Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

— Значит, заметано. Одну минутку…

Он отошел к телефону. До того как Джимми отправился из Нью-Йорка путешествовать, Артур Миффлин жил в отеле неподалеку от Вашингтон-сквер. И скорее всего продолжал жить там и теперь. Джимми позвонил. Ночной портье был его старым знакомым.

— Приветик, Диксон, — сказал Джимми, — это ты? А я Питт. Питт. Да, вернулся. А как ты догадался? Да, отлично. Спасибо. А мистер Миффлин у себя? Лег спать? Не важно. Звякни ему, хорошо? Спасибо.

Вскоре в трубке зазвучал сонный и негодующий голос мистера Миффлина:

— Что случилось? Кто это, черт подери?

— Мой милый Артур! Не представляю, где ты набрался подобных выражений. Уж во всяком случае, не от меня.

— Это ты, Джимми? Какого…

— Боже мой! Ну что ты дергаешься? Ночь еще молода. Артур, касательно нашего пари, ну, взлома медведя, если помнишь. Ты слушаешь? Есть у тебя возражения, если я прихвачу с собой помощника? Я не хочу хоть в чем-то нарушить наш уговор, но рядом со мной юный типчик, который жаждет сопровождать меня, чтобы я разрешил ему познакомиться с моими методами. Он настоящий профессионал. Разумеется, не нашей категории, но недурен в простейших операциях. Он… Артур! Артур! Очень грубые слова. Значит, я могу считать, что возражений у тебя нет? Очень хорошо. Только потом не говори, будто я играю нечестно. Спокойной ночи.

Он повесил трубку и обернулся к Штырю.

— Готов?

— Босс, а разве вы не наденете свои туфли на резиновом ходу?

Джимми задумчиво сдвинул брови, словно в словах юного послушника что-то было. Потом вошел в спальню и вернулся с парой лакированных туфель из тонкой кожи.

Штырь робко кашлянул.

— А разве ваш револьвер вам не требуется? — рискнул он спросить.

Джимми испустил короткий смешок.

— Я работаю мозгами, а не револьверами, — сказал он. — Ну, идем.

Поблизости, как всегда в Нью-Йорке, нашлось такси, и Джимми втолкнул Штыря внутрь.

Случай шикарно прокатиться в такси поразил Штыря немотой на несколько миль. На Сто пятидесятой улице Джимми остановил такси и уплатил водителю, который принял деньги с великолепной надменностью, свойственной только шоферам такси. Более мелкий человек мог бы проявить некоторое любопытство к столь разношерстной паре. Таксист же закурил сигарету и укатил, не выказав ни малейшего интереса. Будто он только и делал, что возил по городу в три часа ночи джентльменов в вечерних костюмах и юношей с шевелюрой дыбом и в двухцветных свитерах.

— Теперь, — сказал Джимми, — мы прогуляемся и поразведаем. Если бы мы подъехали прямо к дверям, это могло бы возбудить интерес. Ну, Штырь, дело за тобой. Веди меня к упомянутому тобой дому.

Они направились на восток от Бродвея. Джимми несколько удивился, обнаружив, что эта многострадальная магистраль протянулась на подобное расстояние. Ему как-то не приходило в голову проверить, чем занимается Бродвей за Таймс-сквер. Ведь значительную часть своего времени он проводил в экзотических странах, где улицы без видимой на то причины меняют свои названия каждые несколько сот ярдов.

Тут, вдали от центра, было много темнее, хотя, по мнению Джимми, все-таки чересчур светло. Однако его вполне устроило возложить ответственность на своего спутника. Вероятно, у Штыря были свои способы избегать внимания публики в подобных случаях.

Штырь тем временем упорно шагал вперед. Он проходил перекресток за перекрестком, пока расстояния между домами не стали заметно увеличиваться.

Наконец он остановился перед одиноким особнячком приличных размеров. И в тот же момент первая капля шлепнулась Джимми на шею. В следующую секунду полил дождь — сперва прерывисто, а затем, словно войдя во вкус этого занятия, со спокойной уверенностью мощного душа.

— Вот он, босс, — сказал Штырь.

С точки зрения взломщика, дом был само совершенство. Крыльцо, правда, отсутствовало, зато всего лишь в нескольких футах над землей располагалось удобное окошко. Штырь извлек из кармана пузырек и кусок оберточной бумаги.

— Что это? — осведомился Джимми.

— Патока, босс, — почтительно объяснил Джимми.

Он вылил содержимое пузырька на бумагу и плотно прижал ее к оконному стеклу. Затем достал короткий стальной инструмент и резко ударил им по бумаге. Стекло под ней разбилось, но практически беззвучно. Штырь забрал лист вместе с прилипшим к нему стеклом, просунул руку в отверстие, отодвинул засов и поднял раму.

— Элементарно, — сказал Джимми. — Элементарно, но исполнено чисто.

Оставалось справиться со ставнем. Это отняло больше времени, но в конце концов методы убеждения, которые использовал Штырь, оказались достаточными.

Джимми был сама сердечность.

— Ты прошел хорошую подготовку, Штырь, — сказал он, — а это, по сути, уже полдела. Мой совет каждому начинающему: «Научись ходить, прежде чем попробуешь бегать». Сначала овладей азбукой профессии. Капельку добросовестной тренировки, и твое дело в шляпе. Вот так. А теперь — сигай туда!

Штырь осторожно перелез подоконник, Джимми последовал за ним, чиркнул спичкой и нашел выключатель. Они увидели, что проникли в гостиную, обставленную и украшенную с удивительным вкусом. Джимми ждал привычной безобразности, но здесь все — от обоев до самой крохотной безделушки — поражало безукоризненностью выбора.

Однако дело есть дело. Сейчас было не время стоять и восхищаться гармоничностью интерьера. Надо было вырезать большое «Д» на внутренней стороне входной двери. И если уж вырезать, так вырезать безотлагательно.

Он как раз направлялся к указанной двери, когда где-то в глубине дома залаяла собака. К ней присоединилась вторая. Соло превратилось в дуэт.

— И-ех! — вскричал Штырь.

Эта ремарка как будто подвела итог ситуации.

«Сколь сладко, — утверждает Байрон, — услышать честный лай сторожевого пса». Но честный лай двух псов Джимми и Штырь нашли излишне приторным. Штырь выразил это, лихорадочно метнувшись к окну. Успеху его маневра, к несчастью, помешал тот факт, что пол был устлан не единым ковром, но ковриками, разбросанными с художественной несимметричностью, а половицы под ними были натерты до ледяного блеска. Наступив на такой островок, Штырь потерпел мгновенное фиаско. В подобных случаях спасти человека не может никакое усилие воли или мышц. Штырь заскользил. Его ноги вылетели из-под него. Затем — краткая вспышка рыжих волос, будто промчался метеор. В следующий миг он упал на спину со стуком, от которого содрогнулся весь дом, а вероятно, и остальной остров Манхэттен. Но и в момент такого кризиса в голове Джимми успела промелькнуть мысль, что ночь эта была для Штыря крайне неудачной.

На втором этаже усилия собачьего хора обрели сходство с дуэтом «A che la morte»[18] из «Il Trovatore»[19]. Особенно отличался собачий баритон.

Штырь сидел на полу и постанывал. Хотя природа снабдила его черепом из чистейшей и крепчайшей слоновой кости, падение ошеломило юношу.