Красное на красном - Вера Камша

Робер не сомневался в том, что Алва пристрелил казара намеренно, хотя такой выстрел и впрямь сродни чуду. С левой руки, почти не целясь, сбить ягоду на голове одного человека и выбить глаз другому! Теперь дикари вопят про волю своего козлобога, кагеты не знают, что делать, а он отпущен на все четыре стороны.

Проэмперадор сделал правильный выбор, Адгемар, даже посаженный на цепь, оставался опасным, а теперь о Кагете можно забыть. Обруч лопнул, бочка рассыпалась, в неизбежной грызне всех со всеми будет не до козней против Талига, да и некому эти козни строить. Сын Лиса лижет Ворону сапоги, а уцелевшие казароны тупы, как бараны. Тех, кто хоть немного соображал, Адгемар заблаговременно перерезал, а бириссцы отданы на растерзание исконным врагам, им не до войн и не до мести, лишь бы детей спасти! Рокэ, гореть ему в Закатном Пламени, рассчитал верно…

Дракко споткнулся о камень и захромал. Пришлось спешиться и выковыривать попавший в подкову камень, спасибо, сама подкова не отлетела. Кагеты и бакраны и не думали помочь, хорошо хоть остановились и подождали. Робер на всякий случай проверил остальные подковы и вновь вскочил в седло. Вечерело, с гор тянуло холодом и осенью. Бакран что-то сказал, вроде даже на талиг, но Эпинэ не понял. Дикарь повторил. Он хвалил своих козлов, которые не нуждаются в ковке. Иноходец согласился, что в горах на них ездить удобнее, умолчав о том, что сам сядет на козла, только если речь пойдет о жизни и смерти, причем не его собственной, а кого-то из близких.

Козопас удовлетворенно кивнул и погладил своего рогатого скакуна. Бакраны покровительствовали тому, кого оправдал Бакра, это было унизительно, но полезно. Вряд ли бы он в одиночку на хорошей лошади и с дорогим оружием добрался до Равиата, но с бакранским посольством ему ничего не угрожало, кроме стыда.

Самым умным было, никуда не заезжая, рвануть к гайифской границе, но Робер Эпинэ поступил глупо. Он не мог бросить Клемента на произвол судьбы, хотя искать во взбаламученном заполненном беженцами Равиате ручную крысу было безнадежней, чем монету на дне реки — та по крайней мере будет лежать там, где ее уронили. И еще он должен разыскать родичей Луллака и Мильжи и выпить с ними Чашу Боли.

Иноходец понимал, что ведет себя как последний дурак, но иначе не мог. Его поездка с самого начала стала чередой ужасов, потерь и неудач, а затея Енниоля обернулась тысячами смертей, и все без толку. Альдо еще дальше от трона, чем раньше, друзья появлялись лишь для того, чтоб погибнуть, а сам он жив и свободен только по милости злейшего врага. Робер уже знал, что всей правды о том, что с ним случилось, не узнает никто, разве что Мэллит, если захочет слушать. Он не станет никому лгать, просто кое о чем умолчит. Например, о встрече с Ричардом Окделлом и безумном разговоре с Вороном, разговоре, который он мысленно продолжает шестой день. Он назвал Рокэ нелюдем, тот в ответ лишь улыбнулся.

— Вы полагаете, выреза́ть деревню за деревней в большей степени приличествует человеческой натуре? Возможно… Топят у нас и впрямь реже, чем жгут.

— Я понимаю, что в Варасте ненавидят бириссцев, но…

— Ненавидят, — перебил Ворон. — Люди, как правило, не любят тех, кто им пакостит, и уважают тех, кто с ними пьет. Окажись вы на нашей стороне, вы обнаружили б уйму достоинств в бакранах и их козлах.

— А вы, окажись на нашей?

— Я? Я бы взнуздал «барсов» точно так же, как и «козлов», но на вашей стороне мне делать нечего.

— Вы правы. Не в обычаях Людей Чести поднимать руку на женщин и детей.

— Видимо, поэтому за вас это делали ваши седые друзья. Впрочем, они по-своему правы. Были. Если кто-то воображает себя барсом, а других — скотиной, рано или поздно он нарвется на охотника.

— Когда-нибудь вы тоже нарветесь.

— Возможно, жизнь велика. Что ж, буду жить надеждой, что когда-нибудь какие-нибудь силы направят вашу руку.

— Вряд ли вам это понадобится, герцог. У вас уже есть покровитель и давно.

— О да, — засмеялся Рокэ, натягивая перчатки, — и он проявляет странное постоянство. Это-то и настораживает. Я могу ему наскучить.

3

В небе кружила черная птица. Небо было низким, серым и безнадежным, как сама осень, а может, дело было не в небе, а в том, что впереди были зима в Тронко, Жиль, свояченица губернатора со своими туберозами, таможенники, карты, пьяный Рокэ, еще более пьяный Бонифаций и тоска. Враг разбит, Талиг победил, но что с того? Талигойя снова проиграла. Теперь Ричард жалел, что не уехал с Эпинэ, но он ведь не знал, что армия остается на юге, а думал, что они возвращаются в Олларию. В Олларию… Вот и он стал называть столицу придуманной «навозниками» кличкой. Чего удивляться, когда вокруг таможенники и олларианцы. Вейзель, конечно, барон, но тоже не ахти что — в Горной Марке баронов больше, чем крестьян.

Юноша прислушался к разговору, который вели Алва и Вейзель. Так и есть — зимовка, праздники для горожан и солдат, жалованье, награды… А в столицу с донесениями поедут Манрик, Жан и какой-то козопас. Хорошо, хоть без Бонифация обойдется!

Ричард не сомневался, что Рокэ, по своему обыкновению, задумал раздразнить своих врагов, вот и посылает ко двору плебея и дикаря. Теперь генерал-невежа и едва знающий талиг сын Бакны увидят Катари, возможно, будут целовать ей руку. Катари… Тоска и любовь кружили над Диком черной одинокой птицей, и это кружение будет длиться, пока он дышит. Молодой человек поднял голову, следя за небесным скитальцем. Тот медленно проплыл над ползущей среди курганов колонной и полетел к уходящим в серебристую даль холмам. Дик не понял, откуда взялась вторая птица, большая и яростная, казалось, ее породили исполненные осени облака. Ворон чудом увернулся от казавшегося неотвратимым удара, но, вместо того чтоб улететь, метнулся навстречу нежданному врагу.

Черно-золотистый комок камнем рухнул у третьего по счету холма, и в тот же миг Алва дал шпоры коню. Моро, с самого утра недовольный тем, что приходится плестись рысцой, распластался в бешеном галопе. Конь и всадник скрылись меж курганами, и Ричард, сам не понимая, что делает, послал Сону следом. Кобылица прянула с места и понеслась, топча высеребренные предзимьем сухие стебли.

Алву Дик нашел быстро, вернее, это Сона нашла Моро, рывшего землю у подножия испятнанного черно-красными кустами холма. Герцог стоял чуть дальше, у самой границы зарослей, и у его ног лежали две птицы — черная и золотистая. Враги то ли умерли в воздухе, то ли расшиблись о землю, лапы золотого были свободны, но даже смерть не смогла разжать когти ворона. К мертвым птицам тянулись усыпанные красными ягодами ветки. Это были ягоды, но Дику они казались каплями крови, а застрявшие в кустарнике черные и золотые перья — чудом уцелевшими листьями.