда тянулась, разрывая внутренности, рыцарь бесшумно раскрывала рот. Может, это было к лучшему. Собственные предсмертные вопли, окончательно лишили бы ее сил. Пальцы с обломанными ногтями, сомкнулись вокруг остатков приклада.

Она тянула и тянула, ей казалось, что она само небо, пытающееся вырвать у земли сердце. Дробовик поддался. Он нехотя позволил вытянуть себя. Нехотя лег на бетон. И нехотя выстрелил. Мимо.

Лазарь лежал в нескольких метрах от жрицы. Ему было так же плохо, как ей. Он вытянул вперед ложноножку и с трудом проволок себя еще на полметра.

Котожрица знала, что эта тварь сейчас шепчет. Он начинал делать это, когда приближался достаточно близко.

— Мы… спасаем… людей…

Жица выстрелила еще раз. В расколотый глаз. Прямо в темноту кокпита. Что-то вылетело с другой стороны располовиненного тела.

— Мы…

Выстрел.

Оставшиеся внутренности вывалились отвратительным спутанным узлом металла и слизи. Ложноножки скрючились, пасть захлопнулась. Лопасти, дрожащие как усики насекомого, увяли. Оно испустило дух. Крупные лоскуты начали отслаиваться, как обрывки пергамента.

— Спасибо, — прохрипела Котожрица. — Я как-нибудь сама.

* * *

Не было сил.

ЛПВВ не могло поднять руки от слабости. Не могло держаться ровно из-за ран и сильного течения негатива. Все пытался залить в него немного своего вдохновения, но внутри произведения уже сгорело слишком много ресурсов, и пламя было такой силы, что не замечало помощи. Оно уже вышло из-под контроля и не помогало, а поедом ело хозяина.

Перед ними стоял непобежденный Геноцид. Его силуэт тоже исказили раны. Колокола треснули, но все еще глухо звонили, когда он двигался. С торса осыпались кости и уголь. Проплешины чугунной плоти были истерзаны, пробиты, и раскаленная сущность в них начинала краснеть по краям. Остывая. Голова скосилась вправо. Нижняя часть печи, что заменяла ему рот, была оттянута и разорвана. Из нее лились водопады огня и обгоревших черепов. Пальцы не сжимались в кулаки.

Казалось, что никто из трех уже не в силах продолжать бой. Что сейчас они просто упадут в негатив и тот укроет их, избавив от всех конфликтов. Но Геноцид сделал шаг вперед. С трудом: негатив уже не помогал ему, а точно так же отталкивал. Зарычав, ЛПВВ повторило его движение.

— Сейчас решиться все, — сказал над ним Все. — Я отдам тебе последнее, что сохранилось глубоко. Ты должен так ударить, что бы не встал он вопреки. Понимаешь?

ЛПВВ кивнуло половиной черепа.

Все поднял выжженные глаза к небу, призвал всю силу, всю веру людей, что еще переливалась в нем. И отдал ее ЛПВВ. Широкая, ослепительная трещина небывалой молнии врезалась в Произведение, наделяя его жертвенной силой Все. Это были грозовые облака, дожди, расцветающие луга, плодоносящие деревья, звезды в небе, твари в воде, звери в лесу, люди под рукотворными крышами, ставящие рукотворные свечи перед рукотворными образами.

Естественное, природное и намеренное созидание.

Все исчез.

ЛПВВ почувствовало его внутри себя, в могуществе, которое разливается в побежденном теле. Еще одна жертва, сгоревшая в огне, отгоняющем тьму.

ЛПВВ шагнуло.

Бесконечная война должна продолжаться.

ЛПВВ шагнуло.

Мы благословлены конфликтом, который позволяет нам становиться и оставаться людьми.

ЛПВВ шагнуло.

Только борьба с негативом определяет нас как людей.

ЛПВВ шагнуло.

Только благодаря борьбе, мы знаем цену всему извечно хорошему.

Оно запнулось и чуть не упало в негатив, но удержалось. Геноцид тоже шагал к Произведению, хоть и медленней. Они сошлись, и луч света упал на Произведение. Это Солнышко вновь смогло выпутаться из железных узлов и осветило происходящее. ЛПВВ отвело назад осколок руки. Титан негатива смотрел на него. И ждал.

В него устремилось копье ранних весенних гроз, переходящее в молот летних штормов, примитивное, но искреннее понимание силы. Желание людей быть живыми, сытыми, здоровыми. Пение всех птиц. Крики всех зверей. Стрекот мельчайших насекомых. Течения рек. Недвижимость гор.

Геноцид поднял широкую, как остров ладонь, и поймал удар.

Острие пробило ее, разрушило, раздробило. Но ЛПВВ уже промахнулось. Его увлекли в сторону, с хрустом ударили в бок, в спину, и утопили в негативе. Титан наступил на противника колоколом и держал, пока Произведение не перестало дергаться. Оно утонуло в темноте и злобе. Чтобы не отвлекаться больше на недостойных, Геноцид навалился на ногу всей своей массой. Под колоколом треснуло и расползлось.

Не радуясь, — нечему было радоваться в такой мелкой победе, — он снова направился к стене.

Теперь его уже ничто не остановит. Некому выйти против.

— Нет! — завопили небеса.

Если б негативный титан знал, что такое смех, он бы засмеялся сейчас. Это бесполезное сопротивление бессильных и убогих, становилось комичным. Он посмотрел наверх.

Солнышко. Измученное терниями Солнышко грозило ему. В гневе оно засияло так, что железные тучи отпрянули прочь, оставляя небо. Негатив зашипел и замедлился. На стене, изнемогшие защитники встретили свет ликованием. Они врезались в замешкавшийся негатив и принялись теснить его назад.

— Пусть проклянут меня все, кто любит жизнь и удовольствия, если я позволю тебе пройти, — прогудело оно, пульсируя как пламенеющее сердце. По его пухлым щекам текли огненные слезы. — Вы отобрали у меня мой мир. Всех кого я любило, ублажало, нянчило, учило новому. У меня не осталось ничего, кроме сущности. И она ликует от одной мысли, что я могу сделать тебе больно. Сейчас я обниму тебя, как никогда и никого не обнимало.

Солнышко устремилось вниз. Оно неслось как метеор, оставляя яркий след. Геноцид посылал ему навстречу потоки плазмы. Глубокие борозды распахивали круглые бока. Солнышко закричало:

— Я люблю вас! Я люблю вас всех! Запомните меня сексуально-полноватым!

Вспышка.

На мгновенье все замерло, словно батальное полотно колоссальных размеров. Пренебрежительно смотрящий в сторону Геноцид, исчезающий в яростном клубке раскаленных газов. Негатив, гонимый в стороны взрывной