Пир стервятников - Джордж Мартин

— Если я помолюсь как следует, Отец даст мне новую руку?

— Нет. Но Воин даст тебе мужество, Кузнец — силу, а Старица — мудрость.

— Мне рука нужна. — Темное дерево семи изваяний блестело при свечах, в воздухе слабо пахло благовониями. — Ты и спишь здесь?

— Да. Каждую ночь я укладываюсь под другим алтарем, и Семеро посылают мне видения.

Бейелора Благословенного тоже посещали видения — особенно во время поста.

— Сколько времени ты не ел?

— Вера питает меня.

— Так она тебе вместо овсянки? С молоком и медом вдобавок?

— Мне снилось, что ты придешь. Во сне ты узнал про мой грех и убил меня.

— Ты сам себя уморишь этим своим постом. В точности как Бейелор Благословенный.

— Жизнь наша как пламя свечи, сказано в Семиконечной Звезде. Дунул ветер, и нет ее. До смерти на этом свете всегда недалеко, и семь преисподних ждут нераскаянных грешников. Помолись со мной, Джейме.

— Ты съешь миску овсянки, если я соглашусь? — Кузен не ответил, и Джейме вздохнул. — Тебе с женой нужно спать, а не с Девой. Нужен сын от кровей Дарри, чтобы удержать этот замок.

— Это лишь груда камней. Я не хотел его, не просил, чтобы мне его дали. Единственное, чего я хотел… — Ланселя передернуло. — Да спасут меня Семеро, но я хотел быть тобой.

— Лучше уж мной, чем Бейелором Благословенным, — не сдержал смеха Джейме. — Дарри нуждается во льве, братец, и твоя маленькая Фрей тоже. Между ног у нее становится мокро, как только кто помянет Твердокаменного. Если она еще не спала с ним, то скоро это случится.

— Если она любит его, я желаю им счастья.

— Лев не должен носить рога. Ты взял эту женщину в жены.

— Я произнес слова и накинул на нее красный плащ — для того, чтобы сделать отцу приятное. Это еще не брак. Короля Бейелора принудили жениться на его сестре Дейене, но мужем и женой они так и не стали, и он отослал ее от себя, как только был коронован.

— Государству пошло бы лишь на пользу, если б он сделал усилие и залез на нее. Даже я настолько сведущ в истории. Ты, так или иначе, не Бейелор.

— Где уж мне. Он был силен духом, чист и невинен. Зло этого мира не коснулось его, я же отягощен грехами.

Джейме положил руку на плечо Ланселя.

— Что ты знаешь о грехах, братец? Я вот, к примеру, убил моего короля.

— Храбрый убивает мечом, трус — винным мехом. Мы с тобой оба цареубийцы.

— Роберт был не настоящий король. Можно сказать даже, что львам свойственно убивать оленей. — Джейме чувствовал пальцами кости Ланселя — и еще что-то: Лансель под своей хламидой носил власяницу. — Что еще ты сделал? Что это за грех, требующий столь сурового покаяния? Скажи мне.

Лансель понурил голову, и слезы заструились у него по щекам. Джейме не нужно было слов, чтобы услышать ответ.

— Ты убил короля, а потом лег в постель с королевой.

— Я никогда… никогда…

— Никогда не спал с моей дражайшей сестрой? — Скажи, что не спал. Скажи!

— Никогда не изливал семя в ее… ее… лоно. Все прочее — еще не измена. Она нуждалась в утешении после смерти короля. Ты был в плену, твой отец на войне, а твой брат… она боялась его, и не без причины. Он заставил меня сознаться во всем.

— Вот как? — Лансель, сир Осмунд… кто там еще? Может, и Лунатик не такая уж шутка? — Ты принуждал ее спать с тобой?

— Нет! Я любил ее. Хотел быть ее защитником.

Иначе говоря — мной. Джейме ощутил зуд в отсутствующих пальцах. Сестра приходила к нему в башню Белый Меч и соблазняла его нарушить обет. Когда он отказал ей, она подняла его на смех и заявила, что сама обманывала его не меньше тысячи раз. Тогда Джейме подумал, что она лжет в отместку, желая ранить его столь же больно, как он ранил ее, — но, быть может, в тот раз, один-единственный, она и сказала правду.

— Не думай о королеве дурно, — взмолился Лансель. — Плоть слаба. Наш грех не принес… плода, и зла от него никому не было.

— Да уж. Если изливаться в пупок, плодов, как правило, не бывает. — Что сказал бы кузен, если бы Джейме покаялся в собственном грехе — в трех беззаконных плодах по имени Джоффри, Мирцелла и Томмен?

— После битвы я воспылал гневом к ее величеству, но верховный септон сказал, что я должен ее простить.

— Ты ему исповедался в грехах, верно?

— Он молился за меня, когда я лежал при смерти. Был ко мне добр.

Теперь он умер, и колокола по нем отзвонили. Понимает ли кузен, к чему привела его исповедь?

— Ох и дурак же ты, Лансель.

— Я был им, но теперь мои дурачества позади. Я просил Отца Небесного указать мне путь, и он указал. Я отрекаюсь от лордства и от жены. Пусть Твердокаменный забирает и то, и другое, если ему желательно. Завтра я возвращаюсь в Королевскую Гавань, чтобы отдать свой меч Семерым и верховному септону. Там я приму обет и вступлю в братство Сынов Воина.

Снова он вздор городит.

— Сыны Воина триста лет как распущены.

— Новый верховный септон возродил их и призвал всех достойных рыцарей послужить Семерым жизнью своей и мечом. Братство Честных Бедняков тоже восстановлено.

— Неужто Железный Трон это позволил? — Один из Таргариенов годами боролся с двумя этими орденами… только вот который из них? Мейегор, кажется, или Джейехерис Первый. Тирион наверняка знал бы.

— Его святейшество пишет, что король Томмен дал согласие. Я покажу тебе письмо, если хочешь.

— Даже если и так… ты же лев, родившийся на Утесе! Ты лорд! У тебя есть жена, замок, земли и люди, нуждающиеся в твоей защите. Боги, по милости своей, пошлют тебе сыновей и наследников. Как ты можешь швыряться всем этим ради какого-то ордена?

— А ты как смог? — тихо спросил Лансель.

Ради чести и славы, чуть не сказал Джейме, — но ответить так значило бы солгать. Честь и слава тоже сыграли свою роль, но по-настоящему он это сделал ради Серсеи.

— К кому ты так стремишься, — сказал он с невольным смехом, — к верховному септону или к моей сестрице? Подумай об этом, кузен, и помолись сызнова. Истово помолись.

— Ты помолишься со мной, Джейме?

Джейме окинул взглядом богов. Милосердная Матерь. Отец, грозный судия. Воин, опустивший руку на меч. Получеловеческое лицо Неведомого, скрытое капюшоном. Он видел в себе Воина, а в Серсее — Деву, но она все это время была Неведомым, скрывавшим от него свой истинный лик.

— Лучше ты помолись за меня, — сказал он кузену. — Я забыл, что надо говорить в таких случаях.

Воробьи по-прежнему караулили на крыльце, когда он вышел.

— Спасибо, — сказал им Джейме. — Теперь во мне святости хоть отбавляй.

Он отыскал сира Илина, и они, чтобы избежать множества глаз и ушей во дворе, ушли в богорощу. Здесь не было воробьев, лишь голые деревья стояли, устремив черные ветви к небу. Ковер опавшей листвы хрустел под ногами.