Я вам любви не обещаю (СИ) - Юлия Леонова

Радость её несколько померкла, и Ольга Михайловна степенно спустилась по ступеням. Расправив плечи и высоко подняв голову, княгиня ступила на порог гостиной.

- Сергей Алексеевич, рада видеть вас, - сдержанно произнесла она.

- Полно, Оленька, - усмехнулся Ланский. – Что за церемонии между нами?

Ольга облегчённо выдохнула и протянула ему надушенную кисть для поцелуя.

- Я скучала, Серж, - тепло улыбнулась она.

- И я скучал без твоего общества, - отозвался граф. – Присядем? – указал он на диван. – Мне надобно поговорить с тобой.

- О чём? – насторожилась княгиня.

- Сегодня ведь судили убийц твоего покойного супруга? - кашлянул Ланский, маскируя неловкость от того, что приходится начинать разговор на подобную тему.

- Ты знаешь! – выдернула пальцы из его ладони Ольга. – О, мой Бог, я знала! Знала, что всё тем и кончится, - отвернулась она от него.

- Чем кончится? – тихо спросил Сергей.

- Ты пришёл сказать, что оставляешь меня, - не оборачиваясь и комкая в руках носовой платок, ответила madameУварова.

Ланский тронул её за плечо:

- Оленька, посмотри мне в глаза.

Ольга нехотя повернулась и подняла голову.

- Ну, говори же! Не томи! А знаешь, Серж, я тебя понимаю. Я ведь никто нынче. Нищая голодранка с сомнительной репутацией, - попыталась улыбнуться она дрожащими губами.

- Всё-то ты, Оленька, норовишь телегу впереди лошади поставить, - покачал головой Сергей. -  Я пришёл, чтобы просить тебя стать моей женой. Ну, вот я и сказал это, - взял её за руку Ланский и поднёс к губам тонкое запястье, целуя местечко, где билась тонкая жилка пульса. – Так что ты мне ответишь? – заглянул он ей в глаза.

- Я... Право, Серёжа, так неожиданно, - смутилась княгиня.

Ольга отвела глаза, сердце забилось в груди столь сильно и часто, что стало трудно дышать и в носу защипало от близких слёз.

- Ты плачешь? – удивился Ланский.

- То от счастья, Серёжа. Да! Конечно, да! Боже, я так люблю тебя, - поднялась с дивана Ольга и шагнула в раскрытые объятья. – Шептаться будут, я ведь стара для тебя, - вздохнула она, пряча лицо на его плече.

- Мне нет дела до того, что говорить станут, - отвечал Ланский, касаясь губами виска. – Я слишком сильно люблю тебя!

О том, что произошло в суде, Ланский узнал от Бахметьева, которого случайно встретил у парадного дома, где проживал Георгий Алексеевич. Заметив графа, выходящим из экипажа с гербами Уваровых, Сергей Алексеевич поначалу оскорбился. Отпустив извозчика, Ланский решительным шагом подошёл к Бахметьеву, намереваясь потребовать объяснений.

Вот тогда-то Георгий Алексеевич рассказал ему о том, что с Ольгой Михайловной он встретился в суде, и княгиня любезно предложила ему воспользоваться своим экипажем. Помолчав некоторое время, Бахметьев напрямую спросил о том, какие отношения связывают Сержа с княгиней. Ланский подобному вопросу удивился, но ответил откровенно. Зная о прошлом Ольги и Бахметьева, он не посчитал нужным скрывать своего истинного отношения к madame Уваровой, надеясь, что Жоржу не придёт в голову мысль возобновить былую нежную дружбу.

Георгий Алексеевич, печально улыбнувшись, поспешил заверить Ланского в том, что никаких видов на Ольгу Михайловну он не имеет, и его вопрос продиктован совершенно иными мотивами.

- Зная вас, как человека чести, я могу сказать вам о том, что Ольге Михайловне в самое ближайшее время придётся весьма несладко, - заметил он.

- Что же может угрожать княгине? – иронично осведомился Сергей.

Улыбка сползла с его лица, когда Бахметьев вновь заговорил, рассказывая совершенно невероятные вещи о том, что у Уварова, оказывается, имеется старшая дочь, и именно она является наследницей всего состояния, тогда, как Ольга никогда и не была законной супругой князя. Новость сия совершенно ошеломила Ланского.

- Вам решать, Сергей Алексеевич, как поступить, - закончил Георгий. – Позвольте откланяться.

Оставив Сержа стоять посреди мостовой в лёгком ступоре, Георгий поднялся в свои апартаменты. У самого было нехорошо на душе. И ежели сначала ему стало жаль Ольгу, то по дороге домой, когда она с таким нескрываемым любопытством поинтересовалась причиной его разрыва с Верой, стало вдруг невыносимо находиться рядом с ней. То же самое нездоровое любопытство он видел в глазах присяжных, судей, прокурора во время процесса. Ведь прокурор имел полное право остановить безобразный допрос, учиненный Вере адвокатом, но не сделал того. А всё, потому что он, как и любой человек, с жадностью внимал скандальным подробностям чьей-то личной жизни.

В светском обществе никогда не считалось зазорным злословить по поводу ближнего своего, и все разговоры обыкновенно вращались вокруг того, кто с кем заключил брак, кто у кого увёл жену или любовницу. Сколько раз он сам выслушивал подобные сплетни, но Боже, как же задевает всё то, когда сам становишься объектом слухов и домыслов! А каково нынче Вере приходится? Можно только догадываться, как она переживает.

Бахметьеву очень хотелось поговорить с ней, попытаться убедить, что только рядом с ним, ей ничего не угрожает. Но один ледяной взгляд, и его решимость испарилась. Невозможно не теряя лица постоянно добиваться внимания, когда тебя отвергают самым недвусмысленным образом.

Всякий раз, когда он думал о ней, в памяти всплывали слова: «Что тогда, что ныне, я ни единого дня не любила вас. Когда мы встретились с вами в поместье Уваровых, вы смотрели на меня, как на полное ничтожество, и мне показалось, что заставить вас потерять голову, станет справедливым возмездием». Стало быть, всё, что было между ними: жаркие страстные ночи, пылкие признания, щемящая нежность – всё это лишь возмездие ему за то, что когда-то посмел свысока взирать на скромную гувернантку.

Сердце упорно отказывалось верить тем жестоким злым словам, но разум всякий раз напоминал о том, что ни разу не навестила его, ни одного письма не написала. А случись так, что не выжил бы, то и на похороны наверняка бы не приехала.

На службе ввиду полученного ранения ему предоставили длительный отпуск, но он был не рад тому. Пребывая в вынужденной праздности и безделье, ему нечем было отвлечь себя от горестных размышлений. Возвращаться в Бахметьево желания не возникало, но и в Петербурге становилось тошно от косых взглядов и шепотков за спиной.

Он, безусловно, испытывал удовлетворение от того, что Пётр Родионович понесёт заслуженное наказание. Но, всё же, размышляя над тем, не мог понять, как возможно быть столь безжалостным человеком, как возможно было замыслить столь подлую интригу, которая разрушила жизнь ближайших родственников. Ведь его принимали в доме Уваровых, Елизавета Петровна так и вовсе собиралась отписать племяннику имение. Воистину алчность людская не знает границ!