Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хихикая, она обошла кровать и, перевалив Олега на спину, придержала его мотнувшуюся руку — чтобы не ударилась о край кровати.
— Вот алкашонок малолетний, — она задумалась. — Что же мне с тобой делать-то? Это ведь классический сюжет: пьяный муж приходит заполночь, его встречает верная и чуточку разгневанная жена…
Она засмеялась. Глаза Олега открылись:
— Плохо мне, а ты смеёшься, — неожиданно внятно сказал он и тут же вновь закрыл глаза.
Лицо у него было несчастным и обиженным, нижняя губа отвисла.
— Алкоголик ты алкоголик, — с нежностью шепнула Танюшка, присаживаясь рядом. — Ладно, давай раздеваться…
…Сказать, что у меня утром болела голова — значит, не сказать ничего. Когда я опрометчиво попытался встать (голова болела с момента пробуждения, но я сперва не придал этому значения), желудок вдруг прыгнул к горлу, пол поднялся дыбом, и я, опережая свою блевотину, грохнулся в него лицом. Кто-то рухнул мне на плечи и в радостном барабанном ритме начал загонять в затылок вибрирующий лом. Я не открывал глаз — боялся увидеть свои глазные яблоки лежащими на полу метрах в пяти от меня (показалось, что у меня лопнул череп). Во рту был вкус рвоты, но одновременно — сухо, как в пустыне.
— Плохо тебе?
— Та-а-ань… — застонал я, внутренне содрогаясь, — не шу-ми-и… Я, кажется, умираю… Что со мной?..
— Ты напился, как сапожник, — пояснила она, помогая мне подняться на ноги. — Иди сюда, умоемся… Вот так…
Ледяная вода вызвала у меня нервные сотрясения. Пока я с трудом возил полотенцем по ставшей неожиданно очень чувствительной коже, Танюшка что-то налила в кружку (я слышал звук) и сунула мне:
— Пей.
— Тань, меня стошнит, — пробормотал я, с опаской косясь на дымящуюся кружку.
— Пей, — голос Танюшки был непререкаемым.
В кружке оказался невероятно крепкий и несладкий кофе.
— Лаури принёс. Извинялся, — пояснила Танюшка, садясь на постель. Я сел рядом с ней и, аккуратно пристроив голову у неё на плече, закрыл глаза. — Олег, — тихо позвала она.
— Да? — я не открывал глаз, с наслаждением ощущая, как откатывает головная боль.
— Олег, ночью ты был такой…
— Что, страшный, что ли? — уточнил я.
— Нет, Олег… понимаешь… жалкий такой… беспомощный, совсем как будто не ты… Я хочу тебя попросить, Олег… Никогда больше не пей, хорошо? Если ты меня любишь.
— Обещаю, Тань — больше никогда, — негромко и серьёзно сказал я.
Эта подлая жизнь не раз и не дваОкунала меня в кровищу лицом.Потому-то я больше не верю в слова,А тем более — в сказки со счастливым концом.
Надо ладить с людьми! Проживёшь до ста лет,Не сражаясь за некий «свет впереди»!Четверть столько протянет сказавший: «Нет!»Уж его-то судьба вряд ли станет щадить…
Если выжил герой всему вопрекиИ с победой пришёл в родительский дом —Это просто чтоб мы не подохли с тоски.Это добрая сказка со счастливым концом…
Если прочь отступил победивший враг,Или честно сражается грудь на грудь —Не смешите меня! Не бывает так,Чтобы враг отказался финку в спину воткнуть!
Если новый рассвет над шпилями крышИ любовь обручальным сплелась кольцом —Это просто чтоб ты не плакал, малыш.Это добрая сказка со счастливым концом…
Если в жарком бою закричал: «Держись!»И собою прикрыл подоспевший друг —Это тоже всё бред. Ибо нас учит жизнь:Не примчатся друзья, им всегда недосуг…
…Но зачем этот бред не даёт прожить,От несчастий чужих отвернув лицо?!Да затем, чтоб кому-то помочь сложитьЭту добрую сказку.Со счастливым концом.
Игорь Басаргин* * *В Скале англо-норвежско-испанский с редкими вкраплениями других наций контингент разместился не хуже, чем наши знакомые карпатские чехи. В природных доках со стороны моря стояли два драккара, а сами жилые помещения располагались в глубине скалы. Я даже удивился, до чего основательно они тут устроились. Нам без слов предоставили небольшую (так теплее в холодные зимние ветра), но даже обставленную комнату. и все, кажется, были искренне рады — даже незнакомые ребята и девчонки. Я бы, наверное, хотел тут остаться. Но… не хотел. А Танюшка просто молча согласилась с решением плыть на Азорские острова.
Шторм продолжал бушевать, и мы оказались как бы не у дел. Я, правда, фехтовал с местными ребятами и обменивался с ними обычным слегка хвастливым трёпом о приключениях. А вот Танюшка не нашла с местными девчонками общего языка. Я, если честно, тоже всё время помнил, что большинство из них — это испанки, первых парней которых убили пришельцы с Севера. Видел я, кстати, и Изабель — девчонку Свена. Она была действительно красива и неожиданно замкнута для испанки…
Так или иначе, но Танька большую часть времени с явным удовольствием валялась в постели и читала. Вернее, разбирала по словечку тексты в шести испанских книжках, попавших сюда невесть когда, пытаясь самоучкой освоить этот язык. Не знаю, какие уж у неё были успехи, но названия она мне перевела. Это были неизменный «Дон Кихот» Сервантеса, сборник комедий Лопе де Веги, «Остров» некоего Гойтисоло, толстенный и затрёпанный сборник детективов, «Талисман» Стивена Кинга (того самого, повесть которого «Туман» меня так напугала в «Вокруг Света» — как раз весной 87-го года; не знал я тогда, чего надо бояться!) и (чёрт его знает, с какой стати!) большеформатный альбом чёрно-белых фотографий с заснятыми на фоне очень красивых пейзажей голыми мальчишками и девчонками. Я ей даже завидовал, потому что сам давным-давно ничего не читал. Раньше я думал, что и дня не смогу прожить без книги, а вот под ж ты…
Но и я, если честно, много бездельничал. В основном — дрых, и это было великолепное чувство — вот так спать в постели, в совершенной безопасности. И это чувство в немалой степени укрепляло моё намерение уйти подальше от этого бурного мира, туда, где можно без страха ложиться спать, не вздрагивать от шорохов в ночи и не думать за всех о невыносимо сложных, кровавых вещах.
А ещё… ещё я пытался вспомнить, о чём говорил со мной в том сне Арагорн. Временами мне это казалось очень важным. Но мир этот вычерпал мою любознательность почти до дна. Я устал. Только это теперь и имело смысл…
…Мы гостили в Скале уже шестые сутки, и как раз наступило седьмое утро. Было совсем рано. Лаури разбудил нас сам.