Футурологический конгресс. Осмотр на месте. Мир на земле - Станислав Лем

— Странно как-то, — заметил я. — А что происходит, когда все-таки начинается изготовление? Оружие идет на склад?

— Частично. Только частично. Потому что тогда уже начинается настоящая, а не имитируемая борьба, правда, только в пределах данного сектора.

— Квазиманевры?

— Нет. На маневрах бой всегда был ненастоящим; солдаты в принципе не погибали. Там же, — директор указал на светящуюся разноцветными дольками Луну, — идет настоящая война. Повторяю — в пределах сектора. Ничто и никто не может напасть на соседний…

— Значит, сначала разные виды оружия борются и уничтожают друг друга в компьютерах, а потом — в действительности? И что же дальше?

— То-то и оно! Что дальше — не известно! В принципе существует две возможности. Либо гонка вооружений имеет границы, либо — нет. Если имеет, значит, существует «идеальное оружие», и гонка как эволюция в конце концов создает это оружие. Оружие не может победить само себя, и возникает состояние постоянного равновесия. Развитие прекращается. Лунные арсеналы заполняются оружием, которое сдало последний экзамен, и все замирает. Нам бы очень хотелось, чтобы все было именно так.

— А там не так?

— Почти наверняка. Во-первых, естественная эволюция бесконечна, ибо не существует никаких «окончательных», то есть идеально приспособленных к условиям организмов. У любого есть какая-нибудь слабая сторона. Во-вторых, ведь на Луне была запущена не естественная, а искусственная эволюция, к тому же эволюция оружия. Вероятно, каждый сектор старается наблюдать за тем, что происходит в других, и реагирует на изменения по-своему. Военное равновесие — нечто иное, нежели равновесие биологическое. Живые виды не могут быть чрезмерно эффективны в конкурентной борьбе. Почему? Абсолютно ядовитые микробы поубивали бы всех, кем они питаются, в результате погибли бы вместе с ними. Поэтому равновесие устанавливается в природе на уровне ниже гибели. В противном случае эволюция была бы самоубийственной. Развитие же оружия направлено на достижение абсолютного преимущества над противником. У оружия нет инстинкта самосохранения.

— Постойте, — сказал я, пораженный неожиданной мыслью. — Но ведь каждая страна могла втихую построить на Земле точно такую же систему, как и та, что помещена на Луне, и, следя за ее действиями, узнать, что творит лунный близнец?..

— Э, нет! — воскликнул директор. — Такое невозможно! Ход эволюции непредсказуем. Мы убедились на практике.

— Как?

— Так, как вы сказали. Снабдили аналогичные компьютеры в нашем исследовательском центре аналогичными программами и запустили их. Эволюция прекрасная, только — различная. Все выглядит так, словно вы захотели предсказать ход шахматного турнира в Москве между компьютерами-сверхгроссмейстерами, имитируя соревнования на ста точно таких же компьютерах в Нью-Йорке. Что вы узнаете о московском матче? Ровным счетом ничего. Ведь ни один игрок, будь то человек или компьютер, не делает постоянно одни и те же ходы. Конечно, политики хотели бы получить такие имитаторы, но это ничего не дает.

— Прекрасно. Но коли никто до сих пор ничего не добился и ваши разведчики канули, как камень в воду, как же я могу рассчитывать на успех?

— В вашем распоряжении будут средства, каких не имел еще никто. О деталях узнаете у моих подчиненных. Желаю удачи…

