Fifty And One Step Bac - Lina Mur

— Мишель, тебе не стоит ревновать к Саре. Тебе

нужна она, вы знакомы слишком долго, чтобы

обходиться друг без друга, — его авторитетный тон с

сурового меняется на более ласковый, но это ещё

больше выводит меня из себя.

Мне ужасно хочется расплакаться от вопиющей

несправедливости. Почему? Почему он так к ней

относится? А я неоднократно получаю от него только

дерзкую агрессию, изредка грубую ласку и совершенно

непонятное будущее? Что между ними было или же

осталось?

Обида. Она, как кислота, разъедает глаза, что они

слезятся. У меня есть возможность спрятать слезы, лишь отвернувшись от него, а лучше убежать. Только

вот я не хочу больше бегать.

— Я не желаю больше говорить о ней. И мне

противно. Да, Ник, знаешь, мне противно постоянно

слышать, с какой ты особой нежностью говоришь о

ней. Мне неприятно неоднократно сравнивать это

отношение к ней и ко мне. За что? Почему со мной ты

не можешь быть таким же, как с ней? Почему не

смеёшься со мной, не сидишь в ресторане...забудь, — я отмахиваюсь от него и подскакиваю со стула.

Во мне бушует адреналин так сильно, что хочется

взять, например, вазу и немедленно бросить в него.

Или попрыгать. Необходимо деть куда-то эту

чрезвычайно неприятную дрожь тела.

— Крошка, какая ты опасная в период ревности, — его

глухой смех отдаётся болезненным стуком в висках, что я сжимаю руки в кулаки от неукротимой злости и

резко разворачиваюсь, идя в спальню.

Не знаю, что я буду делать. Не знаю, как

контролировать эти безрассудные чувства внутри. Это

неприятно и необычно. Они чужие, не для меня.

Любовь не для меня, она выбивает почву из-под ног, невольно заставляет разум отключиться и стать

отупевшей белкой, готовой за орешек продать душу.

Не могу и люблю.

Я останавливаюсь посреди спальни, и вся злость

мигом улетучивается. Веду себя, как избалованная

принцесса, которой не разрешили съесть кусочек

торта. И от этого теперь стыдно. Я сажусь на постели

и рассматриваю свои кеды...его кеды, которые он

купил мне. Кем я стала? В кого быстро превратилась?

Разве об этом я мечтала?

Моя безнадёжная любовь к нему постепенно

разрушает меня по кусочкам, делая совершенно

неадекватной. Как люди так живут, да ещё и радуются

этим чувствам? В них нет ничего необычайно

красивого.

— Успокоилась? — мягкий сочный голос раздаётся от

двери, а я даже не поднимаю голову, чувствуя себе

ещё больше идиоткой.

— Это ты виноват, — бубню я себе под нос.

— Согласен. Это моя вина, что ты даже понятия не

имела о своём бешеном темпераменте до моего

появления. И я рад был сделать это историческое

открытие, — Ник проходит ко мне и садится рядом.

Я круто поворачиваю к нему голову, видя лукавую

улыбку и смеющие глаза, заставляющие меня

невольно усмехнуться и вернуться к любованию

кедами.

— Итак, вернёмся к разговору. Мишель, меня

непосредственно касается все, что происходит в твоей

жизни. Мне кажется, я уже раз показал тебе, что может

быть за твои слова и заверения. Я несу за тебя ответ, даже перед твоим отцом. И я даже подумать не могу, что тебе достанется от него за твоё решение и мой

эгоизм. Поэтому я не вижу другого выхода, кроме... — он внезапно замолкает и тяжело вздыхает.

Моё сердце начинает дико биться в навязчивом страхе

от досрочного расторжения нашей тайной связи. Я

резко поворачиваюсь к нему, заметив хмурое лицо и

неприятные ощущения, что он словно сейчас

принимает особо важное решение только для него.

— Кроме? — надрывистым шёпотом напоминаю я.

— Кроме как сказать ему правду. Ты со мной, вот и

все. Я объясню ему, что не хотел бы, чтобы это стало

достоянием общественности.

Его слова эхом отдаются в груди, и я то открываю рот, то раскрываю в глубоком удивлении этому решению.

Господи, пусть это будет та же самая затяжная

болезнь, от которой мучаюсь я. Пожалуйста, не

забирай его. Дай мне безграничные силы сделать его

только своим.

— Нет, — мой негромкий и бледный голос проносится, как раскатистый гром в спальне, и Ник приподнимает

брови.

— Нет, не надо. Я не хочу, чтобы ты открывал наши

отношения, пусть останется все так, как и есть, — добавляю я.

— Что?

— Я не хочу, чтобы отец знал, что ты и я

связаны...постелью. Да и, вообще, что между нами

хоть что-то есть. Тогда будет ещё хуже.

— Ничего не понимаю. То ты против тайных

отношений, то теперь полностью за. Объяснишь? — нотки в его уникальном тембре мгновенно

превращаются в ледяные стрелы, пронзающие меня.

Ещё бы, я представляю, насколько ему было сложно

даже произнести это, и в итоге получить отказ.

— У меня нет слов, чтобы объяснить это, но я тебе

благодарна за то, что решил мне помочь. Я

справлюсь, для меня это не ново. Отец поорет и

успокоится, возможно, запретит снова выходить из

дома по вечерам, но и в этом случае я найду выход, — поясняю я.

— Ты же знаешь, что у него проблемы? — жёстко

спрашивает он, и я киваю.

— Компания тонет быстро, половина...уже больше

работников уволены, — продолжает он, а я сглатываю

от неприятного подтекста этого разговора.

— Есть надежда? — выдавливаю я из себя.

— Нет, сейчас кризисная ситуация с ценой на нефть, компания работает себе в убыток. Максимум месяц, а

то и меньше, — спокойно произносит он, а я кривлюсь

от новостей.

— Понятно, — слабо говорю я и отворачиваюсь от

него.

— И ты ничего не попросишь? Никакой помощи, как у

Райли? — едко спрашивает он.

— Нет. Ты бизнесмен, ты уже просчитал все за и

против. И если ты ничего не делаешь, значит, это

гиблая компания, — бесцветно отвечаю я.

— Ты же понимаешь, что твой отец останется без

работы. Если учесть его возраст, то ему сложно будет

найти такое же высокооплачиваемое место в Торонто.

Вся роскошная жизнь, которую ты вела, закончится. Не

будет дорогой одежды, украшений...

— Что ты от меня хочешь?! Чтобы я умоляла тебя

вложить деньги в компанию или же взять на работу

моего отца? Зачем ты говоришь об этом? Я осознаю

все последствия, буквально все, и я проживу без этой

мишуры! Да я буду рада! Ни за что на свете я не стану