Джузеппе Гарибальди. Мемуары - Джузеппе Гарибальди

Направляясь в Сицилию, Гарибальди думал не только о свободе этого острова: он не забывал и Рим. В прокламации к римлянам от 30 апреля Гарибальди выразил уверенность, что и для них «придет день, когда будет свергнута двойная тирания — иностранца и священника», и подчеркнул, что предпринятый поход является «делом всех итальянцев»[462].

В прокламации «К итальянским солдатам» Гарибальди призывал их «сплотиться вокруг своих офицеров», храбрость которых «может быть ослаблена трусливыми советниками»[463]. В последних словах имеется тонкий намек на трусливую политику Кавура в момент подготовки к экспедиции.

Двух своих сподвижников — Агостино Бертани и Джакомо Медичи, — которые вместе с Нино Биксио сыграли главную роль в подготовке этого изумительного похода, Гарибальди посчитал необходимым оставить в Генуе. Перед отплытием он написал им 5 мая письма. В письме к Бертани Гарибальди просил его собирать, сколько будет возможно, средства для экспедиции и широко пропагандировать необходимость помощи не только сицилийскому восстанию, но везде, где есть враги[464]. В письме к Медичи Гарибальди писал, что лучше, если бы он остался в Генуе и что он должен напрягать свои усилия не только для того, чтобы посылать в Сицилию людей и вооружения, «но делать то же самое в Марке и Умбрии и т. д…, где скоро разразится восстание, которое надо распространить всюду»[465].

5 мая Гарибальди обратился с прокламацией «К итальянцам». Она написана с большой искренностью:

«Итальянцы! Сицилийцы сражаются с врагами Италии за Италию. Долг каждого итальянца помочь им словом, деньгами, оружием и больше всего — собственной рукой…

Предоставленные самим себе, отважные сыны Сицилии сражаются с наемниками не только Бурбона, но и Австрии, и римского Первосвященника… Пусть же Марке, Умбрия, Сабина, Рим и Неаполь восстанут, чтобы раздробить силы врагов наших…

Храбрый везде найдет оружие… Не слушайте трусов…

Отряд смельчаков из бывших моих товарищей в прежних боях за Родину идет со мной на помощь. Италия их знает: это те, кто становится в строй, как только появляется опасность — хорошие, великодушные товарищи, посвятившие жизнь свою Родине, отдающие ей до последней капли кровь свою, не ожидая других вознаграждений, кроме чистой совести…

К оружию же!..»[466]

Перед отъездом Гарибальди написал письмо также и Виктору-Эммануилу II. Он писал королю, что тревожный крик, который раздался в Сицилии, дошел до его ушей и взволновал и его сердце, и сердца нескольких сотен его старых товарищей по оружию, поэтому он решил пойти на помощь сицилийцам. Сообщая ему, что экспедиция проводится под лозунгом — «Италия и Виктор-Эммануил», — Гарибальди пишет, что если будет одержана победа, — он «с гордостью украсит корону Его Величества этой новой сверкающей драгоценностью, однако, при одном лишь условии, что Его Величество будет сопротивляться попыткам своих советников передать эту провинцию иностранцу», как «это было сделано» с его родным городом[467].

И в этом документе, и в других Гарибальди намекает на антинациональную политику Кавура по отношению к Ницце, отданной Франции. Гарибальди опасался, что и освобожденную Сицилию Кавур использует как разменную монету при переговорах с Неаполитанским королем, стремясь отговорить его от союза с Австрией в предстоящей войне за Венецию[468].

Лозунг «Италия и Виктор-Эммануил» вытекал из политики Партии действия, проводившейся ею еще до начала второй австро-итальянской войны 1859 г. Первым выдвинул этот лозунг бывший глава Венецианской республики Даниэль Манин в 1856 г., когда он вместе с Лафариной создал «Национальное общество». Гарибальди пишет в своих воспоминаниях, что когда ему на Капрере сообщили об этом лозунге Манины, он «уже придерживался таких же политических взглядов»[469].

В письме теоретика и вождя Партии действия Дж. Мадзини к Виктору-Эммануилу также содержался призыв к королю встать во главе национальных сил Италии. Однако не все демократы были согласны с этой политикой. В Партии действия была оппозиция — так называемые «непримиримые республиканцы», которые сопротивлялись проведению нового курса, отвечавшего национальным интересам страны в создавшихся условиях.

Гарибальди оказался более дальновидным, чем многие другие руководители демократических сил. Проводя поход «Тысячи» под лозунгом «Италия и Виктор-Эммануил», он тем самым придал официальный характер экспедиции. Как бы Кавур ни отмежевывался от экспедиции, поспешно заявляя всем дипломатам о своей непричастности к ней, как бы он ни бранил Гарибальди в письмах к своим друзьям — этот лозунг, пусть временно, связал ему руки. Этим лозунгом Гарибальди сплачивал вокруг знамени объединения Италии все национальные силы. Как и многие другие республиканцы, он считал, что Пьемонт в то время являлся основной военной силой Италии, без которой невозможно вести освободительную войну. Выдвигая этот лозунг, Гарибальди полагал, что Виктор-Эммануил со своим войском присоединится к начатой борьбе за освобождение Южной Италии и Папской области и тем самым вопрос об объединении страны будет решен. «С гордостью могу сказать, — писал Гарибальди по поводу этого лозунга, — что я был и являюсь республиканцем…, и когда представилась возможность объединить полуостров — потребность первая и главная — при помощи комбинации, „Виктор-Эммануил и Италия“, я к ней полностью присоединился»[470].

Своей дальнейшей деятельностью Гарибальди доказал, что выдвигая лозунг «Италия и Виктор-Эммануил» по тактическим соображениям, он отнюдь не отказался от своих республиканских убеждений и до конца своей жизни остался горячим приверженцем демократии и противником монархии.

5 мая все приготовления были завершены. Теперь отправка экспедиции ни для кого уже не была секретом. Казалось, что об этом знала вся Генуя, народ которой вышел на улицы. Один из сподвижников Гарибальди — Джузеппе Банди — пишет в своих мемуарах, что от Генуи до Кварто «тянулась сплошная непрерывная процессия». Здесь были не только родные и близкие смельчаков — женщины, дети, старики — весь город провожал их[471]. В 10 часов вечера волонтеры сели на барки, чтобы с них перейти на пароходы «Пьемонт» и «Ломбардия», за которыми еще раньше направился Нино Биксио с тридцатью моряками. Лишь в три часа ночи пароходы появились в море перед деревней Кварто. Началась посадка людей, погрузка угля, продовольствия и ружей, которая длилась более трех часов. На рассвете 6 мая пароходы отплыли[472].