Её вина - Анна Джолос

понуро опуская голову. – Пацаны на слабо развели. Мол девчонка, испугается и всё такое! С крыши гаража сигануть надо было. В листья. Ну я и сиганула.

Во даёт...

– Теперь блин о бассейне придётся забыть на время, – вздыхает тягостно.

Горечь в её голосе хорошо мне знакома...

– Выводы-то сделала? – качаю головой, едва сдерживая улыбку.

Кого-то она мне напоминает!

– Угу, – бубнит, с обречённым видом забирая костыль, оставленный у стены.

Замечает мой взгляд.

– Свои вспоминаю. С содроганием, – поясняя, непроизвольно морщусь. – Не вешай нос. Это временно.

– Время у спортсмена на вес золота, – не скрывая досады, отвечает Света.

На вид ей лет тринадцать-четырнадцать. И всё у неё ещё впереди.

Я, «пенсионер», и то на что-то рассчитываю, чего уж о ней говорить.

– Не переживай. Наверстаешь… Если не поддашься на очередную глупую провокацию, – добавляю я спешно.

– Не поддамся. Отец теперь итак шутит на тему того, что у меня мозг размером с изюм.

– Ладно, удачи тебе.

Разворачиваюсь, чтобы уйти, но девочка меня останавливает.

– Стойте! А селфи не замутим? – достаёт из кармана телефон и тычет в него пальцем. – Иначе кто поверит, что я общалась с чемпионом?

– Это лишнее, – смутившись, отзываюсь я. – Выздоравливай, Свет.

Она обиженно дует губы, но я всё равно ухожу.

Селфи. С чемпионом. Да уж.

Присоединяюсь к толпе ожидающей лифт. От нечего делать рассматриваю банку с газированной водой, которую сжимаю в ладони. Оля непременно прочла бы лекцию на тему влияния вредных напитков на организм.

Оля…

Сколько раз прокручивал в памяти наш с ней разговор… не сосчитать.

И легче не стало. От слова совсем.

Свадьба. Своя семья. Мы почти сделали это. Но внезапно всё пошло наперекосяк. И дело даже не в том, что мы с Олей разные. Так ведь было с самого начала. И ничего, встречались, жили...

Полагаю,не выдержали наши отношения репетиции пункта «и в горе, и в радости». Начались взаимные обиды, упрёки, недомолвки, ссоры на пустом месте. Права Оля, я слишком зациклился на своей реабилитации. Почти ушёл в депрессию. Закрылся, агрессировал… Но есть и её вина в том, что мы отдалились друг от друга.

Я до сих пор не понимаю некоторых её поступков. Самым неприятным из которых был мой «переезд». Пока я лежал в больнице после ДТП, Оля втихую перевезла мои вещи. Из нашей съёмной квартиры к матери. Объясняя это тем, что мне нужен уход, обеспечить который в связи с работой она не может.

И вроде да, было рациональное зерно в том, что она сделала, но меня покоробил тот факт, что она не посчитала нужным посоветоваться. (Или на худой конец предупредить). Как-то всё это выглядело не очень, по крайней мере для меня. Не покидало ощущение, что от тебя, больного и едва живого, просто хотят избавиться.

Кому нужна обуза в лице двадцатишестилетнего мужика, фактически прикованного к постели? Разве, что матери своей.

В общем, Олю я тогда попытался понять, но простить, честно говоря, до сих пор не получается. Впрочем, сейчас это уже неважно. Я ведь тоже накосячил крепко...

– Вы заходите или чё?

Из плена беспокойных мыслей выдёргивает голос тучной женщины, взирающей на меня с явным недовольством.

Несколько секунд уходит на то, чтобы сообразить: я мешаю ей пройти к кабине.

Захожу в лифт. Жму четвёртый. Имело ли это смысл – не ясно. Останавливается он на каждом этаже.

Двери открываются, выпуская меня наружу. Возвращаюсь к палате, свернув за угол. Дежурного не вижу.

– Работнички, – качаю головой, присаживаясь на мягкую скамейку.

Ставлю одну банку с газировкой рядом, вторую открываю и прикладываю к губам. Пока пью, осматриваю пустой холл.

По ходу опер меня не дождался, сам отправился за вожделенной водой.

Уже собираюсь вернуться к просмотру трансляции, но взгляд цепляется за яркое красное пятно.

Нахмурившись, пытаюсь присмотреться. В итоге отставляю банку, встаю и подхожу к кулеру, воду из которого пить невозможно. Привкус пластика отвратителен.

Наклоняюсь. Поднимаю небольшой предмет с пола, коим оказывается служебное удостоверение сотрудника МВД.

Это меня настораживает.

А когда замечаю чуть в стороне странные капли красного цвета, окончательно понимаю: происходит нечто нехорошее.

Толкаю дверь палаты, практически забегая внутрь и замираю как вкопанный.

Человек в медицинской маске, перчатках и халате оборачивается на звук.

Однако это явно не врач. Потому что в эту самую минуту он душит подушкой Виктора.

Твою мать...

Два шага вперёд. Спотыкаюсь обо что-то и только сейчас замечаю лежащего на полу Дмитрия. Того самого дежурного.

Голова у него в крови, и он не двигается. Либо без сознания, либо…

Всё происходит моментом. «Врач» бросается вперёд  и резко отталкивает меня в сторону. Направляется к двери, но я успеваю добраться до него быстрее.

Хватаю сзади, в связи с чем между нами завязывается ожесточённая борьба, по итогу которой мы оба валимся на плитку.

Пытается и меня придушить. Это, видимо, его визитная карточка.

Катаемся по полу.

Секунда. Он сверху.

Бьёт меня по печени, заставляя взвыть от боли. Тут же наносит удар по лицу. Сперва кулак встречается с моей челюстью, а после и носу достаётся. Неприятный хруст и горячая жидкость, которую я ощущаю на губах, свидетельствует о том, что он, возможно, сломан.

Сука…

Тянется к карману и явно не для того, чтобы достать и предложить мне платок. Почти уверен, что у него есть пистолет или нож, и он явно хочет воспользоваться чем-то из этого списка.

Разозлившись, несколько раз остервенело бью мужика в ответ и, пользуясь случаем, сбрасываю его с себя.

Пока он дезориентирован, тяжело дыша, поднимаюсь на ноги. Устремляюсь к больничной постели. Убираю подушку. Возвращаю кислородную маску на место, стараясь не