Дорогой длинною - Анастасия Дробина

В сенях его остановила расстроенная Дашка:

– Отец, как же нам быть вечером-то? Я думала, Гришка со мной по столикам ходить будет, а куда же ему, наверное, теперь…

– А я что поделаю?

– Может… может, ты мне сыграешь? Это совсем просто, ты этот романс знаешь. Там всего семь аккордов! Пожалуйста!

Минуту Илья смотрел в заплаканное лицо дочери. Затем, стараясь, чтобы в голосе не проскользнула радость, сказал:

– Убиться мне с вами. Идём, попробуем.

Глядя прямо перед собой и прижимая к груди сумочку, Маргитка шла по Солянке. Она старалась идти быстро, но ноги сами собой замедляли шаг: это была последняя улица перед Хитровым рынком - самым гиблым местом Москвы. Обширную площадь Хитровки занимали ночлежки, кабаки и доходные дома, забитые оборванцами всех мастей. По залитым помоями переулкам болтались проститутки от семи до семидесяти лет, ползали нищие с полуголыми увечными детьми, орали торговки требухой и "рванинкой", собирающейся в трактирных отбросах. Ближе к вечеру появлялась хитровская аристократия - воры. Здесь обитали и "портяночники", не гнушавшиеся раздеть своего же брата нищего, и "фортачи", промышляющие по окнам, и "поездушники", на ходу вырывающие сумки и саквояжи у благонамеренных граждан, и самый решительный элемент - "деловые ребята", у которых водились и ножи, и револьверы. Хитровка была воровским царством, куда обычный москвич не осмеливался зайти даже средь бела дня. Будочники, "державшие" Хитров рынок, были "своими в доску" и "деловых" без лишней надобности не беспокоили, а воры, в свою очередь, не трогали их. В трактирах Хитровки можно было отыскать и беглых каторжников, но искать никому не хотелось: даже полиция не рисковала соваться в "Пересыльный" или "Сибирь". Самым отчаянным местом считался трактир под неофициальным названием "Каторга", где продавали выпивку, держали притон, скупали краденое и прятали беглых. Именно там назначил Маргитке встречу Сенька Паровоз.

Извозчик довёз Маргитку до начала Солянки, в Спасо-Глинищевский переулок, а дальше, сколько она ни сулила денег, ехать отказался. Когда же Маргитка попросила проводить её до Хитрова рынка, старик чуть не свалился с козел, замахал руками и, перекрестившись на церквушку, торжественно заявил, что и пятки его "в этой выгребной яме" не будет.

"И вам, барышня, там делать нечего! Ей же богу, разденут и в чём мать родила по улице пустят! И хорошо если разденут только, а то могут и… Не место вам там вовсе! Хочете - обратно без платы свезу?" Больше всего Маргитке хотелось согласиться и поскорей прыгнуть обратно в старенькую пролётку. Но она хорошо помнила лицо Сеньки вчера, на крыльце дома. Он не шутил. И поэтому Маргитка покачала головой, расплатилась с причитающим извозчиком и, прижимая к груди сумочку, отважно зашагала вниз по Солянке. Собираясь на Хитровку, она постаралась одеться похуже, а из сумочки благоразумно вынула всё, кроме огромного столового ножа, похищенного у кухарки.

Солянка заканчивалась. Прилично одетых людей навстречу попадалось всё меньше, зато нищие множились на глазах. Они с изумлением посматривали на брюнетку в потёртом сером платье и обтрёпанной шали, которая крепко прижимала к груди ридикюль странных очертаний (нож уже проткнул ткань в двух местах) и затравленно озиралась по сторонам. Какая-то оборванка с завёрнутым в грязные тряпки младенцем подошла к Маргитке:

– Подайте на ребёночка, барышня благородная…

Маргитка шарахнулась в сторону, чуть не уронив сумку. Хотела было сказать, что у неё нет ни копейки, но язык словно примёрз к зубам. Нищенка с минуту молча мерила её блёклыми, пустыми глазами, затем презрительно буркнула:

– Шаманаются тут всякие… - и отошла.

Маргитка, отдышавшись, продолжила свой путь. Встреча с нищенкой неожиданно подбодрила её. "Да ты цыганка, милая, или барыня кисельная?! – ругала она себя, приближаясь к дышащим туманом трущобам Хитровки. – Вон, нищей испугалась, а там, на Хитровом, - и воры, и убивцы, и ссыльнокаторжные… То ли ещё будет! Ох, Илья, ох, паскудник этакий, всё через тебя, сатана проклятая, всё через тебя… Да шевели ты живей копытами, дурища!" "Шевелить копытами" становилось всё трудней: Хитровка обступила Маргитку облезлыми домами с сырыми стенами, туманом, клубящимся в бегущих книзу переулках, красными оконцами ночлежек, голодными кошками. Мимо уже дважды пробегала ватага полуодетых мальчишек, бросающих на Маргитку насторожённые взгляды. На третий раз Маргитка не выдержала, остановилась, вынула из сумочки нож, вывернула и встряхнула пустой ридикюль:

мол, ничего нет. Мальчишки остановились, сосредоточенно пронаблюдали за её действиями. При виде ножа заухмылялись. Один из них, лет тринадцати, с наглым, изъеденным коростой лицом и жёлтыми глазами помойного кота, отделился от ватаги и вихляющей походкой пошёл к Маргитке.

