История куртизанок - Элизабет Эбботт

Многие читатели связывались с ней напрямую. Одно письмо, присланное из небольшого городка Корниш в штате Нью-Гэмпшир, отличалось от всех остальных. Его автор предупреждал девушку о соблазнах поспешных публикаций и советовал Джойс развивать ее литературный дар, который издатели обязательно постараются использовать к своей выгоде. Автор послания, имя которого уже стало культовым, просил ее не распространяться о содержании его письма и в конце его поставил подпись: Дж Д Сэлинджер. Тот факт, что Джойс была одной из немногих студенток Йельского университета, которая не читала ни роман «Над пропастью во ржи», ни другие произведения Сэлинджера, ничего не менял: она прекрасно знала о его известном отвращении к популярности, и ее чрезвычайно удивило то, что он ей написал.

Переписка продолжилась. Она переросла в глубокие и пылкие отношения, продолжавшиеся девять месяцев. Они наложили неизгладимый отпечаток на всю жизнь Джойс и оказали воздействие на нынешний литературный мир благодаря ее откровенным воспоминаниям «В мире – как дома», изданным в 1998 г. Начавшееся с почти ежедневного обмена письмами общение с Джерри – так Сэлинджер стал подписывать свои послания, – вскоре стало главным делом жизни Джойс. Два писателя, оба влюбленные в слова, принялись обольщать друг друга.

Какой же должна была быть восемнадцатилетняя девушка, чтобы в письмах вызвать интерес такой знаковой литературной фигуры, как Джером Дэвид Сэлинджер? В очерке Джойс Мэйнард, опубликованном в журнале «Таймс», уже проявилась ее очевидная исключительность, которая привлекла внимание Сэлинджера, а ее образ на обложке журнала взволновал и возбудил его. Она была младшей дочерью необычайно одаренных родителей. Ее мать, Фредель Брузер, была любимым ребенком в еврейской семье, бежавшей из России от погромов и обосновавшейся в Канаде. Здесь Фредель получила премию генерал-губернатора как лучшая выпускница средней школы и продолжила двигаться к вершинам академических успехов в университете, получив докторскую степень summa cum laude[54] в колледже Рэдклиф при Гарвардском университете. (Диссертацию она посвятила концепции непорочности в английской литературе.) Макс Мэйнард, ее муж, который был старше Фредель на двадцать лет и происходил из нееврейской семьи, преподавал английскую литературу в университете Нью-Гэмпшира, рисовал и пугал членов семьи (а подчас даже вызывал у них отвращение) случавшимися у него время от времени запоями и сопутствующими приступами ярости.

Фредель и Макс были в равной степени преданы детям и чрезвычайно честолюбиво относились к их воспитанию. И Джойс, и ее старшая сестра Рона выиграли конкурс журнала «Схоластик», а Рона еще написала рассказ, удостоенный премии. Хоть Джойс не отличалась большой любовью к чтению, она каждый день делала записи о произошедших с ней событиях и описывала собственные наблюдения, что, по мнению ее матери, составляло материал для обработки в будущем. Но – скорее всего, из-за сложности семейной жизни Мэйнардов – образцом счастливой семьи для Джойс служил радио– и телесериал «Отец знает лучше».

Летом перед поступлением в Йельский университет Джойс была весившей всего восемьдесят восемь фунтов[55] худышкой, которая писала, выполняла задания и работала, придерживаясь жесткого графика, ограничиваясь одним яблоком и одной порцией мороженого в вафельном рожке в день. В начале учебного года, став студенткой, она больше всего хотела найти кого-нибудь, кто освободил бы ее от одиночества100. Когда Сэлинджер неожиданно вошел в ее молодую жизнь, он представлялся Джойс воплощением ее мечты, и она называла его «мой освободитель, моя конечная остановка»101.

Союз Джойс и Джерри оказался взрывоопасным. Джойс была наивной, талантливой, честолюбивой девушкой, не забывавшей наставления матери о том, что всякий жизненный опыт может послужить зерном, которое она перемелет своей литературной мельницей. Джерри был опытным, дважды женатым и разведенным блистательным мужчиной, чье стремление к уединению стало притчей во языцех. Как и она, он был наполовину евреем, и – в отличие от ее отца – казался типично американским папой своего сына и дочери. Кроме того (как спустя годы выяснила Джойс), его привлекали молоденькие, по-детски доверчивые женщины, которые ненадолго могли воплотить его удивительно завершенный, но надуманный образ Фиби Колфилд[56].

Через несколько недель переписки Джерри предложил Джойс общаться по телефону. Звонки становились все более частыми, как и письма, которые он заканчивал фразой «С любовью». Хотя к тому времени Джойс уже подписала контракт на книгу и договоры с несколькими престижными журналами, эти беседы с Джерри имели для нее очень большое значение. Он пригласил ее к себе домой. Не насторожило ли это ее, по меньшей мере? Нет, вспоминала Джойс. В 1972 г., писала она, союз зрелого мужчины с молодой женщиной был обычным делом, примерами тому служат такие пары, как Фрэнк Синатра и Миа Фарроу, Пьер Трюдо и Маргарет Синклер. Но такая точка зрения не отражала истинного положения вещей, о чем свидетельствует не самое лучшее отношение современников даже к таким неудачным бракам. (Дочь Сэлинджера Пегги, которая была всего на два года моложе новой подружки отца, скептически относилась к тому, что Джойс была такой молоденькой. «Было так странно… неужели папа ее ждал все это время?., эту вроде как сестренку не от мира сего?» – писала она в автобиографических воспоминаниях102.)

А Фредель Мэйнард, наоборот, радовалась, что ее дочь общается с таким известным мужчиной. При этом для нее не имело никакого значения, что ему пятьдесят три, ей сорок девять, а Джойс – восемнадцать. Вместо того чтобы предостеречь дочь, высказать ей свои опасения или поставить условия, как сделали бы на ее месте многие родители, Фредель поддержала план дочери, сводившийся к тому, чтобы предстать перед Сэлинджером в образе растерянной, бесполой, беспризорной бродяжки. Сэлинджер, очень высокий, худой, привлекательный мужчина, откликнулся на сигнал Джойс, которой вскоре предстояло стать его любовницей.

Жизнь писателя была такой же аскетической, как и его внешность. Он изучал, практиковал и пропагандировал гомеопатию. Ел он немного, в основном свежие фрукты, овощи и орехи, сам со знанием дела готовил телячьи котлеты. Он терпеть не мог мороженое, которое обожала Джойс. Через несколько часов после встречи он поцеловал ее, потом заметил: «Ты знаешь слишком много для твоего возраста. Либо это так, либо я знаю слишком мало для моего»103.

После этого эмоционально насыщенного визита Джойс вернулась к любимой летней работе, продолжая писать редакционные колонки для «Нью-Йорк тайме» в роскошном доме у Центрального парка, где она жила. Но вместо того, чтобы сосредоточиться на работе, Джойс, поддаваясь настроению, писала Джерри, «который переселился ко мне в голову»104. Очень скоро он увез ее на машине обратно в Нью-Гэмпшир и уложил в постель.