Темный ангел - Салли Боумен

Констанца остановилась. Она издала слабый стон. Она плотно обхватила себя руками.

– И так продолжалось и продолжалось, год за годом, целое столетие. Расстаться было невыносимо, ибо казалось, что умираешь. Но не так давно случилось нечто ужасное. Как-то ночью он пришел к ней в комнату. Он взял ее на руки и сказал, что вернулся из мертвых. Он рассказал ей, что значит пересечь эту границу. Это было такой тайной! Он раскрыл рубашку и показал ей рану, которую получил прямо под сердце. Затем он сделал колечко из своих волос, своих светлых волос, и надел его на палец с обручальным кольцом. Она стала его суженой и его же вдовой. Понимаешь, она знала, что ему придется покинуть ее. И он в самом деле ушел. Он оставался с ней всю эту долгую ночь и затем ушел… когда настало утро. Это ты ушел.

Констанца вскинула голову. Она открыла глаза и в упор уставилась на Окленда.

– Ты ушел. Ты оставил меня. Я думала, что ты никогда не вернешься. Я думала, что это конец, моя кара и мой приговор: всегда быть одной. – Она помолчала. – И если так, мне придется искать свой путь, чтобы выжить. Я не умерла – не в прямом смысле слова, но должна была обрести уверенность – навсегда ли ты ушел или еще вернешься. Ты так и будешь сидеть? Я хочу коснуться тебя.

Окончив свой рассказ, Констанца встала. Ноги у нее подкашивались, комната перед ней вращалась. Она сделала шаг вперед, еще один. Склонившись к нему, она вгляделась Окленду в глаза. Она расстегнула воротник его рубашки, и ее ручка скользнула туда. Она уже была знакома с этим шрамом; она прижала к нему ладонь.

«Вот чего я хотела: стать волшебницей, – написала она. – Я хотела стать для Окленда его Цирцеей. Поэтому я и рассказала ему историю нашей любви и предстала перед ним обнаженной. Если его не тронут мои слова, то он увидит мое тело. Мужчины таковы. Думаю, им нравится моя кожа и мои рассказы.

Мои губы были так близки к его, что почти касались их. Окленд не был так уж мертв – это я увидела. Я могла коснуться его, чтобы убедиться в этом, – и мне этого слишком хотелось, но я сдержалась. Я решила, что он должен подать мне какой-то знак, и в конце концов он это сделал.

Он поднял руку. Я подумала, что он хочет коснуться моей груди. Но он прикоснулся к крестику, который подарил мне Монтегю. Его ладонь прошлась по моей коже. Он плотно сжал крестик в руке. Думаю, он чувствовал, как бьется мое сердце.

Я ждала. Из всех углов комнаты доносились шепоты, и воздух колыхался вокруг нас, а затем я решилась. Этого было достаточно. Я была едва ли не рада, что он не коснулся меня! Я не хотела, чтобы у нас все было, как полагается. Я перешла к следующему действию. Осталось совсем мало времени, и я должна была спешить. Я должна действовать практично и деловито.

Я доверху застегнула платье и вновь устроилась на своем стуле. Затем, удостоверившись, что он смотрит на меня, а не сквозь меня, я стала выкладывать ему факты, один за другим, как карты на стол: Мальчик, Дженна, Дженна и ребенок. (Я рассказала ему, как заботилась о его ребенке.) Я все объяснила относительно денег, которые его отец должен Монтегю. Я объяснила, как хочет Монтегю прибрать Винтеркомб. Я остановилась всего на мгновение. У Окленда было мертвенно-бледное лицо.

Я подумала: может, он испытывает чувство вины. Может, он чувствует себя виноватым перед Дженной и ребенком – он мог. Думаю, я понимаю принципы, из-за которых приходит чувство вины, но сомневаюсь, могу ли их чувствовать. Я не могла, даже когда погиб Мальчик. Что-то во мне противилось. Но Окленд был совсем другим – я-то знала. Поэтому я попыталась объяснить: вина – это бесполезная эмоция. Он не в силах изменить прошлое, сказала я, но в его силах определить будущее.

Встав, я подошла к окну. Я показала ему на сад, озеро и лес. Я сказала, что сомневаюсь, имеет ли все это для него значение, или он просто обязан беречь все, но в таком случае, если он стремится сохранить этот мир для себя, или для своих братьев, или для каких-то детей, которые еще могут у него появиться, все может принадлежать ему. Даже сейчас. Монтегю всем сердцем прикипел к этому месту, сказала я, но даже Монтегю можно уговорить, если только Окленд будет меня слушать. Все, что Окленду нужно, дабы сберечь свой дом, – это богатая жена. И кто же, добавила я, подходит тебе больше, чем Джейн Канингхэм?

Я снова села. Я стала перечислять все достоинства Джейн. Она исключительно богата и может оплатить все долги Дентона, спасти Винтеркомб и едва ли даже заметит расходы! Я напомнила ему, в каком он долгу перед Джейн. Ведь, кроме всего, она спасла ему жизнь и выхаживала его с таким терпением, которого я в ней не подозревала.

Я указала ему, что Джейн вот уже много лет любит его. Думаю, это удивило его: Окленд мог быть на удивление бестолковым. Поскольку она питает к нему такую любовь, сказала я, жениться на ней будет единственным способом заплатить ей этот долг. А если он считает мой подход слишком торгашеским, то, без сомнения, найдет способ возместить ей расходы – талантами он не обделен!

Мне показалось, что я не смогла убедить Окленда. У него было такое замкнутое лицо, такие холодные глаза. Я еще основательнее стала нажимать на него. Я сказала, что вполне понимаю, если он сочтет эту идею не очень привлекательной, но ведь, кроме всего прочего, Джейн станет ему великолепной женой, а со временем и образцовой матерью.

Подумай, Окленд, сказала я. Она умна и отважна. У вас так много общего. Она своими глазами видела, что такое война. Вы любите одну и ту же музыку и читаете одни и те же книги. Конечно, продолжала я, – и тут изобразила легкое смущение, – есть определенная несогласованность. Не могу себе представить, что ты в восторге от Джейн. Но если после нескольких лет семейной жизни ты почувствуешь необходимость в новых стимулах… то сможешь их себе позволить, хотя я не сомневаюсь, что ты будешь достаточно осторожен. Ты никогда не позволишь себе обидеть Джейн или другого человека, не принесешь им ни малейшего вреда. Так что, как видишь, ты будешь для нее идеальным мужем!

Мне показалось, что к тому времени Окленд уже устал – я видела, как напряглось его лицо, – и подумала про себя: он этого не сделает, он выберет бритву. Я торопливо закончила. Осталось лишь одно. Сущая мелочь. Если ты женишься и будешь жить здесь, тогда время от времени я смогу видеться с тобой. Ведь если я буду жить в доме Пиля – а я буду! – мы с тобой станем соседями. Мы сможем…

Тут я остановилась; мне не хотелось говорить ему все, чем мы сможем заниматься. Я и так знала, что Окленд понял меня. Я знала, что он мечтал об этом. Думаю, что тогда я ожидала услышать его голос. Когда этого не произошло, я обеспокоилась. Я с трудом могла удержать руки на месте. Я попыталась объяснить: вот почему мне хочется, чтобы так все и было, чтобы мы были и близко и далеко в одно и то же время, бок о бок – и отдалены друг от друга. Мы не должны даже прикасаться друг к другу, но можем думать друг о друге: это самая лучшая любовь, она никогда не блекнет.