Первые. Наброски к портретам (о первых секретарях Краснодарского крайкома ВКП(б), КПСС на Кубани) - Виктор Салошенко

Эти формально написанные строчки следует читать так: «Началось обвальное разрушение партии и преследование партийных руководителей. 3.И. Боровикову обязали написать заявление и «сосредоточиться» на работе в районном Совете народных депутатов. Пока. До особого».

Следующая публикация:

«21 августа в Курганинске были задержаны трое граждан, которые на местном вокзале зачитывали окружающим документы российского парламента. Распоряжение о задержании отдал начальник Курганинского РОВД майор милиции В. И. Кирпичев.

За незаконное доставление граждан в райотдел и превышение своих служебных полномочий приказом начальника УВД крайисполкома В. И. Кирпичев освобожден от занимаемой должности».

И здесь не вся правда. Трое горлопанов, именующих себя «демократами», явно пытались спровоцировать местное население на неповиновение райкому партии и лично её первому секретарю Зое Ивановне Боровиковой. Она потребовала от милиции задержать и доставить их в райотдел.

На краевом уровне делу был придан неожиданный и суровый оборот. А когда Боровикова вернулась из Краснодара, где безуспешно пыталась установить истину, в кабинете её дожидались работники краевой милиции.

Центр документации новейшей истории Краснодарского края

Дробная спра&ка

Боровикова Зоя Ивановна родилась 14 мая 1939 года в поселке Белые Воды Сайрамского района Южно — Казахстанской области Казахской ССР в семье рабочего.

Член КПСС с 1968 года.

В 1961 году окончила Семипалатинский строительный техникум, в 1977 году — заочную Высшую партийную школу при ЦК КПСС, в 1989 году — Кубанский ордена Трудового Красного Знамени сельхозинститут по специальности экономика и организация сельского хозяйства.

Трудовую деятельность начала в 1957 году диспетчером автобазы № 3 ^Семипалатинска.

С 1961 года — мастер, затем прораб дорожно — строительного управления шоссейных дорог в г. Павлодаре Казахской ССР.

С 1965 года — техник производственной группы при районном архитекторе Курганинского райисполкома, экономист Курганинского производственного дорожного участка краевого управления "Краснодаравтодор".

С 1971 года Боровикова З. И. на партийной и советской работе:

— с сентября 1971 по июнь 1975 года — инструктор промышленно — транспортного отдела Курганинского райкома КПСС Краснодарского края;

— с июня 1975 по ноябрь 1975 года — заместитель председателя исполкома Курганинского районного Совета депутатов трудящихся Краснодарского края;

— с декабря 1975 по май 1978 года — секретарь Курганинского райкома партии;

— с мая 1978 по июнь 1980 года — второй секретарь Курганинского райкома КПСС;

— с июня 1980 по октябрь 1983 года — председатель исполкома Курганинского районного Совета народных депутатов;

— с октября 1983 по июль 1991 года — первый секретарь Курганинского райкома КПСС.

На XXVII съезде КПСС Боровикова З. И. избрана кандидатом в члены ЦК КПСС, являлась делегатом XIX Всесоюзной партийной конференции.

В 1984,1986,1988, 1990 годах избиралась членом Краснодарского крайкома КПСС,' в 1982,1984 годах — депутатом краевого Совета народных депутатов.

Награждена орденом Дружбы народов (1986 г.) и двумя медалями.

Зоя Ивановна была мужественной женщиной и не испугалась. Она вдруг с абсолютной ясностью осознала неоспоримый в её представлении и уже свершившийся на глазах факт: происходит разрушение не только партии, которой она была беззаветно предана, но и всей России. Что чувствовала она в тот момент? Наверное, то же, что и ее любимая поэтесса.

«…Смятение и внутренняя растерянность — вот что почувствовал я в Юлии Друниной очень скоро, при первых же встречах наших в те хитро запутанные «перестроечные» дни, — вспоминает известный публицист Виктор Кожемяко. — Хотя внешне она старалась этого не выдавать. Какой запомнилась? Порывистой, всегда спешащей, энергичной и казавшейся очень практичной — «деловой». Это я после понял, что только казавшейся… Сама приезжала на машине. В редакционный кабинет не входила, а вбегала, разметав шарф и распахнув кожаное пальто, которое тут же летело в кресло. И — скорее за стол: читать гранку или черновую газетную полосу.

Лишь когда все срочное бывало сделано, она, кое‑как перекусив в буфете, позволяла себе просто поговорить. Это были разговоры о всяком и разном, но, естественно, прежде всего о нашей круто изменившейся жизни. Многое в этой жизни крайне её волновало!

