Горечь войны. Новый взгляд на Первую мировую - Нил Фергюсон

году, в период относительной стабилизации марки, безработные устраивали множество мелких демонстраций. На фоне всеобщей забастовки, сорвавшей Капповский путч, и периодических протестов потребителей против высоких цен, беспокойство властей было в целом понятно. Однако воспринимать эти проявления общественного недовольства как единую революционную угрозу было просто нелогично. Политика стабилизации, напротив, должна была бы умерить радикализм профсоюзов и успокоить потребителей, обуздав рост цен и лишив рабочих стимула бастовать ради повышения зарплаты (более того, рост безработицы стал бы стимулом этого не делать). В свою очередь, политика дотирования работников в ключевых секторах — таких как транспорт — обеспечивала только иллюзию социального мира. Раздувая штаты и увеличивая зарплаты, правительство лишь укрепляло позиции наиболее радикальных элементов в профсоюзах и советах и усиливало напряженность между работниками и работодателями.

Разумеется, на практике влияние экономических интересов и соперничество политических структур делали переход к дефляционному курсу почти невероятным. Даже в 1923–1924 годах, когда подтвердились худшие опасения Ференбаха, валюту удалось реформировать, только использовав чрезвычайные полномочия президента. Конечно, после 1930 года с помощью именно этого инструмента была уничтожена Веймарская система. Однако, возможно, было бы лучше, если бы режим в Германии десятью годами раньше был более авторитарным. Если бы в 1920 году властям удалось стабилизировать марку и избежать падения в бездну гиперинфляции, германская история в 1930-х годах могла стать менее катастрофичной. В таком случае Кейнсу, возможно, не пришлось бы почти сразу же задумываться над тем, как оплачивать следующую войну{2199}.

Заключение

Предотвратить Армагеддон

В финале “Преступления и наказания” нигилист и убийца Раскольников видит в лихорадочном и явно аллегорическом сне, что “весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве”:

Люди, принявшие их [трихины] в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя такими умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремесла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, — но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Все и всё погибало{2200}.

В Европе между 1914 и 1918 годами сон Раскольникова отчасти сбылся. Каковы были итоги этого Армагеддона? Бельгия и север Франции, а также Румыния, Польша, Украина и Прибалтика были очищены от германских войск. Три империи — германская, российская и турецкая — сильно уменьшились в размере, а австрийская империя была уничтожена. Территория Венгрии сократилась, как и территория Болгарии. Уменьшилась и Великобритания, постепенно потерявшая большую часть Ирландии. Возникли новые страны: разошлись пути Австрии и Венгрии, а сербы добились своего, создав — вместе с хорватами, словенцами и мусульманами-босняками — южнославянское государство, после 1929 года получившее название “Югославия”. Чехословакия, Польша, Литва, Латвия, Эстония и Финляндия обрели независимость. Италия расширилась, хотя меньше, чем рассчитывали итальянские лидеры: она приобрела Южный Тироль, Истрию, часть Далмации и (в 1923 году) Додеканесские острова. Франция вернула себе потерянные в 1871 году Эльзас и Лотарингию. Кроме того, она с Англией расширила свои колониальные империи с помощью “мандатов” на бывшие вражеские владения: Франция получила Сирию и Ливан, Англия — Ирак и Палестину, в которой обещала в дальнейшем создать национальный дом для еврейского народа. Две державы-победительницы также разделили между собой Камерун и Тоголенд. Вдобавок Германская Юго-Западная Африка отошла к Южной Африке, Германское Самоа — к Новой Зеландии, а Германская Новая Гвинея — к Австралии. Великобритания сверх того прибрала к рукам Германскую Восточную Африку, обидев этим Бельгию и Португалию, которым пришлось удовольствоваться менее ценными африканскими территориями. В конечном счете Сассун оказался прав, когда в июле 1917 года говорил о “завоевательной войне”: по словам Бальфура, на карте появилось “еще больше красного”{2201}. На последнем заседании британского Военного кабинета перед Версальской конференцией Эдвин Монтегю сухо заметил, что он хотел бы услышать аргументы против аннексии всего мира Великобританией{2202}. При этом Америка, стоявшая в шаге от глобального экономического преобладания, уже соперничала с Англией за положение мирового банкира. Идеи президента Вильсона о “новом мировом порядке”, опирающемся на Лигу Наций и международное право, также воплощались в жизнь, пусть и в далеком от его утопических мечтаний виде. Никто не обращал внимания на амбиции Японии, предъявившей претензии на Шаньдун как на свою долю бывших германских владений. Никто также не стал всерьез возражать, когда Турция и [Советская] Россия в нарушение Севрского договора поделили ненадолго получившую независимость Армению{2203}.

Возможно, важнее всего было свержение трех династий — Романовых, Габсбургов и Гогенцоллернов (а также, вскоре после войны, и турецкого султана). На место их монархий пришли республики. Можно сказать, что Первая мировая стала поворотным моментом в длительном конфликте между монархическим и республиканским принципами государственного устройства. Корни этого конфликта восходят к Америке и Франции XVIII века или даже к Англии XVII века. Хотя две монархии — китайская и португальская — рухнули еще в 1911 году, в 1914 году республиканцы выглядели сравнительно слабыми, и некоторые консерваторы даже считали, что война может их окончательно добить. В действительности она нанесла смертельный удар трем из главных европейских монархий и серьезно ослабила еще несколько. Накануне войны потомки и родственники королевы Виктории занимали не только трон Великобритании и Ирландии, но и троны Австро-Венгрии, России, Германии, Бельгии, Румынии, Греции и Болгарии. В Европе республиками были только Швейцария, Франция и Португалия. Несмотря на соперничество между державами, личные отношения между монархами оставались теплыми, даже