Отряд; Отряд-2; Отряд-3; Отряд-4 - Алексей Евтушенко

– Опять будущее… – пробормотал Майер.

– Да, – подтвердил Распорядитель. – Будущее. И будущее это, увы, совсем неблагополучно. То есть оно настолько неблагополучно, что само дальнейшее существование вашего человеческого рода, по–видимому, находится нынче под большим вопросом.

– Хорошо, – сказал Дитц. – Но вы, как я понимаю, прибыли сюда не затем, чтобы рассказывать нам о несчастной судьбе человечества? Мы уже не те наивные солдаты–разведчики из лета сорок третьего. Мы многое повидали и во многом поучаствовали. И многое поняли. Например то, что, как вы и сами сказали, неприятности случаются во Вселенной постоянно. И большинство из них, как, опять же, вы совершенно справедливо заметили, замечательно разрешаются сами собой. Насколько серьёзно то, что происходит на Земле? И, если это действительно серьёзно, в чём вы нас пока ещё не убедили, то, что требуется от нас? Опять же, прошу заметить, что с момента спасения нами всего мира, не прошло и месяца.

– Ну, вообще–то, – усмехнулся Распорядитель, – мир даже и не заметил, что вы его спасли. И это очень хорошо. Потому что, если бы он заметил, то стал бы другим. Что же касается …э–э… частоты вмешательства, то мне почему–то казалось, что вам это будет интересно. Все–таки речь идёт о вашей родине. Впрочем, разумеется, решать вам. Если задача покажется вам непосильной или слишком опасной, никто не заставит вас её выполнять. Сидите здесь, на Лоне, сколько влезет. Дом Отдохновения в полном вашем распоряжении. Отдыхайте. В конце концов, вы действительно спасли мир и заслужили отдых до конца жизни. И даже за ее гранью.

– До конца жизни? – переспросил Валерка. – Нет, начальник, это же будет форменная тюрьма, в натуре! Только большая. Да лично мне уже тут не слишком весело, а через месяц я просто взвою и…

– Погоди, Валера, – поднял руку Велга. – И вы, Распорядитель, на «слабо» нас не берите, не надо. Мы, действительно, уже давно не мальчики. Давайте так. Вы не ходите вокруг да около, а толком рассказываете, что случилось и что, по–вашему мнению, от нас требуется. А мы вас выслушаем, переспросим, что будет непонятно, и решим. Все согласны?

– А как тут можно соглашаться или не соглашаться? – удивился Вешняк. – С самого начала так и нужно было делать. А то как торговки на рынке… Прошу прощения, господин обер–лейтенант.

– Говорите, Распорядитель, – сказала Аня. – Мы слушаем.

– Это длинная история, – предупредил тот. – Может быть, пойдём в дом?

– Нам и здесь хорошо, – сказал Дитц. – А вам, насколько я понимаю и вовсе без разницы. Опять же, традиция.

– То есть? – не понял Распорядитель.

– Хельмут имеет в виду нашу встречу в Крыму, – уточнил Велга. – Тогда тоже было море и костёр.

– Да, – согласился Распорядитель. – Верно. Остаётся надеяться, что все опять закончится благополучно. Согласно традиции.

Глава восьмая

Здесь, высоко в горах, дышалось необычайно легко и вкусно, и Велга подумал, что на самом деле они не увидели и тысячной доли тех чудес и красот, которые планета Лона совершенно безвозмездно готова была им предоставить.

– Что имеем, не храним, – пробормотал он себе под нос, – потерявши, плачем.

– Что ты говоришь? – спросил Хельмут.

– Я говорю, что Лона – хорошее место. Жаль, маловато мы на ней побыли.

Дитц запрокинул голову и расхохотался.

– Смейся, смейся, – пихнул его в бок Велга. – Вспомним мы еще Лону, вот увидишь.

– Да я в этом нисколько не сомневаюсь. Просто мне забавно, что мы, вроде как поменялись ролями… Не ты ли ещё вчера рвался в бой?

– Я и сейчас не отказываюсь, – пожал плечами Александр. – Да и по Земле соскучился, признаться. Хоть и будущее, а все ж своё…. Но одно другому не мешает.

– Может и так, – легко согласился Хельмут, огляделся по сторонам и громко вопросил:

– Так это и есть место старта?

Отряд стоял на идеально круглой площадке, выложенной чуть шероховатыми шестиугольными каменными плитами, идеально подогнанными друг к другу. Расположена она была на вершине горы, которая, на первый взгляд, ничем особым не отличалась от соседок по хребту, делящему материк пополам.

– Да, – сказал Распорядитель. – Это самая удобная точка. Отсюда мне проще всего переправить вас куда угодно.

– Что ж, – сказал Велга, – мы готовы. Если, что и забыли, не важно. Всего не учтешь.

– Я на вас надеюсь, – сказал Распорядитель.

– Мы не против, – улыбнулась Аня. – Все получится. Не переживайте.

– Отвечаешь? – спросил Валерка. – А то я что–то мандраж словил. Видать, отвык.