– А кудай-то их несёт, такую ма-ла-ду-ую? - фальшиво запел он, и Маргитка, несмотря на испуг, поморщилась. - Не сопроводить ли, барышня? Ищете когой-то? Не за кавалером ли? - ломаясь, цедил подросток сквозь гнилые зубы. - Може, и я сгожусь?

Его товарищи грохнули похабным хохотом. Несколько оборванцев постарше, куда-то пробирающиеся вдоль стен, замедлили шаг, наблюдая за сценой. "Ну, всё!" - подумала Маргитка. По спине побежал холод. Тем не менее она нашла в себе силы сказать:

– Осади назад, аметистовый.

– Вона - карахтерная! - заржал мальчишка, однако сбавить ход и не подумал. Когда он приблизился вплотную, Маргитку обдало густой волной вони, и она, закашлявшись, чихнула. Зрители снова загоготали; вокруг Маргитки и мальчишки собралось кольцо.

– Спирька, куда с рылом немытым? Оне ж благоро-о-одныя!

– Барышня, вы не глядите, что вонят! Он снутри забористый!

– Жеребец с тухлинкой! Встало - не ложится, хомута не боится!

– Спирька, сопроводи красавицу в номера! Они согласные!

Спирька, нахально щерясь, потянул руку к груди Маргитки. Она стояла не шевелясь, оцепенев от ужаса. При виде этой покрытой грязью, коростой и цыпками руки с чёрными, полуоблезшими ногтями её затошнило. Но мысль о том, что сейчас её вырвет прямо на виду у хохочущей толпы оборванцев, внезапно придала Маргитке смелости. Она сжала потной рукой кухаркин нож и молча полоснула Спирьку по физиономии - крест-накрест. Тот успел отпрянуть в последний момент, лезвие едва задело щёку, но мальчишка заверещал так, будто его зарезали. По толпе нищих пронеслось гудение, и Маргитка поняла: ей конец. Она прижалась к стене, выставила нож перед собой и закрыла глаза.

Неожиданно дикий Спирькин визг смолк. Подождав с минуту и убедившись, что никто не собирается её убивать, Маргитка осторожно приоткрыла один глаз. Спирька по-прежнему стоял перед ней и широко улыбался:

– Что ж ты сразу не сказалась, дура? Насилу признал! Ты - Машка-цыганка с Живодёрки! Паровоза слюбовница!

– Да-а-а… - прошептала она.

– А кой чёрт тебя сюда понёс? Да ещё с саблей такой? - Спирька легко вынул хлебный нож из рук Маргитки, повертел его в пальцах, ухмыльнулся ещё шире. - Ох, знатная шашка! Ты б ещё топор приволокла! За каким лядом приперлась?

– Меня Паровоз ждёт в "Каторге"…- пролепетала лишённая оружия Маргитка.

Спирька перестал улыбаться, нахмурился:

– В "Каторге"?! Что, у Семёна мозги скисли? И ты дотудова одна дошлёпать думаешь? А ну пошли вон отседа! - вдруг истошно заорал он на окруживших их хитрованцев. - Не видите, што ль, зелёные ноги, - барышня по делу!

Валите, говорю, не то рассерчаю!

Маргитка обеспокоенно подумала о том, что вряд ли маленький Спирька, даже "рассерчав", справится со взрослыми оборванцами, но те неожиданно послушались и, недовольно ворча, тронулись своей дорогой.

– Я - припадошный! - весело пояснил Спирька. - Ежели чего не по мне – ужас что могу сотворить! Давеча одному болдоху нос откусил. Вцепился – и висю себе, в двенадцать рук рвали, только с носом и оторвали.

– И не убил он тебя? - для поддержания беседы спросила Маргитка.

Зубы стучали на всю Хитровку, но Спирька не заметил этого.

– Собирался, конешно, да я-то убег! Да и носа ему не больно жалко было, через месяц сам бы отвалился… - Грязная рука с обломанными ногтями решительно схватила Маргитку за локоть. - Идём, что ли, залётная… Да пёрышко-то припрячь, неча народ стращать.

Маргитке безумно хотелось вырвать локоть, но она боялась рассердить своего неожиданного провожатого и всю дорогу до трактира шла за весело болтающим Спирькой, стараясь не дышать. Вокруг, несмотря на дневное время, становилось всё темнее, стены домов словно сходились, образуя узкий коридор, местами моргающий красными оконцами, всё гуще делался смрадный туман, из которого то и дело появлялись и снова исчезали в серых клубах непонятные личности. Кое-кто останавливался, мерил глазами Маргитку, но Спирька объяснял: "Паровоза мадаму веду", - приправлял сие пояснение отборной бранью, и трущобное существо безмолвно скользило в туман.