За три месяца я вконец умордовался на тренажерах в центре Лунного Агентства и могу сказать без преувеличения, что телематику освоил досконально. Телематика — искусство руководить дистантником. Раздеваешься догола и напяливаешь на себя эластичную одежду, похожую на одежду аквалангистов, только из более тонкого материала и блестящую, как живое серебро, потому что она соткана из проводочков потоньше паутины. Это электроды. Прилегая к телу, они сквозь кожу улавливают изменения потенциалов в мышцах и передают их дистантнику, который абсолютно точно повторяет любое твое движение. Впрочем, ничего странного. Гораздо удивительнее то, что ты не только видишь глазами дистантника, но и чувствуешь то, что чувствовал бы на его месте. Беря рукой дистантника камень, ты ощущаешь его форму и вес так, словно взял его собственной рукой. Чувствуешь каждый шаг, а если дистантник ударится обо что-то слишком сильно, то и боль. Я считал это ошибкой, но мой шеф, доктор Мигель Лопец, уверил, что все правильно. Иначе дистантнику постоянно угрожала бы опасность повреждения. Если боль слишком сильна, можно отключить нужный канал, однако лучше просто уменьшить ее с помощью модулятора напряженности боли, чтобы постоянно знать, как чувствует себя дистантник. Дистандер, перенесенный в искусственную кожу, перестает воспринимать то место, в котором он находится в действительности, как бы полностью переселяется в дистантника. Я тренировался на различных моделях. В принципе дистантник вовсе не обязательно должен быть человекоподобным, размером он может быть и меньше гномика и крупнее Голиафа, однако это приводит к различным осложнениям. Если вместо ног у него, допустим, гусеницы, то исчезает ощущение непосредственного контакта с грунтом, подобно тому как это происходит при вождении автомобиля или танка. Если дистантник — гигант, вдесятеро крупнее человека, необходимо передвигать его очень медленно, потому что конечности такого Голиафа весят по нескольку тонн и у них соответствующая инерционность, точно такая же на Луне, как и на Земле. Я испытал это с двухсоттонным дистантником, и ощущение было такое, словно я ходил под водой, только сопротивление создавала не вода, а инерционность массивных ног и корпуса. Впрочем, дистантник-гигант был бы только помехой, образуя собой цель размером с башню. Зато мне предстояло командовать чуть ли не взводом более мелких дистантников, именуемых гномами. Впрочем, они скорее напоминали насекомых. Очень забавно, но при таком росте любой камень разрастается до размеров горы и трудно ориентироваться на местности. Тяжелые лунные дистантники выглядели довольно устрашающе. У них были очень толстые ноги, к тому же короткие, чтобы центр тяжести находился по возможности ниже. Такой ЛЭМ удерживает равновесие лучше, чем человек в скафандре, не раскачивается, а руки у него, как у орангутана. Подобные руки оказываются весьма полезными при двадцатиметровых прыжках. Прежде всего я хотел услышать, какие модели применялись в предыдущих разведках и как шло у них дело. Чтобы ознакомить меня с теми неудачными экспедициями, моим опекунам пришлось получить специальное разрешение директора, ибо все, чего я ни касался, было секретным. Секретным, впрочем, была не только сама миссия, но и то, что предыдущие окончились провалом. Вроде бы не хотели усугублять паники, раздуваемой прессой. ЦОМ — Центральная Охрана Миссии — выдавала меня за советника Лунного Агентства, а газетчиков мне следовало остерегаться, как заразы. Правда, можно было бы порасспросить двух разведчиков, вернувшихся целыми и невредимыми, но только по телефону — я в глаза их не видел. Похоже, они теперь носили совершенно другие имена и их самих так перелицевали, что и родная мать не узнала бы. Первый, по имени Лон — его наверняка звали иначе, — без труда добрался до зоны радиомолчания, вышел на селеноцентрическую орбиту почти в двух тысячах миль над Морем Паров и послал вниз броневого дистантника, который опустился на абсолютной пустоши. Не сделал он и ста шагов, как на него напали. Я пытался вытянуть из Лона хоть какие-нибудь подробности, но он все время талдычил одно и то же: шел по равнине Моря Паров один-одинешенек, правда, предварительно осмотрел весь район в радиусе нескольких сотен километров и не заметил ничего подозрительного, как вдруг сбоку, к тому же совсем близко, появился огромный робот, по меньшей мере вдвое крупнее ЛЭМа, и открыл огонь. Лона ослепила беззвучная вспышка — и привет. Потом он сфотографировал место посадки с орбиты: около небольшого кратера лежали останки дистантника, превращенные в груду металлического шлака, а вокруг раскинулась мертвая пустыня. У следующего разведчика было два дистантника, но первый начал кувыркаться сразу же после старта и разбился о скалы, а второй был, собственно, двойным, то есть близнецами. Близнецы — это два телемата, управляемых одновременно одним передистом. Все движения они выполняют совершенно синхронно. Один должен был идти впереди, второй — за ним, на расстоянии ста метров, чтобы видеть, что нападет на переднего. Кроме того, оба находились под охраной микропов. Микроп — от микроскопического циклопа. Это как бы телевизионная камера, состоящая из целой тучи датчиков размером не больше мушки каждый, снабженных микроскопическими объективами. Так вот, целое облако микропов сопровождало близнецов, держась в доброй миле над поверхностью Луны, чтобы наблюдать одновременно и за близнецами и за окрестностями. Человек управлял дистантниками, микропы же передавали изображение непосредственно на Землю, в центр контроля. Результат столь хорошо продуманной и, казалось, огражденной от опасностей экспедиции был в общем-то мизерный. Оба дистантника были уничтожены одновременно в тот момент, когда опустились на лунный песок, причем второй мой собеседник утверждал, что на них напали два робота весьма своеобразного устройства: низкие, горбатые и невероятно толстые; он помнил, что они появились прямо-таки из ниоткуда и сразу же направились к нему, он тут же прицелился, но даже не успел нажать на гашетку. Увидел бело-голубую вспышку, наверняка лазерную, и пришел в себя на борту. Потом сфотографировал останки дистантников. Однако земной контроль подтвердил только последний пункт его рапорта. Дистантники действительно раскалились и разлетелись мгновенно, словно в них ударили мощным лазером, но источник выстрела обнаружить не удалось. Я просмотрел фильм, который зарегистрировал все замеченное микропами, а особенно внимательно — снимки последних мгновений в максимальном увеличении. Компьютер проанализировал изображение каждого камушка в радиусе двух километров — таков лунный горизонт, а лазером можно бить только по прямой. Все действительно выглядело загадочно. Оба дистантника приземлились вполне нормально, даже не покачнулись, коснувшись прямыми ногами грунта, и медленно зашагали гуськом, потом, как один человек, подняли свои ручные излучатели, словно заметили какую-то опасность, хотя на фотографиях не было видно ничего, и, открыв огонь, одновременно сами получили: один — в грудь, второй — чуть ниже. Лучевой удар разнес их в клочья в облаках пыли и горящего металла. Изображения анализировали на всякий манер, пытаясь установить место, из которого был выпущен лазерный залп, но не обнаружили ничего. В Сахаре не так пусто, как было на снимках. Невидимыми оказались и сами нападавшие, и их оружие. В то же время разведчик твердо стоял на своем: в момент нападения он увидел двух больших чудовищно горбатых роботов там, где долю секунды назад их наверняка не было. Они возникли из ничего, прицелились, выстрелили и исчезли. Того, как они исчезали, он не мог увидеть глазами дистантников, потому что они уже распались, но он еще успел с борта заметить опадающую тучу пыли в месте поражения. Именно в этой части его сообщение совпадало с данными всех микропов. На переданной ими картинке были прекрасно видны раскаленные обломки дистантников в клубах песчаной пыли и ничего больше.