Новая династия - Дмитрий Иванович Иловайский

был веселый и храбрый человек и показывал им свои раны, полученные на шведской службе, именно в Лейпцигском сражении 1631 года. У него было два трубача, которые на своих трубах довольно изрядно играли во время заздравной чаши. Перед отъездом послов боярин велел позвать жену и еще какую-то родственницу; обе были молодые, красивые и роскошно одетые женщины; а за ними вошла третья женщина отвратительной наружности (для усиления красоты первых, как полагает Олеарий). Каждая из них подносила чашу и, сама откушав немного, с поклонами просила выпить. В таких случаях дорогим или почетным гостям позволяется жену или родственницу поцеловать прямо в губы.

20 июля Голштинское посольство переплыло пограничную реку (Шведское отправилось вперед) и на берегу было встречено приставом (Сем. Андр. Крекшин), одетым в красный кафтан. Он снял шапку и прочел царский указ о принятии посольства и сопровождении его до Москвы; а конвойные стрельцы приветствовали послов залпом из своих ружей. Ладожским озером и рекою Невою они поплыли в Новгород. По соглашению с послами, пристав вместо съестных припасов стал выдавать им на продовольствие деньги по 2 руб. 5 коп. ежедневно; а они покупали припасы чрез своих людей, причем цена на них была назначаема приставом. Иноземцы удивлялись русской дешевизне: курица стоила 2 копейки, а за одну копейку получали 9 яиц. (Впрочем, копейка того времени равнялась шиллингу.) В городе Ладоге их более всего поразило множество детей от 4 до 7-летнего возраста; они толпами бегали за путешественниками и предлагали им купить малины; за одну копейку дали ее целую шляпу' Все дети, обоего пола, были одинаково одеты в длинных рубашках и с одинаково подстриженными волосами, с двумя локонами по сторонам, так что нельзя было отличить девочек от мальчиков. Когда посольство отплывало из Ладоги вверх по Волхову, более сотни детей толпилось вместе со взрослыми на крепостной стене и глазело на иноземцев. На берегу стоял монах; конвойные стрельцы подозвали его и приняли от него благословение. Вообще у русских в обычае подходить под благословение ко всякому встречающемуся по пути попу или монаху, а также молиться на церкви и на часовни, осеняя себя крестным знамением и произнося: «Господи, помилуй». В Ладоге посольство впервые ознакомилось с русской народной музыкой: во время обеда к нему подошли два человека с лютней и гудком; они начали играть и петь песни в честь своего великого государя и царя Михаила Феодоровича; а затем пустились плясать, выделывая при этом разные штуки. Вообще же у русских не так, как у немцев, мужчины и женщины пляшут отдельно; женщины машут пестрым платком вокруг головы и топчутся больше на одном месте.

Достигнув Волховских порогов, путешественники вышли на берег; а лодки их целая сотня людей канатами тащила сквозь пороги против течения. Путники остановились на ночлег у небольшого Никольского монастыря, в котором было только четыре монаха. Один из них принес послам на поклон редьку, огурцы, зеленый горох и две восковые свечи. Те отблагодарили его деньгами. Чтобы выразить свое удовольствие, он, вопреки обычаям, отпер для иноземцев церковь и облачился. Те с любопытством осматривали церковную иконопись. На паперти и на стенах были очень грубо и неискусно изображены чудеса св. Николая. Над дверями представлен был Страшный Суд; причем одно лицо оказалось в немецком платье. (Олеарий, очевидно, не знал, что в ту эпоху у нас на подобных изображениях немцы нередко включались в число лиц, ниспосылаемых в ад.) Монах показал Библию на славянском языке и Евангелие; он прочел первую главу от Иоанна; причем каплей воска заметил то место, до которого дочитал. Но пришли стрельцы и заворчали на монаха; поэтому далее внутрь церкви он не успел ввести иноземцев; последние подарили ему еще талер, за что он поклонился до земли.

Во всю дорогу от Ревеля до Москвы, по причине почти непрерывающихся лесов и болотистых мест, путешественники сильно страдали от комаров, оводов и мух, которые не давали им покою ни днем, ни ночью. Единственным спасением от них служили палатки из сетчатой ткани, а крестьяне и извозчики искали защиты у зажженных костров.

В Великом Новгороде посольство прожило четыре дня. А во второе свое путешествие оно пробыло здесь пять дней. К сожалению, Олеарий не дает нам никаких подробностей об этом пребывании и очень скуп на описание сего знаменитого города. Говорит только о его прежней обширной торговле и производстве лучшей в России юфти; замечает, что прежде город был обширнее, судя по некоторым развалинам, что он красуется множеством церквей, монастырей и башен, и что его укрепления построены из еловых бревен. Затем передает рассказы о погроме Ивана Грозного, легенды об идоле Перуна и св. Антонии Римлянине. Воевода Новгородский (которым тогда был князь Ив. Мих. Катырев-Ростовский) дарил послам от себя напитки и кушанья; они же отдарили его серебряным вызолоченным кубком; а во второй свой приезд (когда воеводой был князь Петр Александр. Репнин) — целой немецкой каретой.

В первое путешествие по дороге к Москве посольство встречало и немецких солдат, которые после неудачного Смоленского похода были отпущены из царской службы и небольшими отрядами направлялись к Балтийским портам. Свой обратный путь эти грубые наемники сопровождали грабежами и насилиями, так что иногда крестьяне, заслышав об их приближении, покидали свои селения и уходили в леса с семьями и со скотом. 4 августа в ямском селе Зимогорье (близ Валдая), при перемене лошадей, послы встретили полковника Фукса, а потом в (Вышнем) Волочке полковника Карла с несколькими офицерами, тоже возвращавшимися из Москвы на родину. О наиболее известном полковнике Лесли Олеарий сообщает, что по окончании войны он получил от Михаила Феодоровича большие денежные награды и также уехал из Московии. Но впоследствии, уже при новом царе, Лесли воротился в Москву, снова поступил на царскую службу, получил прекрасное именье на берегу Волги и, чтобы не лишиться его, вместе с женою и детьми принял православие.

14 августа посольство имело торжественный въезд в столицу; причем его члены, свита и обоз следовали друг за другом в известном порядке. Навстречу им один за другим посылались гонцы с приказаниями приставу то ускорять, то замедлять шествие, чтобы согласовать последовательное и своевременное прибытие разных частей процессии. За несколько верст от города появилось более 4000 конницы в богатых одеждах и на прекрасных лошадях; она стала в строй, чрез который направлено было шествие. Далее к посольству выехали два новые пристава в золотных кафтанах и высоких собольих шапках на белых конях, у которых вместо повода висели большие серебряные цепи; широкие кольца этих цепей при всяком движении