Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

— Пошли, глянем, — я осмотрелся, — кто тут у нас шляется.

След, конечно, исчез, но зато было видно примятую траву, а потом этот «кто-то» зачем-то очень неудачно пролез через кусты олеандра. Мы пролезли следом. Я это сделал первым и, пригнувшись, скомандовал Танюшке:

— Куртку надень. Люди тут…

…Лагерь был разбит в долине довольно умело, вот только охранялся очень плохо — во всяком случае, нас на гребне холма ещё не заметили, хотя внизу около шалашей ходило человек десять. В центре шалашного круга горел большой костёр, возле него возились две девчонки. На шестах-подпорках шалашей висело оружие. Но в этом лагере была именно правильность. Правильность, а не умелость. Такие лагеря разбивают, если знают в теории — как, а практики маловато.

— Шесть шалашей, — сказала Танюшка, небрежно стягивая шнуровку. — Около тридцати человек, а смотри, как одеты? Никаких самоделок…

Я кивнул. Это я и сам уже заметил. Новенькие, точно. Хорошо устроились (лучше, чем мои сначала — под навесом-то…), но ещё ничего толком не понимают. И народ толчётся между шалашами просто так, без дела. А главное — всё-таки одежды. Как будто на загородном пикнике… Я вслушался, пытаясь понять, на каком языке там говорят (расстояние было метров двести), и как раз кто-то кого-то окликнул.

Испанский. Местные. Ну да, собственно, чего же я ожидал, какие ещё новенькие могут быть на Гвадалквивире?

— Олег, они, по-моему, на олеандровых ветках шашлык жарят, — заметила Танюшка. Я поднялся на ноги:

— Пошли. Пора останавливать дурачков… Интересно, они английский, французский или немецкий знают?..

…Не представляю, что подумали две весьма симпатичные испанки, когда, обернувшись в очередной раз к костру, обнаружили около него мальчишку и девчонку — диковатого вида, вооружённых, но дружелюбно улыбающихся. Мальчишка указал на подрумянивающийся шашлык и сказал по-английски:

— Нельзя. На этом жарить нельзя, отравитесь… Привет. Меня зовут Олег, это Таня, а вы кто?..

…Двадцать девять испанских скаутов — пятнадцать мальчишек, четырнадцать девчонок — попали сюда пять дней назад вполне обычным образом. То есть — вышли в поход на выходные и пришли сюда. С тех пор они никого не видели, кроме множества животных, на которых потихоньку начали охотиться. И, естественно, терялись в догадках на тему «что происходит».

Обычнейшее дело.

Ну, последний вопрос мы прояснили для них вполне. Испанцы слушали нас всей компанией, неподвижно, открыв рты. Поверили — куда было деваться — хотя некоторые девчонки начали потихоньку плакать, да и мальчишки отчётливо помрачнели. Но в целом мне понравилось, как они держатся. И они вполне достойно предложили нам оставаться у них на любой срок, или мне — вообще возглавить отряд.

Я отказался. Но попросил показать место, где они взяли оружие…

…Хайме Гонсалес — так звали их старшего — ничуть не напоминал испанца в моём представлении. Он был высокий, белокурый и сероглазый, да ещё и флегматичный, как швед или наш Арнис. Он сам показал мне «это место», и я не удивился, когда обнаружилось, что это одна из башен Срединного Королевства — как та, в которой вооружились мы с Танюшкой, даже щит со львами был таким же. Она стояла за лагерем, на склоне, обращённом к реке.

Я не очень активно порылся в рассыпанной груде оружия, буркнул себе под нос:

— То же самое…

— А? — не понял Хайме. Русского он не понимал.

— Нет, ничего, — я перешёл на английский. Поднял оказавшийся рядом с босой ногой клинок — длинную тяжёлую шпагу с фигурным плетением витой бронзовой проволоки вокруг рукояти, обтянутой потемневшей кожей с проволочной же запрессовкой. Посмотрел кромки — на них ещё сохранялись мелкие щербины старых ударов.

— Чью кровь проливал он рекою?

Какие он жёг города?

И смертью погиб он какою?

И в землю опущен когда? — тихо прочёл я снова по-русски. И, нагнувшись, аккуратно положил шпагу к своим ногам. Передёрнулся: на миг показалось, что вернулась прошлая весна — и упавший поперёк тропы палаш пересёк мою дорогу в тщетной попытке предупредить и спасти.

— То же самое, — повторил я по-испански. — Пошли, Хайме. Спасибо за экскурсию.

Какие всё-таки крупные звёзды на юге.

Пахло свежим сеном. Рубиновой россыпью, живым светом сияли угли погасшего костра. Временами над ними взмётывались синеватые язычки пламени или взлетали лёгкие рои искр.

Обычно костёр гипнотизирует меня и погружает в сон. Но сейчас я лежал на животе уже не меньше получаса. Ноги приятно гудели.

Мы отказались лечь в шалаше и свалились с Танюшкой недалеко от костра, завернувшись в меховой плащ (ночь тёплой всё-таки не была, весна даже в Испании ещё не лето). Танька давным-давно дрыхла, как двадцать два сурка, уютно и смешно сопя мне куда-то в район лопаток (интересно, как она туда достала, вдвое сложилась, что ли?)

Я ни о чём не думал. Говорят, это невозможно, но я вас уверяю — возможно, если не напрягаться, стараясь «выбросить всё из головы», а просто предельно расслабиться. Тогда то, что в голове, превращается в очевидно-зримую медленно струящуюся воду, неспешную и непрозрачно-синюю. И этот поток уносит всё-всё-всё, оставляя оцепенение и тишину… Получается не всегда, конечно, но, когда получается, то потом всегда бывает очень хорошо и свободно, как будто как следует отдохнул…

…Мост над неспешной водой. Горбатый, из поросших мхом неровных камней…

…Тропинка. Плотно утоптанная, по бокам — какие-то кусты, стоящие тесной стеной. Тихо. Спокойно…

…Лёгкий подъём. Свежий ветер ласкает лицо. Впереди — ровный шум, похожий на шум моря…

…Это не море. Это лес — лес у ног без конца и без края, а на обрыве — беседка с круглой скамьёй, высеченная целиком прямо из алой гранитной скалы…

…В беседке — человек.

Я вошёл в беседку по широким полукруглым ступеням, тоже составлявшим единое целое со скалой. Палаш на шаге коротко чиркал об острые края. Я всматривался в сидящего на скамье человека.

Воин. Высокий, в сером плаще, укутывающем его от плеч до каблуков старых сапог. Плащ оттопыривает тяжёлая крестовидная рукоять длинного меча. Обветренное, худое лицо. Длинные волосы, чёрные с резкой красивой проседью. Внимательные, жутковатые серые глаза.

Я мог бы поклясться, что не видел этого странного и величественного человека ни в жизни, ни в кино, ни на иллюстрациях к книгам. И в то же время я столь же точно мог поклясться, что знаю этого воина.

Знаю.

— Конечно, знаешь, — негромко сказал воин. Не сводя с него глаз, я сел на скамью, ощущая себя смешным мальчишкой, который убедил себя в том, что похож на взрослого рыцаря… и вдруг оказался рядом с рыцарем, и понял всю тщетность своих потуг.