– Ничего, – успокоили ростовчанина Аня. – Мандраж – это полезно. Где мандраж, там и кураж. Ловчее будешь.

– Куда уж ловчее…

– Все произойдёт очень быстро, – сказал Распорядитель. – Моргнёте – и вы уже там. Это у меня не выходит, потому что структура другая, а вас забросить получится. Одно плохо, не знаю, в какой именно точке планеты вы окажетесь. Впрочем, это я вам уже говорил.

– Разберёмся, – кивнул Дитц и махнул рукой. – По машинам!

Через две минуты лишь несколько погасших окурков свидетельствовали о том, что здесь был кто–то живой, но вскоре, налетевший ветер, протащил их по каменным плитам и сбросил в пропасть.

* * *

Первыми начали умирать города.

Вообще–то, как и любой развивающийся и активно живущий организм, умертвить город довольно трудно, чему в истории, как древней, так и современной имеется масса примеров.

Что только не делали люди с городами!

Их брали приступом, жгли и отдавали на разграбление. Забрасывали ядрами и снарядами. Бомбили (и обычными бомбами, и ядерными). Подвергали ракетным ударам и химическим атакам. Устраивали в них искусственные землетрясения и наводнения. Отключали свет, воду, канализацию и тепло. Морили голодом. И снова брали приступом, жгли и отдавали на разграбление.

И что же?

Чаще всего города выживали.

Иногда казалось, что от города уже не осталось совсем ничего. Он стерт с лика земли. Сожжен дотла. Развален по кирпичику. Его артерии и вены разорваны, сердце уничтожено, мозг убит. Так было с древним Римом и Константинополем, Москвой и Дрезденом, Сталинградом и Хиросимой. И многими, многими другими городами.

И что же?

Проходило совсем короткое время, и оказывалось, что города живы и собираются жить дальше. Зализывают раны, отстраиваются, наполняются людьми, растут.

Да. Так было всегда. Но только не на этот раз.

Когда отключают воду, можно купить ее в магазине, набрать в колонке, роднике или реке. В самом крайнем случае выкопать колодец. При отсутствии электрического света, используют свечи, керосиновые лампы, масляные светильники, факела. Нет отопления – можно одеться потеплее и соорудить печку–буржуйку.

Но, когда любое мало–мальски сложное устройство или механизм в городе начинают грозить не просто травмой (так было всегда), а смертью, остаётся одно – немедленно бежать. И тогда… Без человека города жить не могут. А если и могут, то это уже совсем другая жизнь…

* * *

Было видно, что по этой дороге очень давно никто не ездил. И никто ее не чинил. Асфальт совсем растрескался, и сквозь него пробивались наружу трава, кусты и даже, кое–где, молодые деревца. Вечерело. С низкого, сплошь затянутого мутной серой пеленой неба, сеялся мелкий редкий дождик. И все это вместе: тронутый первыми осенними красками лес, вечер, заброшенная дорога и скучный дождь никак не вселяли в сердце бодрость, а в душу веселье по поводу возвращения домой.

Оба вездехода только что, продравшись сквозь лес, выбрались на дорогу и теперь стояли бок о бок, ожидая дальнейших приказаний.

– Ничего себе, – сказал Валерка Стихарь, сидевший за управлением живой машины по имени «Маша», – давненько по дорожке этой никто не ездил, не ходил… И куда теперь? Налево или направо?

– Нам бы до жилья какого–нибудь добраться, – отозвался из «Ганса» (связь между машинами была замечательная, создавалось впечатление, что говорящий находится тут же, рядом) Дитц. – А то до сих пор не понятно, где мы.

– А чего тут понимать, господин обер–лейтенант – хмыкнул Вешняк. – В России мы.

– И откуда тебе это известно? – ворчливо осведомился Майер. – По лесу проехались и сразу – Россия? У нас, в Германии, тоже леса есть, – и, подумав, осторожно добавил. – В некоторых местах.

– Не говоря уж о какой–нибудь Канаде, – добавил Хейниц.

– Как хотите, – сказал Вешняк. – Только Россия это. Сердцем чую.

– Давай направо, – сказал Велга. – Если есть дорога, значит куда–нибудь она, а приведёт.

– Направо, так направо, – легко согласился Стихарь и развернул машину.

В посёлок въехали уже в полной темноте.

У «Маши» и «Ганса» не было фар в привычном понимании этого слова, – в случае нужды машины освещали дорогу, выбрасывая перед собой сплошную широкую полосу света, интенсивность и дальность которой легко регулировалась. И теперь свет выхватывал из мокрой темени по обе стороны от дороги грязноватые обшарпанные стены домов, из черных окон которых, бессмысленно пялилась на людей пустота. Машины ползли по дороге (теперь уже улице) совершенно бесшумно, внешние микрофоны были включены, но ни один звук, кроме нудного шелеста дождя, не долетал снаружи. Ни голос человеческий, ни лай собачий, ни крик птичий или звериный.