СОВЕТСКАЯ ФАНТАСТИКА 80-х годов (антология) - Владимир Михайлов

— Вашу вменяемость смогут подтвердить врачи.

— Но тогда мне просто не поверят!

— Это вам-то, с вашим научным авторитетом, с известной всем осторожностью в выводах? — сказал «актер», опять повторяя мысль из вчерашнего разговора.— Кроме того,—добавил он,— с подобным заявлением завтра же выступят, точнее, могут с большой долей вероятности выступить еще несколько других ученых, в других частях мира.

У Анатолия Николаевича немного отлегло от сердца.

— Ну, это несколько меняет дело. Кто эти ученые, я их знаю?

— Безусловно. Все они, как и вы, до сегодняшнего дня были ярыми противниками космической интерпретации природы разума.

— Кто же они?

На лице «актера» обозначилось что-то вроде усмешки. Он молчал.

Не дождавшись ответа, медленно опустил голову.

— Понимаю. Начнутся переговоры, переписка. Все обратится в фарс. Скажут: ученые договорились.

«Актер» продолжал хранить молчание. Анатолий Николаевич тоже замолчал, пытаясь осмыслить странное условие, явно не объяснимое с позиций нормальной человеческой логики. Непокорный его дух начал роптать против очевидной нелепости поступка, на который его толкали.

— Я, конечно, понимаю всю бесперспективность спора с таким существом, как вы,— начал он сдержанно,— но, простите, в вашем предложении отсутствует нормальная человеческая логика, а ведь обращаетесь вы к человеку. Вы решили сообщить нам, людям, информацию огромного научного значения. Кажется, куда проще и естественнее, не прибегая к хитростям, прямо...

Он осекся на полуслове; актер сидел, закинув голову, с широко открытыми глазами, которые ничего не выражали. Рука с бокалом висела вдоль тела, и на пол, переливаясь через край, лилась тоненькая струйка лимонада.

 ГЛАВА 8

Удивительное дело, теперь, когда так внезапно кончился контакт (а в этом можно было не сомневаться), вместо вполне естественной нервной реакции Анатолий Николаевич испытал прилив глубокого целительного спокойствия. Пропала дрожь в пальцах, утихло сердце, и, несмотря на все переживания, голова обрела ясность, а мысль — твердость.

Зато собеседник, как и следовало ожидать, изменился в другую сторону. Он очнулся с видом пассажира метро, разбуженного репродуктором, объявившим его остановку. Выпрямился в кресле, тревожно всматриваясь в профессора, и, видимо кое-что поняв, спросил, как выронил:

— Все?

— Не знаю,— сказал Анатолий Николаевич больше по привычке к точности, чем потому, что в самом деле сомневался.

Они сидели и смотрели друг на друга, два совершенно незнакомых человека. Лицо актера смягчилось. Он облегченно вздохнул, словно сбрасывая с плеч тяжелую ношу, и поставил на стол бокал.

— Кажется, в самом деле все.

Оба засмеялись, потому что подумали одновременно об одном и том же: а вдруг еще не все?

— Как вас зовут? — спросил профессор, разглядывая с симпатией молодого человека.

— Андрей Мохов, актер. А вас я уже знаю. Он мне вас представил.

— Занятная ситуация, — подытожил профессор.— Встреча двух марионеток. Спектакль сыгран, можно обменяться впечатлениями.

Он вынул из нагрудного кармана салфетку с решениями.

— Ваш почерк? Вот эти цифры?

— Мой. А что это?

— Так, одна задачка. У вас какие были оценки в школе по математике?

— Еле на тройки тянул.

— Ну что ж, совсем неплохой результат для троечника.

Настроение у профессора улучшалось. Теперь их было двое, а это уже легче.

— Интересно, какие факты он предъявил вам?

Вопрос произвел неожиданное действие на молодого человека. Он нахмурился, посерьезнел.

— Что значит «предъявил»?.. Ах да. Вы же ученый, обязаны все подвергать сомнению, даже самые очевидные вещи. Вот.— Он вынул из кармана старенький томик с золотым обрезом.— Это редчайшее издание из библиотеки одного моего знакомого, который живет в другом городе и никогда никому не дает своих книг.

 —  Да... эффектный номер,— сказал профессор, перелистывая твердые белые листки, которые не смогло тронуть даже время.— Подобным образом он мне тут устроил телефонный разговор. Кстати, а где телефон?»

Анатолий Николаевич только сейчас заметил, что телефонный аппарат исчез. Он вернул томик Андрею.

— Представляю, как вы были потрясены... особенно когда узнали, с кем имеете дело.

— Не представляете,— проговорил Андрей, глядя на профессора с пронизывающей серьезностью,— потому что особенно потрясен я не был. Я давно догадывался (да и не только я): что-нибудь такое обязательно должно произойти в мире.

— Не знаю, не знаю,— отозвался профессор, несколько задетый его отчужденным тоном.— Впрочем, какое это теперь имеет значение? Контакт с инопланетным разумом действительно имел место, от этого факта никуда не денешься, но при обстоятельствах весьма туманных, непонятных. И теперь нам с вами надо решить, как действовать дальше, а поэтому предлагаю для начала обменяться информацией. Если что-нибудь будет неясно, спрашивайте.

Анатолий Николаевич коротко пересказал Андрею содержание своего разговора с космическим гостем. Молодой человек слушал очень внимательно, не спуская глаз с профессора.,

— Значит, вам его предложение показалось нелогичным?.

— Да не просто нелогичным, а нелепым! Убежден, что такой вариант контакта никому не приходил в голову.

— Это уж точно...

Чувство ревности кольнуло Анатолия Николаевича. Похоже, что-то такое рассказал пришелец этому далекому от науки красавцу. Что-то такое важное, что счел нужным утаить от него, ученого.

— Ну, а вы с ним о чем говорили?

Андрей повертел в руках пустой бокал, играя капелькой жидкости на дне, поднял глаза на профессора и вдруг мягко, совсем по-детски улыбнулся.

— О смысле жизни.

— Вот как! И... что же?

— Что нового я узнал, хотите вы сказать?

— Да.

— А ничего. —- Актер пожал плечами и поставил бокал на место.— Ничего такого, о чем в той или иной форме не говорилось бы еще до нас с вами.

— Ну а конкретнее?

—  Конкретнее?..— Андрей задумчиво поднял брови.— Вот уж не знаю, получится ли... Очень уж тема обширная.

Он откинулся в кресле, положив руки на подлокотники.

— Вы, как я понял, всю жизнь занимались наукой?

—  Да, со студенческих лет.

— И, наверное, прочли немало книг по своему профилю?

— Не только по своему. Занятия наукой требуют определенной широты кругозора.

— Ну, а такие, скажем, области, как история, философия, религия, вас не интересовали?

— Честно говоря, постольку поскольку,— подумав, признался Анатолий Николаевич.— Тут я, видимо, троечник, как вы в математике. В наше время быть энциклопедистом, сами понимаете, невозможно. Чем-то приходится жертвовать.