Путь интриг - Людмила Ардова

Он передал мне конверт, скрепленный печатью королевской канцелярии.

Я вскрыл его и стал читать.

'Граф Улон, Вам надлежит явиться завтра в час Белой лошади в Красный зал Дори-Ден, в полном рыцарском облачении.

Где будет произведена над вами рыцарская казнь.

Ваше отсутствие в силу любых причин будет рассматриваться как неуважение королю и измена. За что последует более суровое наказание'.

Послание это было подобно ведру холодной воды, вылитой на мю голову.

Так вот, о чем знал наблариец! Что означает рыцарская казнь, я знал. Меня лишат титула, дворянского звания, я стану изгоем!

Король жаждал расправы, и ритуальная жертва была выбрана. Король проявил милосердие! Казнь, заключение в крепости — все это скучно! Он выбрал более изощренный способ мести.

Потрясение, вызванное тем, что мне грозит, на какое-то время лишило меня способности здраво рассуждать. Оно меня вообще лишило способности рассуждать. Я впал в свое рода состояние полной прострации, словно она помогала мне отгородиться от моих переживаний.

Я отчетливо помню день, назначенный для 'казни', как мне было приказано явиться и я явился, ловя повсюду насмешливые и презрительные взоры, кое-где мелькали и сочувствующие, но они, словно, холодный ветер скользили по мне, не вызывая в тот момент никаких чувств.

Меня провели в Красный Зал, с одной стороны — заседали король, рыцари и оруженосцы, герольдмейстер, герольды и их помощники, на другой — было приготовлено возвышение. Мне было приказано подняться туда. Я был в полном вооружении.

Когда ноги коснулись этого помоста, чувство отчаянного протеста охватило меня. Несправедливость которая должна была совершиться надо мной возмутила мой подавленный разум.

'Нет! Этого не будет-закричал внутри меня яростный и отчаянный человек. — Что будет в твоей жизни после этой казни, кем станешь ты, дворняниин, воин? Жизнь полная позора по милости людей недостойных судить тебя. Коварство короля, малодушие принца — и я никто?! Нет. Нет. Этого не будет.

Лицо мое побелело и я понял, что именно сейчас предоставляется шанс изменить ход моей судьбы, ход истории. Вот он мой враг, в пределах моей досягаемости. Он, пославший Наденци убить моего отца, он отобравший у меня Лалулию, он…по вине которого погибли Паркара и Влару. Он заплатит за все. Меч еще был при мне. Было время.

Герольдмейстер начал зачитывать высоким и пронзительным голосом прокламацию о лишении меня всех прав, титулов и рыцарского звания.

И этих минут мне хватило на смерть и спасение. Убийство короля привело бы меня только к одному финалу — на плаху. Но я уже был готов к этому исходу. Терять то все равно теперь нечего, потому что я осознал, что жизнь, лишенная чести, не имеет смысла. Но когда созрело это самоубийственное решение, ко мне нежданно пришло спасение. Среди холодных, презрительных лиц появилось нечто знакомое и чудесное. То, чему я поверил.

По белому камню камина пробежал огненный зверь. Саламандра! Она обернулась женщиной и, в упор глядя мне в глаза, прошептала: 'Нет'!

Вдруг я увидел нечто страшное. Король Ларотума мертв. А вот погибаю я. Но не один. А в компании Брисота и Караэло. Герцог Сенбакидо и Родрико тоже мертвы.

— Ты видишь? — шепчет мне саламандра, — так будет. Не тронь короля.

Что за наваждение!

'Уйди, — сказал я ей зло сквозь зубы. — Уйди'.

'Ты должен жить. Должен'!- шептала мне саламандра, и от ее шепота веяло не жаром, а холодом. Мозг мой совсем отуманился. И я потерял ценные секунды, пока оружие находилось еще в моих руках.

Я понял, что не смогу поставить жизнь моих друзей на карту. А я отлично знал, что с ними произойдет, когда я осуществлю свое намерение.

'…в виду недостойного дворянина поведения — неуважении к его величеству, тайных действиях, направленных против законной власти и аморального поведения',- продолжал герольдмейстер. 'Интересно: в чем это выражалось?'- вяло думал я, пока происходило 'представление'.

Он объяснял дело, излагал подробности и называл свидетелей. Ими были маркиз Гиводелло, маркиз Фэту.

Мне запрещено было под страхом смертной казни посещать Мэриэг, наниматься на службу к членам королевской семьи, участвовать в турнирах.

Прозвучала барабанная дробь, и настало молчание: с меня постепенно снимали доспех за доспехом, начиная со шлема, пока совсем не обезоружили. Каждый раз при этом герольды громко объявляли: "лишаем тебя меча, вероломный воин, недостойный его носить!', 'Лишаем тебя шлема, рыцарь, предавший своего господина, недостойный его носить!' и так далее, перечисляя цепь, кольчугу, наколенники. Плащ ордена Дикой розы был жестоко разорван и затоптан свиньей, которую специально запустили в зал. Многие демонстаритвно посмеялись при виде этого зрелища. Разжалование закончилось тем, что щит мой был раздроблен молотом на части.

Валедо Орантон тоже присутствовал на этом собрании. Он хранил ледяное молчание — ему было опасно выступать. По глупости этого человека, я попал в отвратительную ситуацию, взяв его вину на себя, и он это отчетливо понимал.

Быть обязанным кому-то и при этом испытывать к нему добрые чувства — несвойственно человеческой натуре. Более того-благодарность давит изнутри того, кто должен нам быть благодарным. А у Валедо Орантонского, кроме нее, имелось множество причин, чтобы с радостью избавиться от меня.

О, он не был до конца подлым человеком. Я чувствовал, что его грызли угрызения совести. Но у этого человека уже давно имелся рецепт для избавления от них — он глушил их большим количеством вина и многочисленными связями с женщинами.

Выпивка и любовницы отвлекали его от ненужных размышлений.

Чем больше он грешил — тем больше он пил, чем больше он пил-тем больше он грешил. Я был принесен в жертву обстоятельствам с философской миной герцогом Валедо.

Кроме него, было много достойных и важных людей, собравшихся, чтобы наказать мою скромную особу, изгнав навсегда из своего круга, круга благородных людей.

Глядя на этих достойных людей, окруживших короля, я все время подавлял в себе желание выкрикнуть им в лицо вопрос, мучавший меня: почему вы, достойные, участвуете в недостойном вас деле?

Допустим, многие из них были введены в заблуждение, они не знали меня достаточно хорошо, но были и такие, которые знали много обо мне и они не должны были верить так легко в то, в чем меня обвиняли. Но они отводили свои взгляды, когда я пытался смотреть им в лицо. Им было проще признать меня виноватым, чем опровергнуть мнение короля. Конечно, они и не могли это сделать, потому что это был бы открытый бунт, но, ни один не высказался в защиту меня.