«Вот купила газетку. «Начало» называется. Статья: «Кто победил под Москвой». А в журнале «Столица» еще более прямо: «Разгром советских войск под Москвой». Что вы думаете по этому поводу?»

Ничто, кажется, не повергало её в такое смятенное состояние, близкое к шоковому, как утверждение, что воевали мы зря. Известная, ставшая расхожей именно тогда байка о том, что, «если бы не победили, давно пили бы прекрасное баварское пиво и не знали никаких забот», раздражала её до предела.

«Как можно такое говорить! — возмущалась она. — А скорее бы изо всех нас мыла наделали?»

«Да, вовсе не преувеличенным было мое ощущение, — продолжает Виктор Кожемяко, — что раскаленным гвоздем пронизывают её неотступно страшная боль и горькая обида за свое поколение — поруганное, оплеванное, оскорбленное. Конечно же, это ворвалось и в стихи, обращаясь такими обжигающими душу строчками, как в поразившем меня тогда «Нет Поклонной горы»:

…В котлован,

Где бульдозеры спят,

Собираются

Мертвые однополчане — Миллионы убитых солдат.

Миллионы на марше,

За ротою рота,

Голоса в шуме ветра слышны:

«Почему, отчего Так безжалостен кто‑то К ветеранам великой войны?

Дайте, люди,

Погибшим за Родину слово,

Чутко вслушайтесь В гневную речь.

Почему, отчего Убивают нас снова -

Беспощаден бездарности меч…»

То был, разумеется, меч не чьей‑то «бездарности», а результат тщательно продуманной и спланированной операции по уничтожению достоинства народа, его истории, армии, славы. По уничтожению великого социалистического Отечества!

Юлия Друнина выражала свои мысли образами поэзии, а Зоя Боровикова, будучи уже кандидатом в члены ЦК КПСС, в то «перестроечное» время изъяснялась языком партийной прозы. Это интервью она дала «Сельской жизни» 23 февраля 1990 года, за год до трагедии.

«— Зоя Ивановна, нынче у избирателей действительно есть реальная возможность самим определиться, кого выбрать в Советы. В среднем по краю на одно место в российский парламент претендует по пять кандидатов. У вас тоже есть соперники. Непривычно, поди?

— Да нет, чувствую себя вполне нормально. В округе, где я баллотируюсь, три претендента: кроме меня — еще директор конезавода «Восход» Николай Иванович Макин и заместитель председателя колхоза «Родина» того же Новокубанского района Антонина Ивановна Стаценко. Все коммунисты.

— Как расцениваете собственные шансы?

— Скромнее, чем у моих соперников. По многим причинам. Прежде всего, не может удовлетворить состояние эко номики района, хотя и налицо позитивные подвижки во всех отраслях народнохозяйственного комплекса…

Увы, но общественное мнение устремлено в следующем направлении: раз это партийный функционер, то, следовательно, — махровый бюрократ, носитель застойной идеологии и чуть ли не главный враг перестройки. Но ведь нельзя отрицать очевидного: партия была и остается мозгом и мускулами обновления общества. Она и сама обновляется. Так что подобная критика в её адрес направлена не в сегодняшний, а во вчерашний день КПСС…

…Первый этап перестройки был, если говорить по — крупному, ломкой старого и подготовкой общества к созиданию нового. Сейчас настал второй этап, и для его успеха как никогда нужны лидеры, принципиальные и гибкие политики, способные видеть не только то, что перед ними, но и за горизонтом, умеющие консолидировать все силы ради решения приоритетных задач».

Зоя Боровикова в тот год искренне верила в перестроечные идеи, не сомневалась в обновлении и возрождении КПСС, активно работала в этом направлении в составе редакционной комиссии Пленума Центрального Комитета партии по доработке проекта Платформы ЦК КПСС к ХХУТН съезду партии и подготовке проекта постановления Пленума ЦК КПСС по данному вопросу, видела себя в числе «лидеров, принципиальных и гибких политиков».

Год 1991 опрокинул все надежды и ожидания обеих — Зои и Юлии.

«Заметим: честный максимализм, а точнее, максимализм честности. Не он ли позвал Юлию Друнину в августе 91–го к «Белому дому»? Она рванулась туда не как некоторые «предприниматели» — защищать свое нажитое, или попросту наворованное. Она, как и тогда, в 41–м, шла защищать идею справедливости и добра, которая казалась ей воплощенной в Ельцине, в новой российской власти. По крайней мере, сама она после объясняла мне примерно так», — подчеркивает публицист.